Дюна. Первая трилогия - Фрэнк Герберт

Старый ментат опустил взгляд на стол между собой и бароном Владимиром Харконненом, отметив богатство узора. Даже и это следовало учитывать, общаясь с бароном, — как и красную обивку его личной комнаты для совещаний и висящий в воздухе слабый аромат трав, скрывавший тяжелый мускусный запах.

— Ты же не забавы ради посоветовал мне предупредить Раббана? — сказал барон.

Обветренное лицо Хавата оставалось бесстрастным, не отразив отвращения, которое он испытывал в этот момент.

— Я о многом догадываюсь, милорд, — ответил он.

— Вижу. Н-ну хорошо… тогда скажи мне, каким образом Арракис вписывается в твои догадки относительно Салусы Секундус? Мне недостаточно просто твоего утверждения о том, что Императора раздражает всякая попытка провести какую-то параллель между Арракисом и его — таинственной планетой-тюрьмой. Так вот, я отправил Раббану это предупреждение сразу же только потому, что курьеру надо было отбыть именно на этом хайлайнере. Допустим. Но теперь я должен получить объяснения!

Он чересчур много болтает, подумал Хават. То ли дело был герцог Лето, который движением брови или руки мог передать мне все необходимое. Или взять Старого Герцога — тот мог целое предложение вложить в интонацию, с которой произносил одно только слово… А этот — тупая туша! Уничтожить его — это значит облагодетельствовать человечество…

— Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу самое полное, обстоятельное и исчерпывающее объяснение; — заявил барон.

— Вы чересчур просто говорите о Салусе Секундус, — заметил Хават.

— Подумаешь! Исправительно-каторжная колония, только и всего, — отмахнулся барон. — На Салусу Секундус вся Галактика отсылает самую последнюю сволочь. Отребье. Ну и что еще надо знать об этой дыре?

— Хотя бы то, что условия существования на каторжной планете тяжелее, чем где-либо, — ответил Хават. — Вы, надо полагать, знаете, что уровень смертности у новичков превышает шестьдесят процентов. Что Император как только может угнетает их. Вы знаете все это — и не задаете никаких вопросов?..

— Император не позволяет Великим Домам инспектировать его каторгу, — проворчал барон. — Так зато и он не заглядывает в мои темницы.

— И всякое любопытство относительно Салусы Секундус, как бы это сказать… э-э… — Хават приложил узловатый палец к губам, — не поощряется.

— Надо полагать, ему нечем гордиться на этой планете! Хават позволил легкой улыбке коснуться его темных губ. Он посмотрел на барона, и его глаза сверкнули в свете плавающих ламп.

— И, значит, вы ни разу не задумывались, где Император берет своих сардаукаров?

Барон выпятил пухлые губы, что придало ему вид надувшегося ребенка. С раздражением в голосе он сказал:

— Н-ну… он набирает рекрутов… то есть все знают про наборы… вот и берет из новобранцев, наверное…

— Ф-фа! — фыркнул Хават. — То, что рассказывают о военных успехах сардаукаров, не относится к простым слухам… верно? Это — рассказы немногих уцелевших в схватках с ними. Так?

— Сардаукары — великолепные бойцы. Кто сомневается? — возразил барон. — Однако я полагаю, что и мои легионы…

— Туристы-отпускники по сравнению с Императорскими сардаукарами, — скривился Хават. — Или, может, вы думаете, я не понимаю, почему Император обрушился на Дом Атрейдес?

— В эту тему тебе лучше не углубляться, — предупредил барон.

Возможно ли, что он сам не знает истинных причин, побудивших Императора к этой операции? — удивился Хават.

— Мне следует углубляться в любую тему, коль скоро она относится к моим обязанностям, — возразил Хават. — Не для того ли вы меня и взяли на службу? Я ведь ментат, а от ментата нельзя скрывать информацию и нельзя ограничивать его в направлении расчетов.

Целую минуту барон пристально смотрел на Хавата и наконец пробурчал:

— Ну давай, ментат. Выкладывай.

— Падишах-Император ударил по Дому Атрейдес потому, что военачальники герцога, Гурни Халлек и Дункан Айдахо, сумели сформировать и обучить войска, вернее, совсем небольшое для начала войско из бойцов, практически ни в чем не уступающих сардаукарам. А некоторые бойцы были даже лучше их! Более того, герцог имел полную возможность увеличить это войско и добиться, чтобы оно стало столь же Сильным, как Императорский Корпус Сардаукаров.

Барон долго обдумывал эту новость. И наконец поинтересовался:

— А при чем здесь Арракис?

— Арракис здесь при том, что он является потенциальным источником рекрутов, прошедших самую суровую школу выживания.

Барон потряс головой:

— Уж не фрименов ли ты имеешь в виду?

— Именно фрименов.

— Ха! Стоило же посылать Раббану предупреждение! После сардаукарских погромов и притеснений Раббана — сколько их могло уцелеть? Какая-то горстка!

Хават молча смотрел на него.

— Не больше горстки, — повторил барон. — Да только за истекший год Раббан уничтожил тысяч шесть!

Хават продолжал молча его разглядывать.

— А за год. до того — девять тысяч, — добавил барон. — И сардаукары постарались: До их вывода с планеты они, я думаю, истребили тысяч двадцать!

— А каковы потери войск Раббана за те же два последних года? — осведомился Хават.

Барон потер свои многоярусные подбородки.

— Хм… ну да, действительно, он все время требует пополнений и рекрутов набирает в довольно широких масштабах. Его вербовщики сулят такие немыслимые блага…

— Для круглого счета — тысяч тридцать, не правда ли?

— Не многовато ли? — усомнился барон.

— Отнюдь, — возразил Хават. — Я умею читать между строк отчетов Раббана не хуже вашего. И вы, несомненно, разобрались в моих отчетах по информации от наших агентов…

— Арракис— планета суровая, — свел брови барон. — Одни только бури могут причинить…

— Мы оба знаем цифры, в которых выражаются потери от бурь, — ответил Хават.

— Ну а если он действительно потерял тридцать тысяч? Что из того? — побагровев от гнева, спросил барон.

— По вашим подсчетам, — продолжал Хават, — за два года он уничтожил пятнадцать тысяч фрименов, потеряв вдвое больше. Вы утверждаете, что сардаукары истребили еще двадцать тысяч или, может быть, немного больше. А я видел их транспортные декларации на вылет с Арракиса. Если они действительно убили двадцать тысяч, то их потери составили пять к одному. Может быть, стоит все-таки заметить эти цифры и понять, о чем они говорят, мой барон?

Нарочито холодно барон уронил: