Красный Марс - Ким Робинсон

Его последние выкрики как будто захлебывались в помехах внутренней связи, в реве стихии. Его последнее проклятие, словно в наказание, звенело у Энн в ушах: «Проезжай, дура, проезжай!» Это была ее вина, целиком ее вина…

Майя всхлипывала, захлебываясь в рыданиях, сгибаясь поперек, будто в судорогах.

— Нет! — плакала она. — Фрэнк, Фрэнк! Мы должны поискать его!

А потом рыдала так, что не могла говорить. Сакс порылся в аптечке и склонился над ней.

— Вот, Майя, прими успокоительное. — Открутив крышку баночки, он высыпал себе в руку несколько таблеток.

— Нет! — завопила она. — Это мои чувства, это мои мужчины, думаешь, я такая трусиха, думаешь, хочу стать зомби, как ты?

Она обессиленно рухнула, не давая себе отчета в своих словах, сотрясаясь от всхлипов. Сакс стоял над ней и щурился, ошеломленный взгляд исказил его лицо; Энн почувствовала, что этот взгляд задел и ее.

— Пожалуйста, — сказала она. — Прошу, пожалуйста!

Она встала с водительского сиденья, подошла к ним и взяла Сакса за руку. Нагнулась, чтобы помочь Наде и Саймону поднять Майю с пола и перенести в кровать. Та уже немного успокоилась, от всего отрешившись, глаза раскраснелись, из носа текло, одна рука намертво вцепилась в запястье Нади, она была погружена в свою скорбь. Надя взглянула на нее беспристрастным врачебным взглядом, по-своему отстраненным, и пробормотала что-то по-русски.

— Майя, прости, — сказала Энн. Горло саднило, говорить было трудно. — Это моя вина. Прости.

Майя покачала головой:

— Это был несчастный случай.

Энн не смогла заставить себя признаться вслух, что отвлеклась от дороги. Слова застряли у нее в горле, но Майю охватил очередной приступ рыданий, и шанс что-то сказать пропал.

Мишель и Касэй заняли водительские сиденья и снова повели марсоход по уступу.

На востоке, недалеко от того места, стенка южного каньона наконец исчезала в окружающей его равнине, и они могли ехать вдали от стихии, которая, в свою очередь, устремлялась по Ио на север, чтобы соединиться там с той толщей, что двигалась по каньону Капри. Мишель набрел на тропу тайной колонии, но снова ее потерял, так как многие метки были засыпаны снегом. Весь день он искал тайник, который, как он считал, находился где-то поблизости, но ничего не вышло. И вместо того, чтобы терять время еще больше, дальше они решили ехать на полной скорости, взяв курс на северо-восток, где скрывалось убежище, до которого они так долго пытались добраться и которое, как сказал Мишель, находилось в неровной местности слегка к югу от хаоса Золотой Рог.

Это больше не главная наша колония, — объяснил он всем. — туда мы ушли сначала, когда покинули Андерхилл. Но Хироко хотела перебраться южнее, и так мы и сделали через несколько лет. Она говорила, что ей не нравилось это убежище из-за того, что Золотой Рог был низиной и когда-нибудь мог превратиться в озеро. Мне это казалось безумием, но сейчас я вижу, что она была права. Может даже, в Золотом Роге образуется окончательный бассейн после этого наводнения, не знаю. Но убежище находится выше, чем мы сейчас, так что с ним все нормально. Возможно, там никого не окажется, зато в нем будут припасы. Да и выбирать не приходится, верно?

Ни у кого не осталось сил ответить ему.

На второй день тяжелого пути наводнение на северном горизонте исчезло. А вскоре пропал и грохот. Земля, занесенная метровым слоем грязного снега, уже не дрожала под ногами; мир словно умер, странно затих и смолк, окутанный белизной. Когда не шел снег, небо было подернуто дымкой, но, по их мнению, оставалось достаточно прозрачным, чтобы их можно было заметить сверху, поэтому днем они прекращали путь. И передвигались по ночам с выключенными фарами по снежным ландшафтам, бледно сиявшим в свете звезд.

За рулем в эти ночи сидела Энн. Она никому не сказала о своей невнимательности, которую допустила в тот день. И ни разу уже не подходила так близко к тому, чтобы сказать, — лишь следила за дорогой с безрассудной сосредоточенностью, до крови искусав себе губы, позабыв обо всем, что находилось вне конусов света, простиравшихся перед ней. Чаще всего она рулила всю ночь, забывая разбудить следующего на очереди водителя либо не делая этого намеренно. Фрэнк Чалмерс был мертв, и вина в этом лежала на ней; она безумно желала бы отмотать время назад и все изменить, но это невозможно. Некоторые ошибки не исправляются никогда. Белизну пейзажа нарушали бесконечные россыпи камней, каждый из которых накрывала отдельная снежная шапка, и этот крапчатый ландшафт был таким пестрым, что его трудно было воспринимать на глаз — ей то казалось, что они вонзаются под землю, то будто парят в пяти метрах над ней. Белый мир. В одни ночи она думала, что ведет катафалк прямо по мертвому телу планеты. Сзади сидели вдовы Надя и Майя. И теперь она знала, что Питера тоже не было в живых.

