Рисунки Виктора Кармазова - Евгений Константинов

— Чего это у тебя с носярой? — прищурился он.

— Да так, — вяло отмахнулся Виктор, направляясь в ванную комнату. — Ты проходи на кухню, чайку поставь, а я пока морду лица сполосну. А то вчера поддал нефигово…

В ванне он застрял надолго: чистил зубы, мыл голову, брился… Надеялся, что в следующий раз друган сто раз подумает, прежде чем заявляться в такую рань. Но Никита ничем не проявлял нетерпения, а когда Виктор вышел на кухню умытый и побритый — на столе остывали две больших кружки чая — заваренного именно так, как он любил.

— У тебя какие планы-то на сегодня? — Виктор отхлебнул чайку и добавил в свою кружку кусочек сахара.

— Понимаешь… — Никита замялся, а Виктор обратил внимание, что костяшки на его правом кулаке сбиты. Гость перехватил его взгляд. — Ну, у тебя и нос! Подрался?

— Да. Пришлось вчера в трамвае одного алкаша усмирять, — соврал Виктор и аккуратно потрогал нос. — Главное — сегодня моя смена сборщиком ходить. Может, с Михалычем местами поменяться, чтобы не позориться…

— Я вчера тоже подрался, — сказал Никита. — И знаешь где?

Виктор пожал плечами и приложился к кружке. Мелькнула мысль сейчас же рассказать другу про чудесные страницы, но нет, разве что — в крайнем случае.

— Зато я знаю! — Никита стукнул кулаками по столу, и Виктор посмотрел на него непонимающе. — Неподалеку от твоего дома подрался. С двумя уродами. Отделал их, конечно, хорошенько…

— А чего ко мне не заглянул? И вообще — зачем приезжал-то?

— Да не приезжал я, не приезжал! — Никита вновь громыхнул по столу, его кружка опрокинулась, хорошо, что чай он уже весь выпил. — Не приезжал, дружище.

— На вертолете прилетел?

Никита насупился. Потом сказал:

— Понимаешь… Сижу вчера дома, смотрю футбол, как наши «конюшню» делают, Федя Черенков как раз гол забил. И тут — раз, словно что-то в голове щелкнуло, и я уже не у себя дома, а неподалеку от твоего, и на меня — два урода: один с колом, другой с цепью!

— Ну?!

— Что — ну! Ты же меня знаешь…

— Ну!

— Отметелил я их, и раз — опять у себя дома. Как будто на минутку программу в телеке переключил, а потом — обратно. Снова футбол смотрю. Только почему-то на кулаке ссадины.

— Ну!

— Все!

— Пил вчера?

— Ты меня знаешь.

— В таком случае все очень просто объяснимо, — убежденно сказал Виктор. — Говоришь, как раз Федор гол забил? Вот ты на радостях кулачищем своим куда-нибудь в стену двинул или в косяк дверной и на какой-то миг у тебя мозги сдвинулись, а потом на место встали. И это — единственное разумное объяснение.

— Но…

— В противном случае тебе, дружище, надо не ко мне, а в больницу обращаться. С подозрением на диагноз либо «горячка белая», либо просто «сдвиг по фазе».

— У тебя выпить есть? — спросил Никита, потирая кулак.

— Что предпочитаете? — решил вдруг свалять дурака Виктор. — Коньяк, самогон, водочка, пиво, шампанское…

— Шампанское? — удивился Никита.

— А почему нет. Я же представитель редкой и опасной профессии, а для инкассаторов дефицит — не дефицит. Щас принесу.

Виктор прошел в комнату, достал из кармана джинсов слегка помятую страничку, на которой быстро нарисовал стол и на нем — бутылку. Моргнул, и вот она — бутылка — наливай и пей! В это время зазвонил телефон. Сначала он не узнал голос, говорившего в трубку, потом догадался, что это Джон Маленький. По словам травмированного накануне водителя, чувствовал тот себя нормально, но о здоровье распространяться не хотел. Больше всего водителя интересовала страничка, исчезнувшая из его кармана. Сначала Виктор прикинулся простаком, якобы не понимает, о какой страничке идет речь. Потом деланно удивился:

— Да на кой тебе сдалась эта страничка, Джон?

Тот не ответил, положил трубку. А Виктор вдруг подумал, что сидевший на кухне Никита, наверняка слышал его слова. И Никита, и Джон не только видели его рисунки на чудесных страничках, но и что-то в связи с ними подозревают, не зря же и тот, и другой по очереди заявляются к нему домой, словно тут медом намазано, и расспрашивают, расспрашивают.

С недовольным выражением лица Виктор принес на кухню бутылку и, только открывая пробку, заметил, что это не шампанское, а шипучее вино «Салют». Впрочем, пробка открылась с тем же характерным звуком, с каким открывалось шампанское, а Никита, судя по всему, особой разницы между этими двумя напитками не видел — да и была ли она на самом деле…

Пока Виктор возился с пробкой, Никита успел сполоснуть в раковине кружки, еще теплые после чая. В них друзья и налили шипучее вино — до краев и даже сверху, и выпили, молча, хотя и чокнувшись. Виктор не почувствовал никакой разницы во вкусе вина, которое купил два дня назад и пил с Лиличкой, и которое пил из бутылки только что им самим нарисованной и преобразовавшейся в настоящую. Показалось даже, что его вино покрепче.

