Прошедшие войны - Канта Ибрагимов

Арачаев быстро уловил возможности управляющего, часто вместе с ним ездил в область и стал пробивать много интересных и выгодных решений. Так, в начале 1947 года выросла новая контора водхоза, а вместе с ней и поселок для спецпереселенцев: русских и чеченцев. При этом у самого Саренбаева и еще у нескольких казахов — ответственных людей в районе, появились новые кирпичные дома, дачи.

Казалось, что жизнь Арачаева нормализовалась, как вдруг пришло сообщение, что его сына Дакани перевели во взрослую колонию в Челябинскую область, и там, в первый же день, он устроил поножовщину. После этого ему добавили срок заключения и перебросили еще дальше на север, в далекую Воркуту. Переживал Цанка страшно, не находил себе места. И неожиданно появились новые неприятности: его друга Евдокимова перевели на Дальний Восток. В районе полностью поменялась власть. Роль военных уменьшилась, вновь командовать стали партработники и милиция. Новое руководство района решило, что спецпереселенец-чеченец не имеет права быть в руководстве стратегически важного объекта, и Арачаева сняли с должности, но, учитывая прежние заслуги и тому подобное, поставили начальником отдела снабжения. Через месяц сняли Саренбаева и назначили управляющим водхоза Хасанбаева. Последний выгнал с работу всех спецпереселенцев: и русских и чеченцев. А после этого потребовал, чтобы все спецпереселенцы освободили служебные квартиры и дома водхоза. Это было ужасное условие. Никто не хотел покидать обжитое жилище, тем более, что другого и не было. К Арачаеву в квартиру два раза врывалась милиция. Однако Цанка как мог сопротивлялся: достал письма из комитета ветеранов-инвалидов войны, действовал через профсоюз и суд. Ничего не помогало, дали последний срок — 1 июня 1948 года освободить всю жилплощадь водхоза, занятую спецпереселенцами. А дней за десять до этого вдруг случилось неожиданное ЧП для всего района: в пустыне обнаружили служебную машину Хасанбаева, а водителя и самого управляющего не было. Их так и не нашли. Во всем обвинили чеченцев. Больше всех затаскали Арачаева, но доказать ничего не смогли — и потихоньку все улеглось.

После этого в водхозе назначили нового начальника — тоже казаха, бывшего помощника Саренбаева, он не стал поднимать жилищный вопрос, и более того, восстановил в должности Волошина, а Арачаеву дал самую вольготную должность — инженер по технике безопасности.

…Осенью 1948 года пришло письмо от сына, в котором Дакани сообщал, что ему предложили вместо заключения в тюрьме служить в армии пять лет и он выбрал это предложение. Еще через месяц пришло новое письмо, в нем сын писал, что служит в Хабаровском крае и все у него хорошо. Писал он из армии регулярно, и вдруг письма перестали приходить. Заволновался Цанка не на шутку. Два-три раза в неделю писал письма, посылал телеграммы — ответа не было. А в июне 1949 года вызвали Цанка в военкомат, где сообщили страшную весть — его сын Арачаев Дакани погиб, выполняя поручение Советского правительства, вручили справку о смерти. Позже отец узнал, что погиб его сын в Северной Корее.

Не вынес этого Цанка, сдало его сердце, а после и слабые легкие дали о себе знать. Слег Арачаев, не мог вставать. Может, так бы и умер, но помогли земляки — ухаживали за больным по очереди, не отходили от него ни днем, ни ночью. А Волошин дважды ездил в Кзыл-Орду за лекарствами, потом из Алма-Аты по почте его жена выслала очень редкие медикаменты… Ничего не помогало. В сентябре у Арачаева обнаружили туберкулез. После этого положили в районную больницу. Ситуация не улучшалась, и тогда вновь при помощи Волошина Арачаева перевели к отдельный бокс санчасти водхоза, где за ним стала персонально следить опытный врач из спецпереселенцев Клавдия Прокофьевна Тимошенко.

В апреле 1950 года Цанка вышел из санчасти, а в июне, ровно через год после гибели сына, приступил к работе, и в это же время ему в голову пришла бредовая идея — поехать на Родину, на Кавказ, в родное Дуц-Хоте. Он решил, что перед смертью должен выполнить завещание матери — поставить могильные памятники на родном кладбище-газавата ей и всем остальным покинувшим этот свет Арачаевым… А после этого всё… Жизнь — опостылела…

Мысль о поездке на Родину все больше и больше стала довлеть над сознанием Арачаева, потихоньку, незаметно изменила его существование, стала возвращать к жизни. Эта навязчивая идея и днем и ночью стала его преследовать. У знакомой учительницы он достал контурные карты СССР и стал вырабатывать оптимальный вариант маршрута. По ночам, вновь и вновь изучая карту, он почему-то все чаще и чаще вспоминал каморку Бушмана, где они когда-то разрабатывали план побега из заключения. И сейчас, спустя десятилетия, он почему-то посчитал, что то время было значительно лучше этого. Оказывается, на Колыме он был счастлив, он был жив и хотел жить. В то время у него была живая мать, жена, дети, родственники, а сейчас он одинок. Тогда он страдал один, и у него была возможность вернуться на Родину, хотя бы отсидев срок, а теперь возвращаться было некуда, а главное не к кому… Он остался один!

