Солги обо мне - Айя Субботина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В мессенджерах сообщения от приятельниц, просто знакомых и даже одноклассников с однокурсницами, с которыми не общались уже тысячу лет. Удивительно, откуда только не всплывают люди, когда в твоей жизни случается или большой выигрыш, или полное фиаско. Отвечаю только паре человек, да и то сухо. С остальными нет никаких моральных сил заводить даже короткий диалог.
Еще раз пересматриваю входящие сообщения.
Не хочу себе в этом признаваться, но я все равно жду его сообщения.
С того самого дня, как он вдруг стал писать в день по чайной ложке и на какие-то отвлеченно-официальные темы, я окончательно потеряла смысл нашего общения. Писать друг другу «доброе утро» и «спокойной ночи»? Иногда наша переписка за день содержала только эти две фразы. Но мы все равно зачем-то продолжали держаться хотя бы за эту связь.
Меркурий ничего не знает о моем провале.
За день до моего выступления написал, что собирается в свой «тренировочный лагерь» и что на связь сможет выходить очень редко. И с тех пор, даже спустя пару недель, написал всего два сообщения. Абсолютно одинаковых сообщения: «Я в порядке».
Я снова и снова прокручиваю в голове его «профессию», пытаясь даже не допускать мысли о том, что с ним может что-то случиться. Что с ним УЖЕ могло что-то произойти, потому что последнее сообщение он написал шесть дней назад, и с тех пор все мои двадцать три в ответ так и висят без доставки.
— Поешь.
Олег появляется так внезапно, что я даже не успеваю отложить телефон. Внутри все холодеет, когда замечаю его заинтересованный взгляд. Он как будто всегда безошибочно находит возможность застать меня врасплох. Но, на удивление, ничего не говорит. Просто ставит на стол поднос с закусками, намазывает маслом ломтик хрустящего белого хлеба, кладет сверху полную ложку икры и протягивает мне.
— Я не…
— Ешь, - приказывает Олег. - Я не хочу прослыть плохим мужем, который морит жену голодом.
Откусываю самый край. Еще теплая выпечка приятно хрустит на зубах, сливочный вкус масла идеально дополняет соленый вкус деликатеса. Но я все равно вряд ли наслаждаюсь угощением, потому что мысли заняты миллионом других вещей.
— Я уже съездил в твою идиотскую студию, где ты вертишь жопой, и предупредил, если тебя еще хоть раз допустят до занятий - я устрою им такой поток проверок, после которого они будут рады не загреметь на скамью подсудимых. - Все это муж выдает с абсолютно умиротворенным лицом, как нарочно именно в тот момент, когда я откусываю от бутерброда кусок побольше. - И так будет с абсолютно каждой студией в городе, куда ты решишь пойти. Если, конечно, сможешь это сделать самостоятельно.
Я пытаюсь проглотить толком не пережеванный хлеб, но он царапает горло. А от ужаса так свело челюсти, что сейчас я не в состоянии прожевать даже собственную терпкую слюну. Поэтому просто выплевываю все в ладонь и кладу на край тарелки. Руку вытираю о рукав кофты, в ответ на что Олег брезгливо морщится.
— Какие прекрасные демократические манеры ты привезла из Европы, девочка.
— Ага, - пожимаю плечами.
Откуда-то изнутри поднимается цунами полного пофигизма к происходящему и последствиям моего «плохого поведения». Я уже едва хожу, все мои мечты стать Примой рухнули в один миг - что может быть хуже этого? Еще одна порция его недовольства?
— Мне не нравится твой тон, Ника. - Теперь в его голосе появляются нотки неприкрытой угрозы. - Позволь напомнить, что в данный момент твое положение весьма незавидно и от перспективы провести всю жизнь в инвалидном кресле и просить милостыню тебя могу спасти только я. А меня абсолютно не вдохновляют твои детские протесты.
Он говорит как человек, который прекрасно знает, что может полностью контролировать ситуацию. И что я сейчас максимально уязвима.
— Однажды я уже училась ходить заново, - говорю с приятным спокойствием в голосе. - И тогда тебя в моей жизни не было. Как видишь - не пропала. На паперть не пошла.
Олег делает еще один бутерброд и, хоть огрызок своего я вернула на тарелку, свежий он снова протягивает мне. Я демонстративно скрещиваю руки на груди, стараясь вытеснить новый приступ боли на задворки сознания. Когда-то давно мне пришлось научиться этому «фокусу», чтобы снова встать на ноги, а такие знания, даже если бы хотелось забыть, остаются с нами на всю жизнь.
Муж кладет бутерброд на стол и степенно, словно позирует на камеру, отряхивает с ладоней крошки.
Поднимается.
Обходит кофейный столик и становится рядом со мной. Так близко, что его колени делают вмятину в диванных подушках.
Упирается ладонями в спинку по обе стороны моей головы и нависает всем своим ростом и мощным телосложением.
Еще секунду назад я была храброй и была готова едко огрызаться на любую его попытку подбить подо мной опоры, а сейчас чувствую себя загнанной в угол мышью, у которой нет прав на сопротивление. А Олег наклоняется все ниже и ниже, пока его лицо не начинает расплываться у меня перед глазами. И только потом я чувствую пальцы на своей шее и безжалостно крепкую хватку, которая мешает даже вздохнуть.
— Девочка, ты кое-чего так и не поняла.
Он шепчет мне на ухо, и я чувствую, как яд его холодной злости проникает в меня через ушные раковины. Пропитывает собой все нутро, заставляет вспомнить, что мне всего двадцать два года, и что больше, чем пожизненной инвалидности, я боюсь… только его.
— Ты принадлежишь мне, Ника. - Муж большим пальцем надавливает на кадык, словно пытается вытолкнуть его внутрь моего горла, и я судорожно всхлипываю, чтобы убедиться, что все еще могу дышать. - Ты - моя собственность. Я тебя купил так же, как покупаю автомобили, квартиры, ювелирные цацки и все, чем хочу владеть. Но, я вижу, ты отчего-то стала слишком строптивой. Поэтому позволю себе маленький экскурс в историю.
Я поднимаю руки, цепляюсь пальцами в его хватку на своем горле, чтобы хоть немного ее ослабить. Но тщетно - с таким же успехом я могу пытаться разогнуть стальную петлю. Зато Олег явно ликует, наслаждаясь моим жалким положением, и его синий взгляд становится таким же убийственно-ярким, как у тех мертвецов из известной киносаги.
— Когда мы познакомились, ты была чем-то средним между дворняжкой и улиткой без домика - мокрая,
