Русская готика - Артем Тихомиров

От такой мысли ему было стыдно. Кровь прилила к голове. Он опустил глаза в тарелку со щами, продолжая вливать в себя бульон и жевать овощи с мясом.

– И значит, его жена будет жить здесь?

– Да, он сказал, что они приедут послезавтра.

– А почему так? – спросил Олег. – Она что – строитель?

– Барышев объяснил, что у него полным-полно дел, а она – кажется, ее зовут Наталья – будет следить за тем, что тут делается.

– Чтобы ничего не украли? Глупости. Для этого нужен сторож, – сказал Олег.

Тетя Ирина повела плечами. Делала она это с пластикой молодой женщины. Олег видел ее старые фотографии. На них была изображена белокурая красавица с двумя длинными косами, и даже сейчас любой скажет, что она мало изменилась. Красота поблекла, но не ушла. Ее нельзя было уничтожить годами.

– Может быть, этому банкиру нужно иметь тут своего человека, – сказала она.

– А кто его жена?

– Не знаю. Но у таких они обычно домохозяйки.

Домохозяйки, подумал Олег. В его представлении это были властные ядовитые, змееобразные женщины – тиранки домашнего очага. И может ли быть в городе по-другому? Городская жизнь не предполагает естественности в человеческих отношениях, и убивает личность на корню…

Олег поднял камень, попавшийся под ногу, и швырнул его в озеро. Плюх – и пошли круги по ребристой водяной поверхности. Волны накатывали на песчаную полосу, на мелководье колыхались темно-зелены пряди водорослей. Олег вдохнул озерный воздух. Чайки спикировала к воде и врезалась в нее. Поднявшись, птица понесла в клюве рыбку.

Беседа с тетей Ириной не прояснила ситуацию; у Олега появилось еще больше вопросов – их груз был невыносим. Главный из них – разве есть ему до этого дело? Особняк не принадлежит ему или его предкам, он никак не связан с теми людьми из города, которые хотят жить во враждебной им вселенной (и пока не понимают этого). Ничего не ясно… Олега не покидали предчувствия. Это неясное томление, сродни голоду, требующему удовлетворения. Фантомы.

Хуже всего было злобное шуршание костей, настроение которых Олег никак не мог определить. В его жизнь вползало нечто враждебное, оно походило на ту всесокрушающую силу, с которой он познакомился когда-то в детстве и источника которой не знал.

Олегу было страшно. Даже здесь, при свете дня, на открытом месте он трясся от нарождающегося ужаса. Сегодня ночью Олег опять видел свою невесту. Зоя сидела за столом, за которым ее настигла смерть, и снова грызла куриные кости; Олег подошел к ней и спросил, зачем она это делает. Зоя подняла голову – лицо было бледным, ни кровинки, – и засмеялась; она не собиралась отвечать, Олег чувствовал, что женщина, которую он любил, его ненавидит. Он не спас ее, когда мог. Олег ворочался во сне и стонал. Может быть, даже кричал. Хотелось бежать от Зои. Сон не отпускал. Зоя указала на стол, где на клеенке обломками куриных косточек была выложена какая-то надпись. Но Олег не запомнил, какая именно. Он проснулся на самом краю кровати, задыхаясь от страха, и первое, что увидел – Бакса, сидящего на тумбочке. Глаза кота мерцали зеленым.

Когда-то мать говорила, что кошки охраняют душу человека, когда он спит. Олег сел в кровати и посмотрел на кота. Бакс был беспристрастен. «Что ты знаешь?» – спросил Олег у него, но Бакс соскочил на пол и ушел. У Олега мурашки побежали по спине и руки покрылись гусиной кожей. До рассвета он лежал, прислушиваясь к скрипу в доме. Ночной ветер напирал на стены, шелест листвы проникал через приоткрытую форточку, убаюкивая и навевая кошмарные видения, с которыми Олег боролся из последних сил. Предрассветная дрема была недолгой.

Он встал с таким ощущением, словно всю ночь таскал тяжелые камни.

Отставив тарелку, где не осталось ни кусочка капусты или картошки, Олег поблагодарил тетю Ирину за щи. Еда у нее всегда была на высшем уровне. Она тут же поставила перед ним стакан чаю. Разговор сам собой затух несколько минут назад, и Олег стал прихлебывать чай, думая об особняке. Мысль о том, что там кто-то будет жить, распирала ему голову. Покончив с обедом, он собрался уходить.

Новый камень угодил в озерную воду. На этот раз – «блинчик». Олег насчитал девять касаний – здорово.

Банкиру нужно иметь тут своего человека… Дом будет заселен, и в нем обоснуется семья из города… Прежние покупатели умерли, вернее, самые близкие люди прежнего незадачливого владельца… Женщина и двое девочек…

Олег отвернулся от озера и зашагал к лесу. Под его сводами было сыро и пасмурно. Сосны замерли, подлесок не шевелился, деревья посматривали на человека, бредущего узкой тропой. Куда он идет, Олег сообразил только когда вышел к склону холма.

Он никогда не был внутри, хотя много раз ходил вокруг дома, особенно первое время. Тогда дом не пугал его, а завораживал. Олег сел на свое старое место и закурил.

Умей я рисовать, эта точка была бы самой лучшей для того, чтобы поставить мольберт.

Наталья приучала себя к мысли о том, что ей предстоит, но без особого успеха. После разговора с мужем она приняла успокоительное (этот способ снимать напряжение становился у нее все более популярным), понимая, что только так можно было встретить правду лицом к лицу. Виктор привез новые снимки, которые они смотрели после ужина все втроем – Наталья, он и Лида. На этот раз фотоаппарат запечатлел первый этаж особняка, все безобразие запустения и хаоса. Наталья прониклась отвращение к тому, что увидела. Лида отреагировала по-другому и стала давать советы – согласно своему пониманию – как лучше поступить с отделкой. Виктор слушал. И не для того, чтобы проявить вежливость. Он пытался понять и принять мнение дочери, и Наталья отметила, что общий язык они находят без проблем. Ужас. Ее девочка все дальше и дальше от нее. (Неправильно – она все взрослее и взрослее.) Когда Лида спросила, что думает она, Наталья удивилась.

– Я в этом ничего не понимаю. – Лекарство действовало, поэтому играть свою роль Наталья могла без труда. Когда-нибудь наступит день, когда чисто психологически я не смогу справляться с эмоциями без успокоительного, подумала она.

Виктор посмотрел на жену.

– Но каким бы ты хотела видеть интерьер? – спросил он.

Интерьер? В гробу я видела ваши интерьеры! Если бы мысль эта была высказана, Наталья бы кричала во весь голос.

– Мам, можно сделать в стиле девятнадцатого века, так, как было в эпоху постройки, – сказала Лида.

– 1840 год, – уточнил Виктор.

Наталья поглядела на них так, словно перед ней сидели пришельцы и говорили с ней на языке жителей созвездия Лиры.

– Мам? – позвала дочь.

Проснись же!

– Задумалась, – сказала Наталья.