Была только одна надежда, что где-то живой средний сын — Гелани, но в это верилось с трудом, хотя Цанка не терял надежды и вновь и вновь рассылал письма по всем инстанциям страны. Иногда ему казалось, что Гелани ждет его на том же месте, где его потеряли, — на железнодорожном вокзале в Грозном. Эта мысль до того въелась в его изнеможенное сознание, что он стал видеть во сне, как его сын стоит посредине металлических рельсов, слезно плачет, кричит, зовет его, а сзади на огромной скорости, рыча, выпуская пары, с яростным перезвоном летит страшный поезд. И вот-вот он налетит на маленького, беззащитного сына. А маленький Гелани беспомощно задрал вверх ручки и, чувствуя свою беспомощность и слабость, зовет отца, просит его прийти к нему, помочь в надвигающемся ужасе, избавить его от страдания и страха. А глаза ребенка такие жалостливые, молящие и в то же время упрекающие. И пытается бежать Цанка на помощь сыну, кричит, рвется навстречу, в ярости задыхается но тяжело ему — ноги непослушны, предательски медлительны, слабы и не успевает он, нет, не успевает… О, ужас!.. Он вскакивает в холодном поту, не может понять, где он и что с ним. Еще долго сидит в постели, в нервном трепете бьет его лихорадка, надрываясь, стучит в ушах пульс, и в это время за окном действительно проходит скорый поезд, дает приветственный гудок… Бедный Гелани! Жив ли сынок? За что такие страдания? За что?.. Почему меня не унесло с Бушманом на Колыме? Почему? Думал Цанка, что ему одному повезло, а оказывается ему одному выпали все эти наказания… А в боях под Москвой? Ведь смерть была неминуема, в упор стреляли самолеты, танки, автоматы, пистолеты. Мало этого — в землю вдавливали гусеницами. Потом еще ходили фашисты по полю, добивали всех, и раненых и даже уже мертвых, а его одного, ну еще двоих, видимо таких же несчастных, оставили в живых. Для чего? Зачем? Специально… Чтобы мучительно было, чтобы казалась счастьем смерть на поле боя… Как меняется жизнь! Как она изменчива и многогранна! То, что казалось благом и счастьем, вдруг становится кошмаром и обузой. Как все странно в мире. Ведь недаром Бог создал Землю круглой, и все круглое — все от звезд на небе, от Солнца и Лены — до дождевых капель и молекул. И все куда-то катится, не стоит на месте, и неизбежно — кто сегодня наверху, тот должен со временем очутиться внизу… Как найти эту срединную ось качения, как остановить этот мчащийся во времени шар… Почему на него не действует сила трения, почему она его не остановит. Ведь нет вечного двигателя, а энергия все равно теряет работоспособность со временем, ведь энтропия среды неизбежна… А ответ оказывается очень прост — оказывается всегда есть те, кто снизу лезет вверх, а те, кто наверху, расслабляются и летят вниз… Что это? Диалектика, естественный отбор, или борьба за существование… Нет. Это вечное столкновение добра и зла… Это жизнь… И не вечно добро — добро, а зло — зло. Со временем они перерастают друг в друга… И происходит перестановка, переосмысление, перемена эпох и жизненных циклов… А человек?.. А человек велик только в своем сознании! Не и более того. И за жизнь свою человек не раз узнает, что он самое слабое, самое беззащитное и самое неприспособленное создание… А его величина, и его творения не более чем самообман и отторжение от реальности… Жизнь на земле — ты сурова и бездушна!

…Вскоре авантюрная идея похода на Родину полностью овладела всем существованием Арачаева. Он перестал сомневаться или обдумывать — идти или нет. Решение было принято окончательно, и доводов в его пользу было очень много. Теперь, после гибели Дакани, все мысли устремились в сторону среднего сына — Гелани. Цанка верил, что он жив и что он должен быть где-то в районе грозненского вокзала. Это обстоятельство стало на первый план, оттеснив назад могильные памятники. "Вначале будем думать о живых, а потом об ушедших" — оправдывал себя он. На третьем месте была ностальгия, желание увидеть родные места, побывать там, испить воды из родника, подышать горным воздухом. И наконец, был еще один довод — четвертый. Об этом он боялся сознаваться даже себе и боялся поставить его на второе, а может временами и на первое место. Это было припрятанное в курятнике золото… Золото Бушмана.