Коралловый город - Евгений Наумов

— Подумайте только, какие молодцы! Другие классы еще только начинают работу, а эти уже закончили. Вот это темпы! И с высоким качеством.

А завуч как бы мимоходом заметит:

— Это и не удивительно. Ведь у них староста кто — Геннадий Лысюра!

— Ах, да-да! — спохватится директор. — Как же мы его до сих пор не замечали? Нужно немедленно…

Что именно «нужно», Лысюра представлял себе довольно смутно, но дальнейшее рисовалось ему в самом радужном свете. Какие-то почетные грамоты, поздравления, прикалывания к груди значков, поездки, встречи делегаций. И музыка, музыка…

Но вот взгляд его остановился на голых черных стволах деревьев, и он в один миг упал с облаков на землю.

— Значит, так, — забормотал он, ломая попавшийся под руку сучок, — завтра же разберем этого трепача на собрании, покажем ему, где раки зимуют. Гнать его в шею, гнать… отовсюду.

Он встал и поплелся к калитке. Ну, не попадайся, Синицын! Временами Лысюра вскипал, словно чайник, и тогда ему казалось, что у него из ноздрей горячий пар валит. Про воскресник он даже забыл.

В калитке он вдруг столкнулся с кем-то. И с кем же? С Синицыным, собственной персоной!

— Ага! — зарычал Генка и схватил Макара за грудки. — Ага!

— Что ты заладил: «ага-ага», — недовольно бросил Синицын и оторвал его руки от своего пальто. — Может, ты еще скажешь «агу». Только я уже давно вышел из ясельного возраста.

— Ты еще и насмехаешься! — Генка потряс кулаками. — Всех подвел, обманул!

Синицын, однако, почему-то нахально ухмылялся, стоя перед разъяренным приятелем. Лысюра вошел в раж.

— Ну, Синицын, пощады не жди! Смотри — саженцы-то голые! Голые! Где же твое обещание?

Он уже забыл, что Синицын вчера никакого обещания не давал, а только сказал, что подумает.

— Ты так визжишь: голые, голые! — пренебрежительно бросил Макар, — что можно подумать, будто ты сам голый.

Генка только шипел от злости. Потом сказал зловеще:

— Ладно, что с тобой разговаривать. Разберемся позже.

И он решительно зашагал прочь.

— Постой! — крикнул Синицын.

— Ну чего? — нехотя остановился Генка.

— Зачем так сразу… «разберемся»? — замямлил Макар. Он и так уж был напуган вчерашним «разбирательством». — Может, я еще и выполню…

— Когда? Сейчас все придут…

— Во, во! Как соберутся все, тогда и сделаю. Не веришь? В один момент все деревья будут укутаны. Лысюра подошел вплотную и отчеканил:

— Я уже не верю ни одному твоему слову. Заврался ты. А когда соберутся, потребую, чтобы тебя отстранили от воскресника.

Он, конечно, на испуг брал. Но Макар опешил.

— Не надо! — схватил старосту за рукав. — Я сейчас… сделаю.

Он повернулся к шеренгам саженцев, поднял руки и замахал ими, будто собираясь вспорхнуть и улететь.

— Груши, яблони, вишни и сливы! — забормотал он, тараща глаза так, что Лысюра попятился от него. — Слушайте меня, слушайте! Вон там солома лежит, сейчас она вспорхнет и к вам прилетит. Обернет вас, укутает, веревками опутает. Будете вы зимушку зимовать и горя не знать. Внимание, внимание! По моему слову выполняйте желание!

И, напыжившись, хриплым голосом Синицын произнес:

— ОЗУРКНОЗНИБОР!

Лысюра от страха зажмурился, даже голову руками прикрыл. Он ожидал, что загремит гром, засверкает молния и прилетят неизвестно откуда могущественные джины с блестящими кольцами в носу и кривыми когтями на руках. Но ничего такого не произошло. Только начался какой-то сильный свист и шелест вокруг. Генка приоткрыл один глаз и увидел такое, что снова испугался и еще плотнее зажмурился.

По саду летала солома, которая до этого спокойно лежала в кучках между деревьями. Будто соломенная метель бушевала на пришкольном участке!

Пыль запорошила глаза Синицыну. Он протер их и увидел: в сплошной метели показались просветы, солома с гудением завихрялась вокруг каждого деревца, словно образовались там воздушные воронки. Все быстрее кружилась солома в таких воронках, она цеплялась за кору деревьев, наматывалась на стволы, окутывала их ровными пухлыми одеялами, и вот уже с разбойничьим посвистом замелькали обрывки веревок. Они захлестывались вокруг соломенных одеял, прижимали их к деревьям и сами же крепко связывались в узлы.

Прямо над головой Синицына одна веревка зацепилась за сучок, начала дергаться, вытягиваясь в струнку, но ничего не получалось. Макар смотрел во все глаза: что же будет дальше? Веревка вдруг изогнулась и другим концом сбросила петлю с сучка — совсем как живая змея!

