Малькольм - Джеймс Парди

При виде котов мадам Жерар издала крик восторга.

Малькольм прижался лицом к стеклу и только успел приглядеться к темной передней, как входной замок пружинно открылся, и все они были впущены в мастерскую.

Кермит, неразличимый в темной задней части мастерской, ясно видел посетителей. Он видел, что Малькольм едва не плачет и кричит:

— Я не могу ехать один, Кермит, ты не знаешь, что со мной случится! Я не могу ехать один! Выходи, не будь трусом.

Мадам Жерар подняла голос:

— Выходите сию же минуту, Кермит. Я приказываю вам, слышите? Приказываю.

После властного повеления Кермит почувствовал, что не может больше терпеть неопределенность и напряжение, и выкрикнул:

— Уходите! Я не могу вынести вашего великолепия!

— Что вы не можете вынести? — воскликнула мадам Жерар, вглядываясь в чернильную мглу мастерской, чтобы хотя бы кратко увидеть лилипута.

— Я не могу вынести вашего великолепного присутствия! — повторил Кермит.

— Нашего великолепного присутствия! — промолвила мадам Жерар. Она с испугом решила, что слух изменил ей.

— Откройте дверь шкафа и выходите немедленно, я вам приказываю! — провозгласила она.

— Я не могу, не могу… — провыл Кермит. Он прижал голову к узкой двери задней комнаты.

— Малыш стонет, — прокомментировала мадам Жерар. После ее слов плач Кермита стал еще слышнее.

— Открой дверь и выходи, — крикнул Малькольм Кермиту.

Жерар Жерар добавил свой голос к другим, с таким самообладанием и достоинством, каких Кермит и ожидал от столь известного человека.

Измотанный смятением, Кермит медленно упал на колени, и стоял коленопреклоненный за тонкой деревянной дверью, отделявшей его от посетителей.

Мадам Жерар продолжала стучать руками в мягких перчатках по дверному стеклу, мистер Жерар предлагал свой совет, а Малькольм побуждал Кермита выйти хотя бы ради него, если уж не ради себя.

Кермит попытался несколько раз ответить на тот или другой велеречивый призыв, но его голос срывался, и слова не выходили.

После ожидания трое визитеров медленно вышли и сели в ролле, надеясь, вероятно, что лилипут переменит решение.

Троица оставалась ждать, как показалось Кермиту, несколько часов, он же не покидал своей позы на коленях. Наступили сумерки. Наконец, когда ночь показала себя в черной городской полноте, двигатель роллса завелся, и его великолепные визитеры укатили в пустоту.

— Кермит отверг меня, — сказала мадам Жерар, когда они отъехали.

— Боюсь, что он отверг меня, — ответил Малькольм. На заднем сидении роллс-ройса он казался почти таким же маленьким, как Кермит. Посреди тяжелой, густо пахнущей кожи и строгих линий автомобиля он чувствовал себя так, будто ехал на собственные похороны. Ему не терпелось выпрыгнуть и воссоединиться с Кермитом в мастерской. Он знал, что на место среди «коронованных особ» у него прав не больше, чем у Кермита.

Вскоре Малькольм начал всхлипывать по-настоящему.

— О нет, нет, — воскликнула мадам Жерар, оборачиваясь к мальчику с переднего сидения, где она чопорно сидела поодаль от ведущего автомобиль Жерара.

— Вы, наверное, считаете, что я не очень мужественный? — Малькольм высморкался в рукав.

— Я не выношу эмоциональных кризисов у других, — мадам Жерар объяснила свою позицию. — Этим нужно заняться, Жерар, — она повернулась к мужу. — Сделан что-то и немедленно.

— Мы будем ехать и думать, — произнес муж в ответ.

— Думать здесь не о чем, — подхватила мадам Жерар. — Кермит всех нас отверг. Он стоял там и, наверное-рассматривал нас, будто мы причудливо оперенные птицы из заповедника.

— Это было ужаснее всего, — согласился Малькольм. — Видеть его маленькую тень за стеклянной дверью, пока он глядел на нас. Он был слишком напуган, чтобы выдать свое присутствие.

— Чего же ему бояться; когда я пришла к нему с любовью? — поразилась мадам Жерар.

— Вероятно, мы могли бы позвонить ему и сообщить, что собственно хотим от него, — предложил Жерар. — Люди часто не умеют отказать просьбе, когда она сообщена по телефону.

— Еще мне необходимо выпить, — добавила мадам Жерар самым низким тоном, на какой была способна.

— Что выпить? — переспросил Малькольм довольно громко и сухо.

Мадам Жерар зашелестела и надолго задумалась. Наконец, она сказала так быстро, что все подскочили:

— Темный ром.

