Репетиция конца света - Елена Арсеньева

– Слушаю. Ну? Что молчишь?

– Отвернись.

– Почему?!

– Ну трудно тебе, что ли?

– Трудно. Мне хочется смотреть на тебя все время. Не отрываясь. Всегда.

– А мне на тебя.

– Тогда говори.

– Хо-ро-шо... Я думала... то есть, мне кажется, ты думал... ты думал, что никогда и ни у кого не было так, как у нас, правда?

– Да. Это правда.

– Что?

– Все. Что я так думал. И что в самом деле ни у кого никогда ничего подобного не было.

– А может, так кажется всем влюбленным?

– Может быть. Но им кажется, а у нас... так и есть. Я знаю точно.

– Я тоже это знаю. Когда мы вместе, мы будто идем между двумя пропастями. Помнишь, как в той книжке про Марокко? Перевал Ребро Шайтана, слева пропасть четыре километра, справа такая же. А на самом перевале едва могут разъехаться два автомобиля. И иногда по утрам люди видят внизу меж острых камней обломки автомобиля, который рухнул туда ночью.

– А иногда, в сезон дождей, никто ничего не успевает увидеть, потому что их уносят горные реки, которые мчатся со страшной скоростью...

– Вот именно.

– Значит, наша любовь вызывает у тебя такие жуткие ассоциации? Кошмар! Кошмар, слушай... А, я знаю, в чем дело! Эта кровать слишком узкая, ты боишься, что мы с нее свалимся! Клянусь, к нашей свадьбе я куплю другую кровать.

– С тобой невозможно говорить серьезно!

– Невозможно. И не нужно! Ты бы лучше серьезно поговорила со своим отцом. Ты ему уже сказала о нас?

– Нет.

– По-нят-но. Я так и знал.

– Не обижайся. Я почти решила, но... просто не получилось.

– Ага. Кто хочет – ищет возможности. Кто не хочет – ищет причины.

– Я серьезно, не получилось. У него там какие-то проблемы, без конца телефонные переговоры с этим Царегородским, причем он дико злится, когда кто-то в это время входит в комнату.

– А кто такой Царегородский?

– Какой-то его давний приятель, я его не выношу. Они раньше вместе работали в «Нефтегазпроме», потом ушел Царегородский, ну и отец тоже ушел. Долгие годы не виделись, потом вдруг встретились – и снова задружили. Какие-то у них общие дела появились. По-моему, отец ему был совершенно не нужен, когда у него были неприятности, когда он сидел без денег. А сейчас, когда дела в гору пошли, Царегородский к нему в друзья набивается. Отец бывает доверчивый, как дитятко, честное слово.

– Ну так скажи ему, что тебе этот Царегородский не нравится.

– Предполагается, что я ничего об этом общении не знаю. Ага, скажи ему. Он так взовьется, а потом будет себя поедом есть, что меня разволновал. Он думает, теперь мне вообще нельзя ни дышать, ни думать, совсем ничего. Ляг и лежи в постели.

– Одна.

– Конечно, одна! Знал бы он, чем мы тут с тобой занимаемся! Я поэтому и боюсь ему сказать. Может, подождем, а? Вот пройду новое обследование, вот скажут, что я уже практически здорова, тогда и...

– А если не скажут? Если будут на новой операции настаивать?

– Ой, нет! Хватит с меня. Я же знаю, что у меня все хорошо, все отлично!

– Ч-черт... по-хорошему, мне бы надо держаться от тебя подальше...

– Только попробуй. Слышишь? Только попробуй держаться от меня подальше. Придвинься, ну пожалуйста. Вот так. Обними меня. Да, да, да... Уж если умирать, то от любви, правда? Или во время любви. Представляешь, как это будет классно?

– Ладно. Если ты так хочешь... Только одно условие: вместе со мной!

– А с кем же еще?!

Алена швырнула сумку прямо на пол, скинула шубку, стащила сапоги и рухнула на полку. Этот нескончаемый день изнурил ее до такой степени, что притупилась даже боль. Сейчас она хотела только одного: лечь спать. Пусть утром снова вернутся страдания и убийственные мысли, но сейчас она едва жива именно от усталости, а не от горя. Это был как раз тот самый случай, о котором великий поэт сказал: «Я ищу свободы и покоя, я б хотел забыться и заснуть». Черт с ней, со свободой, но покоя, покоя жаждало все ее существо. Однако прежде, чем она его обретет, надо дождаться отправления поезда. Только тогда проводница откроет туалет и Алена сможет умыться и почистить зубы. Ну и сделать все остальные необходимые делишки. А потом разденется, вытянется на чистом, приятно пахнущем, накрахмаленном белье (все-таки не зря за место в СВ берут такие кошмарные деньжищи!) и хоть на несколько часов избавится от ужасной реальности.

Надо надеяться, немногочисленные пассажиры (насколько успела заметить Алена, заняты, кроме ее, были только два купе) не станут буйствовать в праздничную полночь. О господи, как хочется спать, спать, спать!

Поезд тронулся так мягко, что Алена даже не сразу заметила это. Она посмотрела на пустую полку напротив той, на которой лежала, и слабо улыбнулась. Учись быть благодарной судьбе хотя бы за маленькие радости. Вот нету у тебя попутчика – и слава богу. Теперь все, поезд пошел, никто больше не появится в купе.

Дверь открылась, вошла проводница.

– Билетик давайте, и за постельку. Чаю вам принести? Или шампанского желаете?

– Нет, спасибо. Я... мне как-то не до празднований, спать очень хочется. Туалет уже открыт?

– Вот еще в соседнем купе билеты проверю, и все, сразу открою. А в остальных никого нет, я их сейчас запру, чтоб не шлялись кто не надо. Сдачу возьмите. Спокойной ночи вам, с Новым годом.

– Спасибо. И вам того же.

Ни с того ни с сего Алена вспомнила мужа одной своей подруги, который в ответ на приветствие или поздравление приговаривал: «И вам по тому же месту!» Интересно, какими бы глазами уставилась на нее проводница, ответь она так? «Спокойной ночи, с Новым годом!» – «И вам по тому же месту!»

Похоже, сегодняшний день немало поспособствовал тому, чтобы у детективщицы Алены Дмитриевой (в миру Ярушкиной) основательно съехала крыша...

Она выждала указанные две минуты, взяла полотенце, купленную на вокзале зубную пасту (утром, само собой разумеется, она ее благополучно забыла дома) и пошла в туалет. Вода в кране была теплая, почти горячая, и когда Алена умывалась, ее окончательно развезло. Отчаянно зевая и с трудом удерживаясь на ногах, дошла до своего купе, потянула в сторону дверь – и тотчас отпрянула: между полками стоял, снимая длинное черное пальто, какой-то мужчина.

Перепутала номер, что ли? Нет, пятое купе, потому что у Алены десятое место. Наверное, этот дядька ошибся! Снова открыла дверь и вошла со словами:

– Добрый вечер! А вы случайно купе не перепутали?

Он уставился на нее, держа в охапке пальто. Растерянно моргнул очень черными глазами, которые показались Алене просто-таки огромными из-за окруживших их теней, и тут же изумление сменилось в них откровенной неприязнью:

– Опять вы? Каким образом? Что это значит?!

Ее качнуло. И вовсе не потому, что качнулся вагон! Откуда он свалился на ее голову? И тотчас ее качнуло снова. И опять движение поезда было тут ни при чем. Просто до Алены дошло, что перед ней стоит тот самый деликатный незнакомец, к которому она совсем недавно прицепилась в метро!