Devil ex machina - Марьяна Куприянова

– Нет… остановись, – Ян грубо перехватил ее руку, отодвинулся и зажмурился с болью на лице, глубоко и шумно задышал. – Что-то не так. Я чувствую это. Что-то неправильно.

– Все правильно, Ян, нам давно надо было…

– Нет! Ты не понимаешь? Черт возьми, все пахнет тобой так сильно, что я… Я едва… сдерживаюсь, чтобы…

– Не сдерживайся.

Фаина прильнула к нему всем телом, повалила на спину. Она была взведена до предела, он тоже. Но почему он остановился? Ведь все шло прекрасно.

– Ян, дай мне расстегнуть ее.

– Нет. Не могу…

– Я жажду ощутить его внутри. Насаживаться на него, пока мы оба не кончим…

– Ты сводишь меня с ума! Это просто невыносимо… – слова все еще протестовали, но интонации уже выдавали слабость.

Фаина опустилась ниже и расстегнула молнию, не встретив особого сопротивления, лишь слабые попытки прекратить это. Через образовавшееся отверстие она с трудом вытащила наружу опухший, твердый стояк, покрытый венами. Ян откинулся на подушку, всхлипнув, когда Фаина коснулась его губами. Ему показалось, что сейчас он потеряет сознание, хоть это было весьма маловероятно в его положении. Ян выгнулся и закрыл глаза, прерывая стоны просьбами остановиться, но Фаина не останавливалась, наоборот, все более входила во вкус.

Титанических усилий стоило ему прервать столь бурную прелюдию, когда все уже было готово, намокло и опухло от предвкушения. Отстранившись от девушки, он стал нести нескладный бред о том, что он не может этого допустить, что это навредит Фаине, что она может умереть и все в этом же духе. Фаина не сдавалась. Она совершила несколько попыток стянуть с него брюки или хотя бы сесть сверху, но тщетно. Она готова была умолять о том, чтобы он вошел в нее и закончил начатое. Ян оставался непреклонен.

– Что-то не так. Я не должен делать это с тобой. Хочу. Но не могу. Это сильно навредит тебе. Я не могу, не могу. Я больше не причиню тебе боль. Забудь об этом.

– Мне плевать. Я хочу только секса. Я не буду жаловаться, что ты бросил меня. Мне не нужны отношения. Пожалуйста, сделай это. Сделай. Я сама этого хочу.

– Ты, видимо, ничего не поняла до сих пор! Ты не представляешь, о чем просишь! – разозлился он и грубо оттолкнул ее.

– Ты спал с кучей девушек в общаге, все они живы!

– Не сравнивай СЕБЯ с ними. Ты совсем другое. С тобой что-то не так. С тобой все идет иначе. Я больше не должен причинять тебе вред. Это неправильно. Я не могу. Прости.

– Простить? Ты просишь у меня прощения?!

Фаина ужасно разозлилась на него. Нет, она не чувствовала стыда от того, что пришла с четким желанием отдаться ему, а соблазнение не удалось. Она видела и ощущала, что он хочет ее так же сильно, как она его, но гораздо сильнее, чем животная похоть, были его опасения, неизвестно чем мотивированные. Не хочет ей навредить? Не хочет делать то, чем так активно занимался последние месяцы?! Откровенный бред. Ян чего-то недоговаривает, чего-то очень важного.

– Да, я прошу у тебя прощения.

– За твое вранье? За неадекватное поведение? – злилась она, отстранившись от него, не стесняясь наготы.

– Поверь, я тоже хочу этого, и очень давно.

– Так в чем проблема?

– Я не могу понять… Просто чувствую, что тебе станет хуже. А я больше не должен тебе вредить. Я все обдумал. Я… не трону тебя. Я скоро уйду.

– Я тебя не-на-ви-жу, – четко проговорила Фаина, и Яну показалось, что она вот-вот заплачет, но он ошибался: это от гнева ее трясло. Он подался к ней, чтобы обнять и успокоить, но девушка с размаху ударила его ногой в грудь и опрокинула на спину. Она ведь весит раза в два меньше него, что за невероятная мощь! Да кто же она такая?..

В ярости Фаина спрыгнула с кровати, подняла свое платье и ушла из комнаты, демонстративно не надев его. Чтобы до самого последнего момента, пока дверь не закроется за нею, Ян видел, от чего отказывается. Ей пришлось долго приходить в себя после этого урагана. Тело не унималось, заново возбуждаясь от навязчивых воспоминаний о великолепном теле Яна, до которого она дорвалась сегодня. Пришлось прибегнуть к мастурбации, чтобы обмануть организм. Но мозг обмануть не удавалось.

Фаина встала перед зеркалом в своей комнате и долго рассматривала красные пятна и следы от зубов, оставленные на ней «паинькой» соседом. Больше всего злило то, что ей снова не удалось осуществить четко спланированное событие, хотя все карты были на руках. Все опять пошло не так, как хотелось ей, а так, как виделось верным Яну. Почему она не может сделать совершенно ничего, что противоречит его воле? Даже когда приходит дать ему то, чего он давно жаждал. Подумать только! Он отказался! Хотел, но отказался. Трудно было себе представить подобный исход.

Не хочет вредить ей с этого момента, скоро уйдет… Что это должно значить? Неужели теперь он оставит ее в покое, отпустит с миром!? Нервный смех разбирал ее от таких предположений. Ян исчезнет. Все забудут о нем. Конечно, кроме нее. Конечно.

Ян не должен исчезнуть. Это будет самой большой катастрофой. Она больше не сможет без него. Как представить себе жизнь, в которой больше не будет ЯНА? Невыносимая мысль. Она сильнее, чем все скопившиеся обиды и злость. Фаина ринулась обратно в 405-ую, чтобы обнять его и сообщить, что он не смеет оставить ее одну, только не сейчас, но внутри уже никого не было. Тогда она села на пол и зарыдала так горько, что никто не решался выйти из своих комнат, чтобы успокоить ее.

Глава 36, в которой к Фаине приходят с исповедью

«Все это не было уже моим, не могло пустить меня в свою безоблачность и тишину. На моих ногах была грязь, которую нельзя было удалить, вытерев их о коврик, я принес с собой тени, о которых этот родной мир и не ведал. Сколько бывало у меня тайн, сколько страхов, но все это было игрой и шуткой по сравнению с тем, что я принес с собой в эти покои сегодня».

Герман Гессе – «Демиан».

Трудно было не натворить глупостей в том взвинченном состоянии, в которое Фаина ввела его своим ошеломляющим визитом: он легко мог сделать то, чего обещал себе не делать с нею, за что проклинал бы себя впоследствии. Пришлось усмирить ревущее нутро, чтобы найти в себе силы остановить Фаину. Хотя на самом деле все, чего он желал тогда – это не останавливать ни ее, ни себя.

Теперь его очередь сбегать, не