Обзор Ветхого завета - Уильям Ла Сор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(9) Ономастика, каталоги или энциклопедии, содержащие упорядоченные списки явлений природы, которые могут представлять частичный литературный источник речей из бури.[1176] Списки названий звезд, созвездий, типов осадков и других данных составлялись как в Египте, так и в Израиле как средство обучения учеников пониманию окружающей действительности. Такие списки могли оказать влияние и на другие места Библии (см. Пс.148, который приводит целый ряд природных реалий и призывает их восславить Яхве). Соломон мог использовать такую ономастику для упорядочения своих обширных знаний о творениях Божиих, которыми так восхищался его биограф (3 Цар.4.33).[1177] Вопросительная форма, преобладающая в Иов.38, также имеет египетские параллели в Папирусе Анасти 1, датированном тринадцатым веком, в нем писец Хори обрушивает шквал вопросов на другого писца, Аменемопа, которого считает невеждой.[1178] Таким образом, вполне вероятно, что Иов.38 основана на более ранней форме, возможно, впервые освоенной в Египте, где такие списки составлялись в виде вопросов и использовались либо для споров, либо для наставлений.[1179] Эти формальные параллели, конечно, не объясняют всей мощи речей из бури. Величественные вопросы о творении (ст.4-11) не имеют египетских аналогов.
(10) Заслуживает упоминания ряд характерных форм поучения: (а) Формула 'asre ("блаженны", «счастливы»; ср. Пс. 1.1) указывает образ жизни, который приводит к счастью (5.17–27). (б) Числовая притча (сочетающаяся здесь с изречением 'asre, 5.19–22) освещает ряд угроз, от которых Бог избавит блаженного человека, которого Он вразумляет (рисунок "х, х+1" см. в Притч.30). (в) Утверждение завершается итоговой оценкой, в которой подчеркивается его значение (8.13;18.21; 20.29):
"Так и вы теперь ничто; увидели страшное, и испугались" (6.21).[1180] (г) Саркастическое преувеличение (6.7; 11.12; 12.2; 15.7; 26.2–4) часто использовалось в состязаниях (напр., Голиафом, 1 Цар. 17.43; Иоасом, 4 Цар.14.9). (д) Пародия близкая к сарказму, на что указывает использование Иовом Пс. 8.5:
"Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, Посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его?" (7.17–18).
(е) Пожелание (6.2–4, 8-10; 11.5; 13.5; 19.23–24; 23.3; 29.2–6) было особенно эффективно как в жалобах, так и в спорах, выражая сильное желание изменить либо обстоятельства (напр., 6.2–4), либо ответ оппонента (напр., 13.5).[1181]
(11) В третьем цикле (22.5-11) Елифаз применяет по отношению к Иову пророческую речь осуждение:
Формулировка обвинения (ст.5–9).
Типичный переход к осуждению: За то… (ст. 10).
Собственно осуждение или его угроза (ст. 10–11).
ГЛАВА 44. ЕККЛЕСИАСТ
НАЗВАНИЕ"ЕККЛЕСИАСТ" — греческий перевод евр. qohelet ("тот, кто созывает собрание", предположительно, чтобы проповедовать).[1182] Поэтому «проповедник» — вполне точный перевод еврейского и греческого слов, хотя «Когелет» вряд ли отвечает христианскому пониманию этого слова, поскольку его тексты основаны больше на его наблюдениях, чем на законе и пророках.
МЕСТО В КАНОНЕНекоторые еврейские традиции помещают Кн. Екклесиаста среди пяти свитков (Мегилота), используемых во время официальных праздников, приписывая его празднику Кущей. Такая практика подтверждается документами одиннадцатого века от Р.Х.
Другие еврейские деления связывают Кн. Екклесиаста с Притчами и Песней Соломона, как это сделано в LXX и сохранено в Вульгате и современных переводах (в т. ч. русском). Причины ясны: это подразумеваемые указания на Соломона в 1.1, 12, 16 и очевидная связь с другими учительными текстами, связанными с именем Соломона.[1183] Эта группа помещена после Псалтири, поскольку считалось, что писания, связанные с Соломоном, должны следовать за писаниями, автором которых называли его отца Давида.
Связь с Соломоном, очевидно, способствовала включению этой Книги в Писание, однако этот процесс не был лишен трудностей. Раввины и раннехристианские мудрецы осознавали как кажущиеся противоречия Книги, так и ее гуманистический, почти скептический взгляд. Положительная оценка Гиллела (ок. 15 г. до Р.Х.) восторжествовала над отрицательным взглядом Шаммая, и Книгу сохранили в каноне. Сомнения относительно ее богодухновенности и авторитета существовали у христиан, по крайней мере, до времени великого экзегета антиохийской школы Феодора Мопсуестского (ок.400 г. от Р.Х.), который ставил под вопрос право Кн. Екклесиаста находиться среди священных книг.
