Блуждающие токи - Вильям Александров

Выскочил Юрий, побежал к ним, пожал руки.

— Ну, как, надумали? Будем писать про блуждающие токи?

— Будем, — сказал Федор.

— Ну и отлично. Приходите завтра, часа в два, в пол-третьего, будете рассказывать. А сейчас бегу, главный вызывает. Я ведь дежурю сегодня…

Чертежи и расчеты, выполненные Сенечкой, Федор забрал в конце дня домой. Он аккуратно свернул все, обернул миллиметровкой, завязал шпагатом, и весь этот тяжеленный рулон унес домой.

Утром следующего дня он принес все обратно. Подошел к столу Сенечки побледневший, с ввалившимися глазами, и, обаятельно улыбаясь, положил все обратно в том же виде — аккуратно свернутое и перевязанное шпагатом.

У Сенечки, видимо, отлегло от сердца. "Не успел посмотреть", — подумал он и так же приветливо улыбнулся в ответ. Он ждал очередного разноса. Но все было тихо, спокойно.

Федор ушел к своему столу. А когда Сенечка развернул листы, у него потемнело в глазах. На чертежах места живого не было — все пестрело красными пометками, вопросительными, восклицательными знаками, стрелками, ссылками на расчеты.

Сенечка развернул второй лист, третий, четвертый. То же самое.

Сенечка просмотрел чертежи, снял очки, стал протирать их землистым платком. Потом надел очки и снова стал просматривать чертежи и схемы. Он стал сухо покашливать, нижняя губа его дергалась.

В обеденный перерыв Федор вынул из своего портфеля разграфленный лист ватмана и прикрепил его кнопками к стене. Лист был поделен пополам. На левой стороне сверху было написано черной тушью "Брак в нашей работе". На правой — красным "Так держать!".

К левой стороне плаката Федор прикрепил отпечатанный на машинке текст. Из него явствовало, что сотрудник Седлецкий С. Б., выполняя схемы и технические расчеты, допустил вопиющую небрежность: в семи листах — 176 серьезных ошибок! Впредь за такую недобросовестность будут налагаться взыскания, вплоть до самых крайних. На правой стороне он приколол другой листок. Там было написано, что сотрудник лаборатории Евгения Буртасова в рекордно короткий срок выполнила сложнейшие расчеты. Все расчеты сделаны на высоком уровне. Евгении Павловне Буртасовой объявляется благодарность.

Федор прикрепил все это на самом видном месте и по". шел играть в биллиард. Он сыграл с Жорой две партии, потом глянул на часы, спустился ненадолго в буфет и вернулся к себе.

Еще издали увидел, что у стола его ждет Сенечка с рулоном чертежей под мышкой. Он был бледен, губы его подрагивали.

— Федор Михайлович, — сказал он хрипло, — здесь я ошибся, и здесь тоже. А здесь что?

— Вышли за рамку, — как можно более мягко пояснил Федор и показал рукой.

— А здесь? — Сенечка смотрел на его губы.

— Дали сплошную, а надо — осевую.

— Но это же мелочи, Федор Михайлович.

— Из многих мелочей складывается одна весьма неприятная картина, Семен Борисович.

Сенечка опустил голову. Лицо его как-то вздулось, казалось, он сейчас закричит, наговорит грубостей Хатаеву. Но когда он поднял голову, в глазах его стояли слезы.

— Вы написали сто семьдесят шесть серьезных… — еле слышно проговорил он. — А там… шестьдесят раз я вышел за рамку…,

— Ну, может быть, — снисходительно улыбнулся Федор. — Отбросим шестьдесят. Сто — мало? — Он посмотрел вокруг и убедился, что все прислушиваются к их разговору. — Дело не во мне, Семен Борисович, поймите, Все страдают от этого…

Сенечка горько вздохнул, опять потупился.

— Я стараюсь, Федор Михайлович, — еще тише сказал он, — но вы же знаете… — Он приложил пальцы к ушам.

— Знаю, — кивнул головой Федор, — но что же делать, Семен Борисович, — сами подумайте, что же делать! Работа — есть работа!

— Я понимаю, — печально сказал Сенечка, — я буду стараться. Не допускать больше так много…

— Хорошо, — сказал Федор громко — Мы все будем помогать вам в этом. Тоже будем стараться… — И поскольку Сенечка все еще стоял, не уходил, он добавил миролюбиво: — Хорошо, Семен Борисович, договорились!

Но Сенечка не уходил, он все еще ждал чего-то, поглядывая на стенку, но, видя, что Федор не понимает, он спросил, мучительно краснея:

— Вы снимете это?

— Нет, Семен Борисович, не могу. Это будет висеть неделю. И каждый, — добавил он громко, — кто допустит халтуру, будет висеть вот здесь, рядом с тем, кто покажет отличный результат. Неделю!

