У Лаки - Эндрю Пиппос

Третьей по списку была Stomping’ at the Savoy (эту Лаки сыграл бы и мертвым). Выступление продолжалось, и он все чаще испытывал приступы возбуждения всякий раз, как чувствовал нутром магию бурных, искренних аплодисментов.

В итоге Лаки играл гораздо дольше, чем ожидалось. Каждая композиция была растянута, нервно распутана и доведена до конца. Никто из зрителей не понимал, что Лаки не настоящий Бенни Гудмен; они никогда этого не узнают. Когда люди хлопали или с волнением общались к сидящим рядом, они говорили то, что Лаки хотел бы услышать до войны, когда играл во всех этих злопыхательских бэндах. Выступление, как Лаки его запомнит, было овеяно славой – лживой, но почти столь же значимой, как истина.

Покинув сцену, он вернулся в подсобку, где не смог сидеть спокойно. Он жадно глотал воздух, взгляд сновал туда-сюда, словно две беспокойные мошки.

– Публика здесь славная, – сообщил Лаки Грегору.

Тот пропустил все действо, и у него из носа текла кровь.

– Мне тут всыпали.

– Однозначно, – согласился Лаки.

– Фрэнк меня поколотил. Взбесился, когда я принес деньги. Мол, я прикарманил сколько-то там.

– А ты прикарманил?

– Ясен-красен! Все это моя идея. Так почему прибыль только у них?

– Где они?

– Не знаю. Кажется, у меня в носу что-то лопнуло.

– Давай помаячим тут, познакомимся с народом?

– А лицо мое? Презентабельный видок?

– Умойся, – сказал Лаки. – А потом найди меня.

У входа в подсобку ожидал молодой англичанин, лет двадцати с небольшим, с зализанными назад, как у летчика (которым он не был), черными волосами. На нем красовался клетчатый блейзер, лицо светилось обожанием. Лаки с нетерпением ждал новых похвал; это желание более чем уравновешивало страх разоблачения.

– Просто превосходное выступление, мистер Гудмен! – произнес парень. – Благодарю вас.

– Вы так думаете… даже без бэнда?

– С самого начала войны не получал столько удовольствия. Вы были… – англичанин умолк, – великолепны. Уникальны. Вы мне очень понравились.

– Никто никогда не отзывался о моем исполнении так хорошо.

– Сомневаюсь. Публика от вас в экстазе.

Англичанин повел Лаки к столику в баре отеля, но сам садиться не стал. Вскоре он вернулся с напитками, держа поднос так, будто вручал приз. Лаки даже не сразу понял, что афера сошла ему с рук, что он свободен от Фрэнка и Гарри. Полиция больше не играла никакой роли в этой истории. Они забрали деньги, покинули отель и дали Иэну Асквиту встретиться с Бенни Гудменом.

4

Спустя полчаса – или Лаки так показалось – к их столику подошел Грегор и представился менеджером Бенни Гудмена, не потрудившись объяснить свой красный и распухший нос. Грегор сел рядом с Асквитом и принялся слушать рассказ о записи концерта Бенни в Карнеги-холл в 38-м году. Лаки тем временем прикончил четыре бокала, после чего отказывался от дальнейшей выпивки (было время, еще до службы, когда Лаки имел склонность злоупотреблять алкоголем, потому как лишь в пьяном угаре верил, что он настоящий музыкант). Все трое курили сигареты Асквита. Бар был полон, но к Бенни Гудмену никто не подходил.

– Слушайте, я кое-что решил, – заявил Грегор, когда Асквит окончил разбор выступления. – Хочу в команду подлодки. Что думаете?

– Браво, – кивнул Асквит. – Правда, очень храбро с вашей стороны оставить нынешние обязанности. Вовсе не считаю это глупым. Вы знаете, я живу в Сиднее с сорокового года. Довольно спокойный способ провести войну.

– Я могу умереть на подлодке, – сказал Грегор.

– Вполне возможно, – согласился Асквит и повернулся к Лаки: – Скажите мне, Бенни, если вопрос не покажется слишком неудобным, каково это – быть успешным?

– Я не часто думаю о себе как об успешном человеке.

– О, да ладно, каково это? – встрял Грегор. – Нам нужен достойный исчерпывающий ответ.

– Иногда я чувствую, что мне повезло, что я избранный, будто я вышел сухим из воды, но с разрешения людей, которые могут отозвать его в любой момент. И тогда мне придется быть буфетчиком в армейской столовой, или солдатом, или работать в закусочной. Иногда я вижу лишь ошибки, которые совершил. Они свидетельствуют, что в следующий раз я должен сделать лучше. Знаю, мне предстоит долгий путь, и в старости, может, я буду думать о том же. В лучшие дни я чувствую, что отдаю долг самому себе. Выполняю условия своего личного контракта.

Лаки не составляло труда представить, каково это – быть исключительным человеком. Человек хорошо знает свои мечты, возможные или невероятные, банальные или экстравагантные, отвергнутые или те, за которые он крепко или глупо цепляется.

– Интересно, какие же условия в моем собственном контракте, – произнес Асквит. – И что я должен делать лучше.

Время от времени, когда вечер продолжался и разговор почти по умолчанию сворачивал к теме карьеры Бенни Гудмена, или повисала пауза и все внимали мнению великого музыканта, Асквит оглядывался и похлопывал Лаки по плечу, особо подчеркивая, как наслаждается его обществом. Другие любители музыки, в основном мужчины, наконец нашли в себе смелось подойти к Бенни Гудмену и теперь робко стояли у стола, поддерживая светскую беседу и бросая на маэстро взгляды, полные почти сексуальной любви. Все это продолжалось, пока Асквит не прочитал по лицу Лаки, насколько тому неуютно, и не отослал их вежливо, сказав, что мистер Гудмен устал.

Грегор принялся жаловаться на планы военного министерства – он не понимал, почему армия США хотела начать демобилизацию солдат до капитуляции Германии: они все подписали один и тот же контракт, период боевых действий плюс шесть месяцев, а в ВВС и ВМФ все еще призывали, – как вдруг Лаки и Асквит отвлеклись на Валию Аспройеракас, которая сидела за высоким столиком, озаренная мандариновым свечением. Ее длинные волосы безупречного черного цвета ниспадали по спине, обвиваясь вокруг ремешка синей, вышитой бисером сумочки. Валия подпирала подбородок рукой, излучая уверенность женщины с какого-нибудь портрета, словно ее забавлял переполненный незнакомцами бар вокруг.

Высокий австралиец, человек, будто бы состоящий из более крупных и грубых молекул, чем Лаки, заговорил с Валией, но понял намек и удалился. Асквит внимательно следил за ними, ожидая развязки.

– Прошу прощения! – повысив голос, обратился он к Валии. – Не желаете познакомиться с Бенни Гудменом? Он очень славный.

– Желаю, – кивнула Валия.

– Мне не стоит слишком многого себе позволять, – продолжал Асквит, – но вы гречанка, не так ли?

– Да, в определенной мере.

– Могу я узнать вашу фамилию?

– Аспройеракас.

– Тогда вы, должно быть, кефалонка.

– Нет, я с Итаки.

– Английский – ваш родной язык? – поинтересовался Асквит.

Валия кивнула, не впечатленная вопросом.

– Вы не хотите посетить собрание, которое я провожу раз в месяц в Элизабет-Бей? Мы читаем на древнегреческом. В следующий раз планируем трагедию «Хоэфоры». Потом – «Эвмениды». Будет интересно, если поприсутствует человек