Коралловый город - Евгений Наумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хороши шутки, — Макар начал остывать. — Говори, да откусывай.
— Не кипятись, — успокаивал его Лысюра. — Какая может быть любовь в четвертом классе? Нам ведь на пионерском сборе объясняли, что среди пионеров может быть только дружба и взаимное уважение. У тебя ведь с Дашей дружба и взаимное уважение или только дружба без взаимного уважения?
— Почему без уважения? — задышал Макар. — У нас… уважение.
— Только уважение без дружбы? — разочарованно протянул Генка.
— Нет, дружба тоже есть… Уважение… с дружбой, — Синицын окончательно запутался и опять разозлился. — Да что ты ко мне пристал со своей дружбой и уважением? Иди спроси у Даши, если тебе так нужно.
Лысюра быстро огляделся.
Они стояли в вестибюле школы у большого окна. Никого уже не было, все разошлись после турнира. Несколько человек топтались во дворе, размахивая руками: наверное, спорили.
Глаза Генки хитро блеснули, он сказал с расстановкой:
— Она не только подпрыгивала…
— А что еще? — вскинулся Макар.
— Она сказала, что хотела бы дружить с тобой. Всю жизнь… до самой пенсии.
Синицын остолбенел. Он хотел что-то сказать и не смог.
— Что? — насторожился Лысюра. Он потирал руки. Вот это эффект! Теперь все ясно: Синицын хочет дружить с Поспеловой. И даже уважать ее. Хотя, по мнению Лысюры, уважать девчонок было не за что. Зря их избирают в совет отряда, не раз твердил он.
— Врешь! — наконец выдавил Синицын. Лысюра быстро провел по горлу ладонью, что должно было означать: будь спокоен, никаких сомнений. А как, как она сказала?
— Ну… как, — Генка многозначительно поднял одну бровь. — Очень просто. Так прямо и сказала.
— Так и сказала? Эх, Лысюра, ну и молодец ты! Не зря тебя назначили старостой.
Лысюра напыжился.
— Не назначили, а выбрали. Единогласно, понял?
Но Синицын не слушал его.
— Говори, чего хочешь? Ну! — напирал он.
— Я к тебе, понимаешь, с общественным делом, — многозначительно сообщил староста. Он вытащил из кармана печенье и захрустел им.
— С каким делом?
— Послезавтра все классы будут брать обязательство по сбору металлолома. Сколько, по-твоему, наш класс может собрать лома? А?
Синицын беспечно махнул рукой:
— Сколько соберем, столько и будет.
— Нет, так нельзя! — у Лысюры даже крошки изо рта полетели. Пускать дело на самотек! Наш класс должен собрать больше всех.
— Ну и соберем.
— Поможешь, значит? — обрадовался староста.
— А как же! — удивился Макар. — Все будут участвовать в мероприятии.
— Да я не об этом, — поморщился Генка. — Сколько тонн я могу назвать в обязательствах?
— Тонн? Да ведь ни один класс больше тонны никогда не собирал. Даже старшеклассники.
— Не мели ерунды, — нахмурился Лысюра. — Я думаю, если скажу, что дадим пять тонн, не поднимут на смех? А? — он беспокойно заглядывал в лицо Синицыну.
— Говори уж — десять! — бросил Макар.
Лысюра почесал в затылке.
— Десять? Десять… десять… — видно было, что цифра все больше и больше нравится ему. — Десять тонн! Обязуемся собрать десять тонн!
Синицын выпучил на него глаза.
— Да ты в своем уме? Слыханное ли дело — десять тонн! Где мы соберем столько?
— Как — где? Ты же только что обещал помочь! — он хитро подмигнул и сделал вид, что бормочет заклинания.
До Макара только теперь дошло, на какую помощь надеется староста.
— Вот так помощь! — ахнул он. — Да ведь все десять тонн мне придется давать.
— А тебе жалко для коллектива какого-то ржавого железа? — сплюнул Генка. — Большой труд — махнул рукой, крикнул: «тары-бары-растабары» — и готово!
— Для меня, положим, труд и небольшой, — поморщился Синицын. — Но ведь это будет нечестно, другие классы меньше наберут.
Лысюра подбоченился.
— Ах, нечестно? А сам-то ты честный? — и он кивнул на завоеванный Макаром приз, который тот держал под мышкой.
Синицын опустил голову.
— А если разобраться, то ничего нечестного тут нет, — успокоил его староста. — Каждый собирает столько, сколько может. Верно?
— Верно.
— Вот ты и дашь, сколько можешь, — он хлопнул Макара по плечу. Десять тонн можешь?
— Конечно, могу. Я и двадцать…
— Не, двадцать многовато, — закряхтел староста. — Заподозрят, что дело нечисто… то есть, что нечистая сила помогла.