Сенечка, сутулясь, шел еще к своему месту, тяжело переступая кирзовыми сапогами, когда к столу Федора быстро подошла Женя. Даже не взглянув на него, не говоря ни слова, она спокойно сняла со стены листок с благодарностью, разорвала его на мелкие клочки и выбросила в корзину. Потом так же молча возвратилась на свое место и погрузилась в расчеты.

Он меня облагодетельствовал! Под красной надписью "Так держать!" объявил благодарность, а рядом повесил грозное предупреждение Седлецкому, который допустил 176 серьезных ошибок!

Уж лучше бы он плюнул мне в лицо, дурак! Он, видимо, так ничего и не понял. Десять минут отчитывал несчастного Семена Борисовича в присутствии всех, а потом довольный уселся за свой скрипучий столик.

И ведь что интересно, мы всегда честили этого Сенечку как только могли, в общем-то, он всем нам изрядно крови попортил, а тут всех задело. Даже Жора, который больше всех орал: "Гнать надо этого Сенечку", вдруг проникся к нему симпатией и стал подбадривать.

Почему бы это?

Все-таки что-то до него дошло Неделю он продержал Сенечку под надписью "Брак в нашей работе", но цифру 176 убрал.

Ровно через неделю он снял черный листок и лишь тогда под красным "Так держать!" сообщил, что Георгий Максимович Кудлай великолепно решил схему вспомогательного прибора, который позволит избежать сложных расчетов по методу Жибра. Товарищ Кудлай сделал важный вклад в общее дело. Так держать!

Жора посмеивается, иронизирует, но, как ни смешно, он, по-моему, горд и весь как-то радостно возбужден.

В перерыве он играл с Федором в биллиард и даже выиграл, кажется. А потом они стояли, курили, Катаев бурно развивал какую-то идею, а Жора смотрел на него влюбленными глазами.

Странно все-таки. Чем-то он берет?..

14

Юрий попросил Федора и Кима пригласить его на какое-нибудь собрание, чтобы он мог увидеть весь коллектив, "пощупать пульс", как он выразился.

— Что ж, устроим собрание по подведению итогов года, как ты думаешь? — спросил Федор.

— Пожалуй, — сказал Ким. — Плохо только, что Лаврецкого нет Удобно ли?

— Не вызывать же Старика из больницы. Сообщим ему потом. А начальство институтское пригласим.

На следующий день возле стола Федора появилось объявление, написанное тем же знакомым чертежным шрифтом, которым писался "Так держать!".

Собрание было назначено на четверг. И Ким поразился, тому, как быстро реагирует Федор на свои собственные решения. Был у него некий рефлекс немедленного действия. Решил — и тут же сделал.

В день собрания Федор появился в том самом черном костюме, в котором был на защите. Он был тщательно выбрит, строго торжественен и, чувствовалось, внутренне напряжен, хотя старался не показывать этого.

Они собрались в рабочей комнате. Собственно, даже не собирались — каждый остался на своем месте. Только Федор сидел рядом со своим столиком — за него он усадил Ганнева — заместителя директора института по научной работе. А Юрий ушел в самый конец зала, — он сказал, что ему не надо быть на виду.

Федор начал с того, что рассказал о пути, который прошел коллектив лаборатории, об исследованиях, проделанных за шесть лет ее существования, о накопленном материале, о значительной роли, которую сыграл профессор Лаврецкий, замечательный ученый, создатель лаборатории.

— Но вот на что я считаю необходимым обратить ваше внимание, товарищи.

— Федор поднял голову, обвел всех своими возбужденно-поблескивающими глазами, и Ким увидел, что в них зажглись какие-то новые, колюче-острые огоньки. Собственно, они угадывались и раньше, но где-то глубоко внутри, и тут они вспыхнули в какое-то мгновение, когда он обводил всех глазами и остановил их затем на Ганиеве…

— Да… Так вот на что я считаю необходимым обратить внимание: практической пользы наша лаборатория пока еще не дала ни на грош.

Стало очень тихо — все услышали, как стукаются биллиардные шары в холле — видимо, шоферы играли.

— Шесть лет — большой срок. И нельзя сказать, что они прошли напрасно. Накоплен огромный материал. Но мы просто не имеем морального права продолжать дальше исследования… Пора возвращать народу затраченные на нас средства…

— В каком виде? — раздался голос откуда-то сбоку.

— Вот об этом я как раз и хочу поговорить. Я предлагаю повернуть работу лаборатории на практические рельсы. Сейчас небольшая группа из трех человек занимается экспериментальным внедрением профилактического метода защиты — разработанной нами установки. Я думаю, было бы целесообразно, если бы в эту работу включился весь коллектив лаборатории. Здесь работают очень грамотные, глубоко эрудированные люди. Если мы соберем в один кулак все эти силы, то сможем внедрение установки завершить гораздо быстрее, а главное — решить все вопросы, используя большой теоретический, опыт. Такая перестройка дала бы возможность принести реальную пользу народному хозяйству буквально в самое ближайшее время…