Опять раздался телефонный звонок:

— Привет, Кармазов, это Лисавин, — сказал звонивший, и Виктор узнал заместителя начальника инкассации. — Здесь такое дело. Надо сегодня на суд приехать. Все собираются.

— Над кем опять суд?

— Не знаешь, что ли? Над Лаврушиным.

— А… Ладно, приеду. Куда и во сколько?

Положив трубку, Виктор вернулся на кухню совсем мрачный.

— Чего там? — поинтересовался Никита, успевший разлить по кружкам остатки вина.

— Да одного нашего инкассатора судить будут показательно.

— Ты рассказывал, что у вас уже был какой-то суд — ни за что ни про что деда посадили…

— Нет, здесь другой чувак попал. А дедка того, кстати, реабилитировали и выпустили…

…История с дедком Василием Васильевичем случилась, когда Виктор только-только устроился в инкассацию. Причем, случилась на том самом маршруте, на котором Виктору предстояло сегодня работать…

Надо сказать, что официальная инструкция, согласуясь с которой работали инкассаторы, в некоторых пунктах была, мягко говоря, странноватой. К примеру, один пункт гласил, что запрещено применять оружие, другими словами, — стрелять в воздух или в грабителей в присутствии беременных женщин. Шутки — шутками, а по сути, выходило так, что если, допустим, на тебя напал грабитель, ударил кирпичом по голове, забрал сумку с деньгами и побежал, ты, прежде чем, спасая социалистическую собственность, собрался стрелять ему по ногам, должен был выяснить, нет ли поблизости женщин, в недалеком будущем собирающихся стать матерью.

А если тебя грабит женщина на первом месяце беременности? В теории получалось, что если инкассатор вдруг выстрелил в грабителя, убегающего с десятками тысяч советских рублей, или даже выстрелил, защищая от нападавших свою жизнь, и в это время неподалеку была беременная женщина, он нарушил инструкцию со всеми вытекающими последствиями, вплоть до тюрьмы.

Дедок Василий Васильевич попал в тюрьму по другому поводу. Проинкассировав кинотеатр «Метеор», что на улице Свободы и выйдя в фойе, он наткнулся на группу подростков, нагло преградивших ему путь. Дедок, правда, был не из хлюпиков, да, к тому же, ветеран войны. Сказал: пропустите, братцы, мол, деньги несу. «Братцы» не пропустили — наоборот окружили инкассатора плотнее, стали теснить. Василий Васильевич, защищая и государственные ценности и свою жизнь, выхватил из кобуры пистолет «Макарова», но стрелять не стал (а вдруг среди молодежи окажется беременная женщина?!), зато врезал рукояткой в грызло первому попавшемуся под руку хулигану. Остальные тут же брызнули в стороны, и инкассатор беспрепятственно вышел из кинотеатра, сел в машину, доложил дежурному по рации о случившемся и поехал дальше катать маршрут. И все бы ничего, но хулиган, попавшийся под руку ветерану войны, оказался мальчиком-мажором, и через несколько часов после происшествия, вдруг выяснилось, что у этого самого мажора выбит глаз…

В итоге ветерана войны Василия Васильевича посадили в тюрьму. Через полгода того, кто его судил — выгнали за профнепригодность, Василия Васильевича реабилитировали и он вернулся работать в родное отделение инкассации, но уже конкретно постаревший и на всю жизнь обидевшийся…

С Дмитрием Лаврушиным приключилось другое. Молодой парень, только что вернулся из армии, устроился работать в инкассацию. И в день своего рождения во время маршрута, будучи сборщиком, пришел в магазин, в комнату кассира, где никого не застал, зато на столе лежала инкассаторская сумка — опломбированная, приготовленная к сдаче. Лаврушин — хвать сумку себе за пазуху и, никем не замеченный — обратно в машину. Старшему маршрута сказал, мол, пришел на точку, а там нет никого, на что старший распорядился заехать в магазин повторно часика через два, чтобы безалаберный кассир впредь знал, что отлучаться со своего места нельзя, а инкассатора надо ожидать, как манну небесную.

За пазухой сумку долго не продержишь, и уже при подходе к следующему магазину Лаврушин бросил ее в кусты, надеясь забрать после работы. Что, собственно и сделал, только при этом был задержан милицией. Безалаберный кассир, хоть и накосячил, но обнаружив пропажу сумки с немалыми деньгами, доложил куда надо, а милицейские работники проявили редкую расторопность, похитителя вычислили и взяли с поличным, в то время, когда тот, дурак, после выпивона с коллегами за свой день рождения взял такси и поехал эту самую сумку, брошенную в кусты, забирать…