Бессильная - Лорен Робертс

Теперь я нависаю над ним. Забавно, как быстро наши роли поменялись местами. Я, собирающийся забрать жизнь. Он — чтобы стать жизнью, которую я забираю.

Зубы, которые он обнажил, окрасились в красный цвет от крови. — Разве ты не хочешь узнать, кто убил твоего отца, Пэйдин?

Эта фраза останавливает меч, который я собираюсь вонзить ему в грудь. Он хрипло рассмеялся и захлебнулся собственной кровью.

— Я уже знаю, кто это был, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Я видела, как ты вогнал меч ему в грудь. — Я снова обращаю внимание на оружие, зажатое в руке, не в силах больше выносить это и готовая…

— Неправильно.

Я замираю, прежде чем повторить: — Неправильно?

Он издал еще один хриплый смешок, и я не стала дожидаться, пока он перестанет кашлять кровью, прежде чем вонзить острие клинка в его грудь и медленно сказать: — Это был ты.

Он откашливается от своих следующих слов. — Забавно, как разум может заставить нас видеть то, что мы хотим. Ты уже ненавидела меня за то, что я сделал с твоими сородичами, так что тебе, должно быть, было легко убедить себя в том, что это я вогнал клинок в грудь твоего отца. — Кровавая улыбка растягивается на его губах. — Но это было не так.

— Лжец, — вздыхаю я, вдавливая меч еще глубже в его грудь.

Его следующие слова — не более чем истерический шепот. — Скажем так, твоя первая встреча с принцем произошла не тогда, когда ты спасла Кая в переулке.

Нет. Нет.

— Это было, когда он убил твоего отца.

Мир кружится вокруг меня, угрожая бросить меня на землю. Этого не может быть. Он лжет. Он лжец. Он…

— И его первое убийство тоже. — Король продолжает с кровавой, напоминающей улыбкой. — Это было первое задание, на которое я его отправил, и я думаю, что мальчик даже плакал после этого. Посмотри, как далеко он продвинулся. Посмотри, как хорошо я его обучил. Теперь он убивает по моей команде и почти не обращает внимания на десятки смертей, принесенных его руками.

Я едва могу дышать. Мальчик, который научил меня танцевать, залечил мои раны, спросил мой любимый цвет под звездами…

— Ты лжешь, — задыхаюсь я.

Он выпускает хриплый смешок. — Нет, ты лжешь себе, Пэйдин.

Воспоминания о той ночи, когда умер мой отец, вдруг кажутся такими размытыми, такими несфокусированными. Там, где раньше мне казалось, что я вижу лицо короля, теперь я вижу размытое тело. Я не могу разобрать ни одной детали, не могу вспомнить ничего об убийце моего отца.

Я качаю головой. Я не могу думать об этом сейчас. Я не позволю своим мыслям о Кае отвлечь меня от текущей задачи.

Ведь теперь я убью его отца.

И снова я вижу, что симметрия — это отвратительная вещь.

Я не потерплю поражения.

Кровавая улыбка короля.

Я не дрогну.

Истерический, издевательский смех.

Я не буду испытывать угрызений совести.

— Слабачка. Как и твой отец…

Меч, который я вонзаю ему в грудь, заставляет его замолчать.

Мои следующие слова звучат пусто, ужасающе спокойно: — Это за моего отца.

Он испускает слабый, хриплый вздох, поднимает голову от земли и смотрит на нанесенные мной повреждения. Его глаза расширяются при виде собственного меча, зарытого глубоко в его груди. Вслед за вздохом раздается булькающий звук, кровь затекает в уголки рта и вытекает из раны.

Я ничего не чувствую к этому человеку, умирающему у моих ног, умирающему от моей руки.

— А это, — я кручу рукоять меча, вызывая у короля крик, когда еще больше его плоти разрывается на куски, — это за Адену.

Он издает придушенный всхлип, когда я выдергиваю меч и бросаю его на землю. Я поворачиваюсь и нахожу свой кинжал, лежащий в нескольких футах от меня. С каждым шагом к нему я чувствую себя все сильнее, несмотря на то, что каждая рана ослабляет мое тело.

Серебристая рукоятка отцовского кинжала заляпана дождевой водой, кровью и грязью, как и я. Капли воды стекают по моему лицу, жаля открытые раны, когда я переворачиваю кинжал в руке. Я переворачиваю его раз, два, ощущая знакомый вес.

— А это тебе за меня, сукин сын.

Я пускаю кинжал в полет.

Глава 66

Пэйдин

Лезвие находит свою цель, направляемое моей ненавистью, моей душевной болью, моим бессердечием. Оно вонзается в горло, мгновенно прекращая хриплое дыхание.

Я вся дрожу, глядя на труп убийцы, который смотрит в ответ на существо, только что ставшее им.

Голова короля откинута в сторону, в горле застрял кинжал моего отца, глаза расширены и насторожены. По моей щеке скатывается слеза, смешиваясь с бисером дождевой воды, стекающей по лицу. Я вытираю ее окровавленными руками, не понимая, почему мне хочется плакать.

Может быть, это сожаление?

Нет. Не сожаление. Не раскаяние. Ничего даже близко похожего на чувство вины.

Это облегчение.

Я делаю неуверенный шаг к нему, намереваясь выхватить кинжал и броситься наутек.

Что-то привлекает мое внимание.

Я поворачиваюсь в сторону движения, несмотря на то, что мое тело кричит в знак протеста. Мой взгляд падает на блестящие, немигающие глаза. Девушка небольшого роста, со смуглой кожей и еще более темными волосами. Она моргает, ее глаза проясняются, а затем на ее лице появляется выражение ужаса.

А потом она бежит.

Зрение.

Я моргаю под дождем, глядя вслед удаляющейся девушке, которая, вероятно, только что записала, как я убиваю короля. Я едва успеваю осмыслить происходящее, как слышу тяжелые шаги по каменному туннелю справа от меня.

Я колеблюсь.

Мой кинжал.

Он мне нужен. Он должен быть у меня. Я…

Кто бы ни направлялся по этому туннелю, он идет быстро. Мне нужно выбраться отсюда. Я понятия не имею, друг этот человек или враг, и не собираюсь выяснять.

У меня нет ни минуты. Ни единой секунды, чтобы схватить свою драгоценность, а разбитое сердце — моя самая болезненная рана сейчас.

А потом я бегу.

Каждая частичка меня горит. Мое тело кричит, залито кровью, шатается от слабости. Но я не могу остановиться. Когда я добегу до конца дороги, справа будет лес и…

Мимо меня проносится нож, задевая своим острым лезвием предплечье.

Я поворачиваю голову и, споткнувшись, замираю от увиденного.

Все его тело в крови. Волосы слиплись от пота и крови. Между пальцами зажато тонкое лезвие, рука поднята и готова метнуть его в мою сторону.

И что-то щелкает при виде его.

Я вдруг снова оказываюсь в своем старом доме, прячусь за приоткрытой дверью и наблюдаю,