— Совершенно исключено, — заверил ее Жерар.

— Объясни смысл этого замечания, — обратилась мадам Жерар к мужу.

— Твоей выпивке пришел конец. По крайней мере, в моем присутствии. Я знаю, что по ночам ты будешь сбегать и добывать себе бутылку, или твои красавчики тайком принесут тебе, но в общем и целом твоей выпивке пришел конец.

— Он произносит мой приговор с хладнокровием обезьяны, — сказала мадам Жерар. — Ты обезьяна. Твое пагубное присутствие испугало карлика.

— Никогда не говорите это слово! — воскликнул Малькольм.

— Что такое? — выкрикнула мадам Жерар, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Малькольма.

— Кермит не считает себя карликом, — объяснил ей Малькольм. — Однажды он чуть не ударил меня за то, что я смел подумать о нем такое.

— Как примечательно! — мадам Жерар временно от. влеклась от желания выпить. — Как значительно!

Все еще размышляя, мадам Жерар спросила:

— А кем он себя считает?

— Я боялся, что вы спросите об этом, — признался Малькольм.

Мадам Жерар понимающе кивнула.

— Мне кажется, он не решил окончательно, что думать о себе, — предположил Малькольм.

— Тем не менее, — подал голос Жерар, — если б мы знали, что он думает о себе, мы могли бы убедить его ехать с нами.

— Ты никого не способен убедить… ни в чем! — взорвалась мадам Жерар, и муж слегка согнулся под напором ее атаки.

— Я вижу, вы держите Жерара под каблуком, — прокомментировал Малькольм.

Горящие, подведенные тушью глаза мадам Жерар, под которыми набухали фиолетовые мешки, уставились прямо в сверкающую линию зубов Малькольма.

— Каким же образом? — поинтересовалась она, скорее с любопытством, чем воинственно.

— Вы оставляете ему меньше места, чем он заслуживает, — осмелился Малькольм.

— Меньше не меньше, но я — человек весьма сильный, — рассмеялся Жерар.

— Он очень сильный, — согласилась мадам Жерар, глядя на мужа. — Но мы отошли от темы, — напомнила она попутчикам. — Мы должны заполучить Кермита или отправиться домой. Если мы поедем за город сейчас, то Малькольм будет рыдать так, что окажется в больнице.

— Мы обязаны ехать за город, — отрезал Жерар. — Мои легкие нуждаются в чистом воздухе.

— Ты сделаешь, как тебе скажут, — заявила мадам Жерар. — Поезжай к Храмовой аллее.

— Но это огромный крюк! — запротестовал Жерар.

— Ты слышал, что я сказала? — потребовала мадам Жерар. — Я сказала, к Храмам!

— Кажется, я уже несколько дней не был у своей скамьи, — выдохнул Малькольм, точно говоря с самим собой.

— Я настаиваю на том, что нам необходимо звонить Кермиту, — мистер Жерар вернулся к изначальной идее.

— Что ж, у Храмов есть телефоны, — мадам Жерар брюзгливо поддалась.

— Что станется с Кермитом? — посетовал Малькольм. Он в один миг осознал, какой жизнью живет этот лилипут.

— Прекрасные малыши, вроде Кермита, умеют справляться с жизнью, — уверила его мадам Жерар.

— Как вы узнали, что он прекрасен? — удивился Малькольм.

— Мне все сказал его силуэт, — ответила она.

— Его голос показался мне изысканным, — добавил Жерар.

— В нем все изысканно, — мадам Жерар подытожила события вечера. — И какая чудесная мастерская. Я желаю купить ее как можно скорее.

— Купить? — сказал Жерар.

— Ты слышал меня, — мадам Жерар стала холодна. — Я должна владеть этой мастерской.

— Я не думаю, что она продается, — проинформировал ее Малькольм.

— О, разумеется, эта мастерская прекрасна, но она продается, если я этого хочу, должна продаваться!

— Вот твои Храмы, — сказал Жерар, показывая движением руки в перчатке на развалины старого здания в японском стиле.

Развалины пронзили каждого из них каким-то осенним ознобом.

— Где же телефоны? — первым нарушил молчание Малькольм.

— Неподалеку, — успокоил его Жерар. — Я позвоню ему.

— Храмы приносят мне столько воспоминаний, — сказала мадам Жерар изменившимся голосом, и закрыла глаза рукой в перчатке. Малькольм принялся изучать женщину крайне внимательно.

— Возьмешь свою вуаль? — необъяснимо спросил ее Жерар, глядя вниз, на дно автомобиля.

— Мадам Жерар носит… дорожную вуаль? — удивился Малькольм, слишком пораженный, чтобы оставаться вежливым.