Он с трудом перевел дух.

— Вот это да! Видал, Генка, что делалось?

Повернулся к Лысюре и остолбенел. От ботинок до самых подмышек Генка был аккуратно укутан соломой, перевязан лохматыми веревками так, что на спине и пятках у него торчали кокетливые девчачьи бантики.

— Генка… ты чего? — пятясь, хрипло спросил Синицын.

Лысюра отнял руки от лица, приоткрыл один глаз, потом другой. На лице его появилась широкая радостная улыбка.

— Си-и-ила! — протянул он при виде стройных рядов деревьев, аккуратно укутанных желтой соломой. — Уже готово? Не успел, понимаешь, чихнуть, а ты раз-раз! — и хоть на выставку достижений народного хозяйства. Дай пожму твою…

Он сделал движение к Синицыну, желая пожать ему руку, но сразу же покачнулся и упал носом в рыхлую землю.

— Что такое? — невнятно проворчал он и вдруг отчаянно заорал. Кто меня связал?

Макар подскочил к нему и начал торопливо распутывать бантики:

— Не волнуйся, не волнуйся! Тебя по ошибке, наверное, укутали.

— Хороша ошибка! — разъярился Лысюра, сдирая с себя плотно подогнанную солому. — Что я им — дерево, что ли? Я староста класса, понял?

— Да я-то знаю. А им, видать, невдомек. Ты же стоял неподвижно, как дерево. Да еще на нашем участке. Вот они и приняли тебя за дерево.

Оба почему-то говорили «они», хотя никого не видели в саду в то время, когда здесь летала солома. Но ведь ясно, что один «кто-то» не мог за минутку укутать сто деревьев, да еще Лысюру впридачу!

— А я, понимаешь, испугался, что ты в дерево превратился, тараторил Синицын. — Хорошо, если в яблоньку или вишню, хоть польза будет, а если в дуб?

Он принялся отряхивать товарища от соломы, причем так лупил его по спине, что заклубилась прошлогодняя пыль из подкладки.

— Сам ты дуб, — со злостью отпихнул его Лысюра, но при виде укутанных саженцев снова пришел в хорошее настроение. — Слушай, а какое волшебное слово ты сказал, что солома сама полетела?

— Так я тебе и признаюсь! — присвистнул Макар. — Тайный секрет. Хватит и того, что я на твоих глазах чудо сделал. Я хотел при всех, чтобы потом не говорили, что я обманщик.

— При всех? — ужаснулся Лысюра. — При всех ни в коем случае не делай чудес!

— Это почему? — опешил Макар.

Лысюра оглянулся, как вчера, по сторонам.

— Сам не понимаешь? Каждый попросит тебя сделать какое-нибудь чудо лично для него. Ну, вот Пономаренко захочет стать сильнее всех, он давно об этом мечтает; Живцов потребует, чтобы его «Любознательный» всё на свете знал; Черепанов — чтобы редкую марку ему достать… Да мало ли что каждый попросит. Чудес на всех не напасешься.

— И верно, — растерялся Синицын.

— А кто-то тоже захочет учиться на пятерки…

Тут Генка попал в точку: Макар не хотел, чтобы и другие учились на одни пятерки, отвечали без запинки на любые вопросы. Тогда на него, Синицына, никто и внимания не будет обращать.

— Это все захотят учиться на пятерки, а уроки не готовить и в учебники не заглядывать, — горячо поддакнул он.

Лысюра добавил:

— Как пишется в плакатах: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «Кончил дело — гуляй смело!»

— А как же мы скажем про это? — задумался Макар, глядя на укутанные деревья. — Догадаются же, что без чудес тут не обошлось: ведь еще вчера эти деревья были голые…

— Вот что, — решил Генка. — Выкрутимся так: своим ребятам скажем, что это мы сделали, пришли на участок спозаранку, а Нине Борисовне что весь класс сделал.

— Не поверят, — закряхтел Синицын. — Вдвоем — это же всю ночь надо биться, и то не получится.

— Не беспокойся, — махнул рукой староста. — Я знаю, что говорить.

— Может, обратно их раскутать? — неуверенно начал Синицын. — А то начнут допытываться, что и как, — хлопот с этим чудом не оберешься.

— Что ты, что ты! — переполошился Лысюра. — Ни в коем случае. Вот только надо что-то сделать, а не пойму что.

Он прищурился и огляделся вокруг.

— Что сделать? — не понял Макар.

— Да вот, понимаешь, здесь что-то не так. Посмотришь на участок и кажется, что тут не люди работали, а какие-то волшебники-невидимки. Чисто, понимаешь, аккуратно… Мы, когда в прошлом году укутывали деревья, так намусорили, что Егор Сергеевич два часа потом ругался.