— Какая я тебе нечистая сила? — возмутился Макар. — Каждое утро умываюсь. С мылом. Во!
— Да я не про тебя, — отвел глаза в сторону Генка. — В общем, так, Синицын. Даем тебе, как волшебнику, общественное поручение собрать десять тонн металлолома. Усек?
Макар махнул рукой.
— Ладно. Получишь свои десять тонн.
Ему не хотелось сейчас спорить со старостой класса. Жалко ему, что ли, какого-то металлолома? Да за такую новость он сколько угодно набросает Лысюре железяк!
Поспелова Даша хочет дружить с ним…
Утюги посыпались градом
На следующий день после уроков Лысюра объявил пятиминутное собрание класса.
— На повестке дня, — важно начал он, — сбор металлолома.
Все затихли.
— Кто сколько может собрать и принести в школу металла? Записываю.
И он с торжественным видом сел за учительский стол с авторучкой в руке.
— Я чайник принесу, протекает он, — подняла руку Зойка.
— Чугунный утюг деда, вес семь килограммов, — отбарабанил Пономаренко.
Лысюра одобрительно кивал головой, записывая. Со всех сторон неслись новые обещания: кастрюли, выщербленный топор, колосники на печку, будильник…
— Какой будильник? — вскипел староста.
— «Слава»… — растерянно протянул Олег Черепанов. — Он только звонит на славу, а идти не идет… Механизм не работает.
— Это у тебя механизм не работает! — Лысюра постучал себя авторучкой по лбу. — Сколько он весит, два грамма? Мне вес, вес давай!
Тогда Олег вспомнил, что в подвале у них давно стоит старая кровать.
— Только придете помочь, а то я один не приволоку!
— Само собой, — заверил его Лысюра. — Так вот, я записал все, что вы сказали. Набирается что-то около… — он пошевелил губами, словно подсчитывая, — около десяти тонн.
— Что?! — рявкнули почти все одновременно. Лысюра смутился:
— Д-десять тонн как будто…
— А ну, пересчитай, — потребовал Живцов. — Два чайника и кровать — десять тонн? У тебя ведь по математике вроде четверка, Лысюра.
Генка начал читать список, оценивая в килограммах каждый предмет.
— Чайник — двадцать килограммов, топор — тридцать…
— Да ты что? — завопили вокруг. — Такой чайник и на стол не поднимешь! А топор двухпудовый — ха-ха-ха!
— Ну, девятнадцать, — огрызнулся староста. — Откуда я знаю, у кого какие чайники. Они ведь старые, ржавчиной обросли. У меня, например, чайник весит не меньше двадцати килограммов. Тетка, как наливает воду, кряхтит…
Он обратился к Черепанову:
— Кровать сто килограммов потянет?
— Это ж кровать, а не бульдозер! — отшатнулся Черепанов. — Она хоть старая, но красивая. И легкая. Теперь таких не делают. Отец жалеет…
— Что нам — фотографироваться с такой красивой? — прищурясь, пробурчал Лысюра.
Как ни накидывал он, как ни преувеличивал вес, еле-еле набралось полторы тонны.
— Думаю, что мы возьмем обязательство собрать не меньше пяти тонн, — твердо заявил староста.
— Пять тонн? Да мы надорвемся, а столько ни в жизнь не наберем! недоумевал Зина.
Лысюра укоризненно покачал головой:
— А ты, оказывается, лентяй, Живцов! Еще не работал, а уже: надорвемся… Нюни распустил: ни в жизнь не наберем. Эх ты!
Живцов смутился, что-то забормотал.
— Словом, подумать надо, пошевелить мозгами, ясно? — староста неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.
Когда все разошлись, староста порвал листок, на котором записывал обязательство каждого, и повернулся к понуро сидевшему Синицыну.
— Порядок! А теперь идем со мной.
Смеркалось. Холодный ветер рвал полы их пальто. Они подошли к школьному сараю, и Лысюра отомкнул громадный висячий замок, откинул железную петлю.
— Ключ я у деда Цыбули взял.
В сарае пахло досками, пылью и тряпками. В углу были свалены поломанные стулья, парты, указки, стояли ведра, бочки из-под краски, накрытые мешком.
— Тут, — указал пальцем на середину староста.
— Что? — не понял Макар.
— Сгружай свои десять тонн. При мне будешь или я выйду? — глазки Лысюры забегали.
— Оставайся, чего там… — Синицын не любил творить чудеса в одиночку. Когда кто-то рядом — веселее.
Он хлопнул в ладоши:
— Десять тонн металлолома чтобы были здесь как дома!
И удивился несказанно: ничего.
— Н-нету, — прошептал Генка. Толкнул плечом Синицына: — Может, что неправильно сказал в заклинаниях?