Полвека на флоте - Юрий Пантелеев

Прибыв на линкор, Панцержанский прежде всего произвел тщательный смотр корабля. Высокий, худощавый, он был неутомим. Забирался во все уголки. Везде оказалось чисто, все было в порядке. Наконец поднялся к нам на мостик, в штурманскую рубку. Оглядев все опытным глазом знатока, Панцержанский спросил меня:

- Какие карты вы приготовили, штурман? Я доложил.

- Ну, а если мы бросимся преследовать "противника" за остров Гогланд?

Отвечаю, что и такие карты есть.

- Хорошо.

Я ничего не понимал. Загадка скоро разъяснилась. После хорошо проведенных маневров нам приказали готовиться к новому походу. 25 октября туманным утром корабли покинули Большой рейд Кронштадта.

Низко висели тучи, дождило и сильно дуло от зюйд-веста. Малым ходом приближаемся к Лондонскому маяку (его позже переименовали в Приемный, ибо все корабли, шедшие в Петроград, принимали здесь лоцманов). Смотрим, вся команда маяка выстроилась во фронт. Ветер донес разноголосое "ура!". Моряки линкора дружно ответили. Служители маяка махали нам шапками, радостно улыбались. Этим гражданским людям вообще-то не положено по уставу никого приветствовать. Но вот не выдержали и бурно выражают свои чувства. Советский флот вышел в море! А на маяке служили бывшие матросы, сердцем прикипевшие к родному флоту.

Начальник Морских сил Балтийского моря Михаил Владимирович Викторов, шедший на нашем корабле, повернулся ко мне (в то время штурман отвечал и за связь):

- Штурман, поднять маяку сигнал: "Адмирал изъявляет удовольствие".

На нашем флоте тогда не было адмиралов и вообще не было воинских званий. Но мы продолжали пользоваться трехфлажной книгой старого флота. А там значился такой сигнал как выражение высочайшей похвалы.

- Товарищ наморси! Сигнал на маяке принят, - доложил я.

Викторов довольно кивнул.

Мы, молодые командиры, преклонялись перед этим человеком. Он исконный моряк. Еще в 1913 году окончил морской корпус. Плавал в разных должностях на кораблях Балтийского флота, участвовал в первой мировой войне. Он любил до самозабвения флотскую службу и большую часть времени жил на корабле, съезжал на берег редко, в случае крайней необходимости.

Михаил Владимирович без колебаний принял революцию. Уже красным военмором он командовал эсминцем "Всадник", линкором "Андрей Первозванный", а затем линкором "Гангут", водил матросов в бой против белогвардейцев и интервентов.

Выйдя из фарватера, мы дали ход 16 узлов (почти 30 километров). Была большая встречная волна, но наш гигант шел почти не качаясь, лишь на бак временами с шумом накатывалась масса воды и пенным потоком бежала по палубе. А на миноносцы жутко было смотреть: они глубоко зарывались носом, скрываясь в облаке брызг.

Наморси то и дело разглядывал их в бинокль и наконец приказал поднять сигнал: "Иметь 12 узлов ходу". Эсминцы пошли спокойнее.

Наморси и командир линкора не покидали мостика. Ночью дремали на диванах в штурманской рубке. Еду вестовые приносили на мостик.

Машины на всех кораблях работали исправно. Значит, хорошо потрудились рабочие Морзавода и команды кораблей.

За Гогландом ветер совсем рассвирепел. Даже нашу громаду стало покачивать. Кое-кому этого оказалось достаточно, чтобы изменился цвет лица. Люди еще не привыкли к морю.

То и дело расходимся с торговыми судами под разными флагами. Завидев линкор, некоторые из них шарахаются в сторону. Кое-кто салютовал нам флагом. Примерно на траверзе Гельсинки какой-то сильно нагруженный "купец" поднял сигнал по международному коду: "Покажите вашу национальность". Доложили наморси, он долго молчал, а затем прогудел на весь мостик:

- Не отвечать нахалу!

Действительно, такой запрос звучал издевательством. Наш флаг развевался на гафеле грот-мачты и был виден всем. Приказание наморси вызвало всеобщее одобрение.

Днем стало тише, мы спустились от полуострова Ханко на юг и шли вдоль берегов Эстонии. Из таллинской бухты выскочил небольшой катерок, долго нас сопровождал в отдалении. Вероятно, эстонский пограничник.

Командир линкора и наморси часто проверяли мои расчеты на карте и каждый раз твердили:

- Штурман, чаще определяйтесь, в территориальные воды ни в коем случае не залезать!

Я вновь и вновь кидался к компасу, чтобы взять пеленги на маяки и мысы. Свидетельствую как штурман: мы все время держались на порядочном расстоянии от берега. А западная пресса подняла тогда страшный шум, лживо заявляя, что большевики якобы нарушили границы, "попирая суверенитет беззащитных Прибалтийских государств".

В походе проводились различные корабельные учения, отрабатывались правила совместного плавания. Все прошло хорошо, все остались довольны. Экипажи кораблей показали хорошую выучку. Но значение похода было не только в этом. Главное, что мир увидел возрожденный Красный флот, могучие корабли под алым стягом Советского государства.

На бочку мы стали отлично. Боцманская команда с рекордной быстротой завела швартовы. Перед съездом на берег наморси обошел строй команды и поблагодарил за хорошо проведенный поход. По рейду разнеслось мощное "ура!".

В том же 1922 году мне довелось побывать еще в одном дальнем походе. Для практики штурманов боевых кораблей, а также учащихся учебных отрядов рулевых, сигнальщиков, машинистов - выделили старый океанский транспорт "Океан".

В середине октября он вышел в море. Как всегда, осенью на Балтике стояла ветреная погода. "Океан" - не линкор, уже на подходе к острову Сескар его начало валять на волне. Именно валять, ибо была и бортовая, и килевая качка одновременно.

Командовал кораблем Н. Вартенбург - старый моряк с большой рыжей бородой и добрыми карими глазами, прямо богатырь, сошедший с картины Васнецова. Командовал он спокойно, четко, на мостике никогда не было слышно "разноса".

Выйдя из Финского залива, "Океан" пересек Балтийское море и направился вдоль шведских берегов. Мы различными способами определяли место корабля, в разрыве туч ловили секстанами солнце, а ночью - звезды.

На юг спускались проливом между Готландом и шведским берегом. Здесь было оживленное движение. Встречные пароходы салютовали нам. Рыбачьи парусники, завидя нас, спешили приблизиться. С них доносились дружеские приветствия.

Ночью мы проходили остров Эланд. Я стоял на штурманской вахте. Командир корабля дремал в кресле в ходовой рубке. Видимость была плохая, иногда дождило. То тут, то там появлялись огоньки судов, движущихся в разных направлениях. Расходясь с ними, мы часто уклонялись от курса. Я наносил на карту очередное уклонение, когда почувствовал небольшой толчок. Послышались треск дерева, крики. Застопорили машины, зажгли прожекторы. Возле нашего борта качалась небольшая двухмачтовая шхуна с разбитым бушпритом, поваленной передней мачтой. Оказалось, шхуна шла без огней: хозяин экономил керосин. А наших огней моряки не увидели, так как спокойно спали в кубрике.