Два раза ей чудилось, будто Фрэнк обращался к ней по внутренней связи — в первый раз просил вернуться и помочь ему, в другой кричал: «Проезжай, дура, проезжай!»

Майя держалась хорошо. Она была сильна духом, несмотря на все свои причуды. Надя, которую Энн, напротив, привыкла считать сильной духом, почти все время молчала. Сакс работал, уставившись в экран. Мишель пытался разговорить своих старых друзей, но с грустью сдавался, когда становилось понятно, что никто из них не хочет ему отвечать. Саймон следил за Энн, как всегда, с тревогой, с нестерпимой заботой, но она не могла этого выносить и избегала его взглядов. Несчастный Касэй, должно быть, чувствовал себя так, будто попал в лечебницу для сбрендивших стариков, и эта мысль даже казалась Энн забавной — только теперь его дух как будто был сломлен; она не знала почему — может, от усталости, может, от того, что вероятность их гибели постоянно возрастала, может, просто от голода; этого нельзя было сказать наверняка. Молодежь была странной. Но он напоминал ей о Питере, и она не смотрела на него тоже.

От снега каждая ночь светилась и мерцала. В конце концов все должно было растаять, создав новые русла рек и унеся с собой ее Марс. Того Марса больше не было. Мишель сидел рядом с ней во время второй ночной смены и всматривался в дорогу.

— Мы заблудились? — спросила Майя перед самым рассветом.

— Нет, вовсе нет. Просто… мы оставляем следы на снегу. Не знаю, сколько они продержатся и как хорошо их видно, но если… Ну, в общем, если они будут долго оставаться, я хочу бросить машину и остаток пути пройти пешком. Но прежде чем мы это сделаем, я хочу быть совершенно уверен, где мы находимся. У нас есть несколько продолговатых камней и дольменов, которые нам об этом скажут, но мне нужно найти хотя бы один. Они должны появиться на горизонте. Валуны, которые будут повыше остальных, или колонны.

— Разглядеть их будет проще днем, — заметил Саймон.

— Верно. Завтра мы осмотримся, и это должно помочь — мы как раз будем в области, где они стоят. Они как раз рассчитаны на то, чтобы помочь таким заблудившимся, как мы. Все будет хорошо.

Кроме того, что их друзья погибли. Что погиб ее единственный ребенок. И что мир был разрушен. Лежа днем у окна, Энн пыталась представить жизнь в тайном убежище. Многие и многие годы под землей. Проезжай, дура, проезжай! Чтоб тебя!

На рассвете Касэй издал восторженный клич: на северном горизонте возвышалась троица продолговатых камней. Два столба с перемычкой, точно фрагмент Стоунхенджа.

— Дом в той стороне, — сообщил Касэй.

Однако следовало выждать день. Мишель теперь был предельно осторожен: чтобы их не заметили со спутников, он хотел продолжить путь только ночью. Они решили немного поспать.

Энн уснуть не могла — ее возбуждал новый замысел. Когда все отключились и Мишель счастливо похрапывал — все спали одновременно впервые за последние часов пятьдесят, — она натянула прогулочник и на цыпочках прошла к шлюзу. Оглянулась и посмотрела на них — голодная, потрепанная компания. Надя лежала, вытянув свою изувеченную руку. Выбираясь через шлюз, Энн не могла не поднять некоторого шума, но все давно привыкли спать при шуме, а жужжание и щелчки системы жизнеобеспечения частично заглушили звуки ее ухода. Она вышла, никого не разбудив.

Снаружи стоял дикий холод. Содрогнувшись, она двинулась на запад, ступая по колее, оставленной марсоходом, так что за ней нельзя было проследить. Сквозь мглу прорезался солнечный свет. Опять шел снег, окрашиваясь розовым в лучах солнца. Она пробиралась вперед, пока не оказалась на невысоком гребне друмлина, чей крутой склон был свободен от снега. Здесь надо спуститься по голой скале, не оставив за собой следов. Это она и стала делать, пока не устала. Ей было по-настоящему холодно, снег падал под прямым углом мелкими хлопьями, по-видимому, слипшимися с частицами песка. У подножия друмлина лежал крупный невысокий валун. Она выключила нагревательный элемент своего прогулочника и залепила мерцающий световой сигнал у себя на запястье комком снега.