АВТОР И ДАТАНесмотря на почти единодушное мнение раввинов, протестантские ученые со времен Лютера склонялись к тому, чтобы датировать Кн. Екклесиаста значительно позднее Соломона. Взгляд раввинов основан на их дословном толковании 1.1 и их стремлении связывать имя Соломона со всей учительной литературой, поскольку он рассматривался как мастер поучения, точно так, как его отец ассоциировался с Псалтирью как мастер псалмопения.
Существуют разнообразные свидетельства в пользу даты значительно позднее десятого века. Имя Соломона не упоминается в тексте, где встречаются лишь туманные намеки ("…сына Давидова, царя в Иерусалиме", 1.1; "…царем над Израилем в Иерусалиме", ст. 12; "…больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом", ст. 16; ср.2.9). Даже эти скрытые ссылки исчезают после гл.2, а некоторые последующие высказывания мало подходят для уст царя (напр., 4.13; 7.19; 8.2–4; 9.14–15; 10.4–7). Кроме того, многое из того, что говорит Екклесиаст, предполагает высокоразвитое учительство, отраженное в Притчах, которое в Израиле началось в царствование Соломона, однако достигло своего расцвета лишь после Езекии (седьмой век). Серьезное рассмотрение здесь вопросов веры и ценностей древнего Израиля указывает на время, когда пророчество достигло своей вершины, а живая надежда на Божественное присутствие и силу иссякла. Наконец, словарный состав и структура предложений характерны для периода после пленения и похожи на стиль Мишны более любой другой ветхозаветной Книги.[1184]
Соломонов водоем (к югу от Вифлеема) "для орошения из них рощей произращающих деревья "(Еккл.2.6).
В течение более века этот лингвистический довод был наиболее неоспоримым доказательством датировки Кн. Екклесиаста между 400 и 200 гг.[1185] Дата после 200 г. исключается как ссылками на Екклесиаста в Кн. Иисуса, сына Сирахова (ок. 180 г.), так и наличием отрывков Кн. Когелета среди кумранских свитков.[1186]
Попытки подкрепить эту датировку параллелями с греческой философией оказались бесплодными. Несмотря на поверхностное сходство с Аристотелем, Феогоном, эпикурейцами и стоиками, Когелет был семитским мудрецом, а не греческим философом, и его настроение и подход отражает совершенно иной мир. Несколько более действительно сходство с мыслями и стилем египетских учительных писаний, особенно с более пессимистическими работами — такими, как Песнь Арфиста.[1187] Это не означает, что Екклесиаст сознательно заимствовал материал из иностранных источников. Напротив, он следовал древнему обычаю авторов поучений, которые ставили под сомнение выводы своих коллег. В связи с тем, что и он, и они были израильтянами, воспитанными на своеобразной вере и культуре Израиля, Книга уникальна, и ее не следует рассматривать как литературный отпрыск египетских или месопотамских родителей.
Гораздо проще сказать, что царь Соломон Книгу Екклесиаста не писал, чем сказать, кто же ее написал. С уверенностью можно утверждать, что автор был мудрецом, который хотел поставить под вопрос мнения и ценности других мудрецов. Однако неизвестно, кем он был и где он жил. Предположения о том, что он был финикийским или александрийским евреем, не получили широкого признания,[1188] а указания Екклесиаста на Иерусалим как на центр политической и экономической жизни следует понимать дословно.
Если Соломон не был настоящим автором, то почему же Екклесиаст связывает себя с великим царем? Наиболее простая причина этого — желание достичь литературного эффекта. Слова почитаемого главы израильского учительства имели бы вес у мудрецов, чьи взгляды Екклесиаст хотел исправить. Кроме того, Соломон сам мог служить примером той жизни, которой автор стремился дать оценку. Мудрость, удовольствия, богатство, влияние, достижения были признаками, восхваляемыми мудрецами. Автор не мог привести лучшей иллюстрации своих взглядов, чем история Соломона.[1189]
Автор не выдает себя за Соломона, чтобы обмануть своих слушателей. Его литературный замысел прост. Он не упоминает о Соломоне и делает скрытые намеки только в первых двух главах. Его тактика — привлечь внимание читателя и использовать обстоятельства жизни Соломона для ироничного исследования слабостей учения его коллег-мудрецов; затем он отбрасывает в сторону одеяние Соломона и открыто приводит свои собственные доводы. Он эффектно использует имя мастера поучений, чтобы осудить мысли тех, кто претендовал на то, чтобы быть его истинными последователями.