Дом Для Демиурга. Том первый - Татьяна Апраксина

— Ты… — голос тоже едва ли мог принадлежать юной девушке. Гулкий, звучный… наверное, его слышали все, кто был в доме. — Ты. Преступивший закон. Насильник. Я проклинаю тебя…

Принц пытался выговорить хоть слово, но губы не слушались его. Он слушал слова проклятия, и в горле теснился тугой ком, мешавший издать хотя бы звук. Ролан еще почти ничего не понимал, только слушал, как, слово за словом, произносится проклятье.

Насильник?

Он?

— …и всех причастных. И да будет так!

Свет померк, тело обмякло, рухнув на постель, и только тогда Ролан смог закричать:

— Я не виновен!.. Это не я! Не я!

Было безнадежно поздно что-то говорить, объяснять, кричать. Его никто не слышал. Свечи погасли, задутые невидимым ветром. Остались лишь багровые лучи из-за ставен, запах крови, темнота и безнадежное отчаяние.

Воззвать к Сотворившим — право всякого, но лишь у немногих хватает отчаяния и силы духа, чтобы воспользоваться им. Цена проклятию жизнь, но его не смоет ни кровь, ни покаяние. А насилие — грех, непростительный грех, и Мать Оамна карает тех, кто осмелился преступить ее запрет.

Или тех, кто слишком похож на истинного виновника.

Маршал никогда не путал принцев, хотя в синих мундирах пехотных лейтенантов они были неразличимы. Одинаковые прически, светло-золотые волосы, лица с чуть вздернутыми, в мать, носами, но младший всегда глядел волчонком, задирал подбородок и вел себя так, словно Меррес был должен ему сотню золотых. Старший был воспитан куда лучше, к тому же и соображал быстрее, на советах не смотрел в рот старшим, а думал своей головой.

Нынче же утром, спускаясь в столовую, маршал Меррес не понял, с кем встретился на лестнице. Для Эниала мальчишка был слишком бледен, а для обычно наглого Ролана слишком тих и растерян, словно повстречался с парой призраков.

— Доброе утро, ваше высочество, — поздоровался маршал, но парень не ответил. Должно быть, перепил накануне, что ж, дело понятное…

Все же это был Ролан, потому что тот, что сидел за столом, с уже подсохшими царапинами на лице, был Эниалом. Этот тоже маялся похмельем, сутулился и то и дело растирал виски. Костяшки пальцев были сбиты. Маршал хмыкнул. Должно быть, вчерашний подарочек оказался слишком прытким для такого юнца. Ничего, пусть парень привыкает…

— Как прошла ночь? — осведомился через стол Меррес. — Принц дово…

— Это были вы? — об стол грохнула тяжелая глиняная кружка, волчонок поднялся с места. — Вы?

Маршал опешил. Что — он? Чего хочет от него наглый мальчишка? Меррес с недоумением посмотрел на одного брата, на другого. Ролан пялился на маршала так, словно увидел очередной призрак. Эниал съежился на стуле, глядя в стол, и молчал, не поднимая глаз. Да что случилось-то?

Офицеры в растерянности уставились на всех троих, изумленно переглядываясь. Фабье тоже поднялся с места. Ну как же, где его высочество, там и полковник Фабье…

Младший принц не сводил с маршала глаз, и под этим взглядом Меррес чувствовал себя как-то… неуютно. Чего хочет его высочество Ролан? Попенять маршалу, что не ему, а брату досталась тамерская девчонка? Так сам виноват: нечего драть нос и считать себя самым умным.

— Вы подлец, Меррес. Подлец! — Голос мальчишки в тишине прозвучал слишком громко.

— Лейтенант Сеорн! — рявкнул Оген. — Вы забываетесь!

— В чем дело, Ролан? — спросил удивленный Фабье.

— Наверное, его высочество вчера выпил лишку, — пожал плечами маршал. Не связываться же с парнем, еще не достигшим полного совершеннолетия, хоть он и носит лейтенантский мундир. — Полковник Фабье, выведите его умыться, а потом заприте в угловой комнате. Три дня ареста.

Пожалуй, стоит рассказать королю о том, как ведет себя его младший сын. Еще не хватало — выслушивать оскорбления от наглого щенка, да к тому же перед подчиненными! Посидит под арестом — начнет соображать. А если не начнет, пусть выкатывается из ставки в столицу и сам объясняется с отцом.

— Что это нашло на вашего брата? — спросил Меррес, когда Фабье вывел младшего из столовой.

— Не знаю, — промямлил Эниал.

Маршал удивился. Девку не поделили, что ли? В семнадцать можно поссориться и из-за меньшей ерунды, но при чем тут он, Меррес? Впрочем, чего еще ждать от принца Ролана…

Эниал врал: он прекрасно знал, отчего брат не в себе, но не понимал, почему тот вызверился на маршала Мерреса. На рассвете Эниал проснулся с дикой болью в голове, хотел кликнуть кого-то из рабов, чтобы принесли еще вина или хотя бы воды — кувшин у изголовья был пуст. Потом принц испугался, что рабы увидят ее, и вышел из комнаты, чтобы спуститься на первый этаж. Пока он шарил по пустой темной кухне, пока нашел ведро с водой и недопитый кувшин вина, пока выхлебал вино, запивая холодной водой, прошло немало времени.

На пороге своей комнаты он натолкнулся на брата. В коридоре отчего-то было темно, темно и внутри, только из-за ставен пробивались алые рассветные лучи. Фигуру в багровом ореоле он узнал не сразу. Сначала едва не вскрикнул от страха: незнакомец с растрепанными волосами держал в руке кинжал. На лезвии играли красные блики.

— Ролан? — изумленно воскликнул он.

— Что это там? — брат свободной рукой указал себе за спину.

Эниал открыл рот, но сказать ничего не смог. Он, по правде говоря, не очень хорошо помнил случившееся. Девчонка то умоляла не трогать ее, то кусалась и царапалась. Она была не слишком сильной, но, когда расцарапала принцу лицо, он разозлился. Кажется, сильно. Ударил… может быть, несколько раз. Может быть, повалил на пол и пинал ногами. Вспоминалось все это с трудом. Она сама была виновата — что же, он, собранский принц, хуже ее жирного хозяина, которого уже закопали?

Наверное, он перестарался. Все-таки нехорошо бить женщин, но если они себя ведут как взбесившиеся кошки…

— Что ты сделал, брат? — такого голоса у Ролана принц не слышал никогда. — Что ты сделал?

— Я… я просто…

Ролан оттолкнул его, резко и сильно. Принц ударился плечом о косяк, не устоял на ногах и сполз на пол. В голове звенел набат, вино, смешанное с ледяной водой, просилось наружу. Эниал с трудом поднялся на ноги, подошел к кровати, посмотрел на девчонку. Она не шевелилась, и, кажется, не дышала. Принц осторожно коснулся пальцем руки, потом тряханул ее за плечо. Да уж, брат выразился верно — это было именно "что". Труп.

Отчего она умерла? Он же не так сильно бил ее, и еще недавно, когда уходил, она была жива, дышала и даже не слишком стонала…

Ролан никогда не поднимал на него руку, даже в шутку. Как теперь мириться с братом? А если он расскажет отцу? Страшно даже подумать, что тот скажет, как накажет Эниала…