Любовь как сладкий полусон - Олег Владимирович Фурашов

Н-да! Конспиративно повенчанному жениху надо было бы подойти к девушке и честно и по-джентльменски повиниться: дескать, прости, милая Ниночка, но душа моя всецело принадлежит другой; посему прошу меня считать свободным от простодушной и детской клятвы на крови. Вместо этого он, не по-мужски спасовав, трусовато склонил голову и по-мышиному юркнул мимо неё в коридор. От столь мелочной проделки настроение у него вновь испортилось.

Троицу он догнал уже на улице и молча присоединился к ней. Кропотов по обыкновению по-журавлиному обхаживал девушек, заходя то справа, то слева, то сзади от них, и беспрерывно «сыпал» разными потешными историями. Вскоре выяснилось, что балагура «вполуха» слушал не только расстроенный Кондрашов, но и Кораблёва, потому что она негромко осведомилась:

– Юра, ты что такой…потерянный?

– Да…как сказать…, – и в самом деле растерянно протянул тот.

– Я знаю, как сказать, – по-своему истолковав диалог, ревниво перебил их Виктор. – Завтра я вас везу на Тёплый ключ.

– Тёплый ключ?

– Что это такое? – удивлённо переглянувшись, обратились подружки к Кропотову.

– Это родник возле Камы, – пояснил Виктор. – А подробности спрашивайте вот у него, – переадресовал он любознательность горожанок к Кондрашову.

– Подробности…Извините, но сейчас подробностей не последует. Зато…Зато полный эксклюзив на завтра я вам обещаю, – заинтриговал девчонок Юрий.

6

За окном автомобиля проносились дивные уральские пейзажи, в салоне приглушённо звучала магнитола, фальцетом Владимира Преснякова смакуя то, как популярный певец повезёт к морю всех своих девчонок. Легковушка по подмёрзшей снежно-накатанной дороге мчала пассажиров к берегу Камы. Иначе говоря, всё обстояло именно так, как накануне живописал Кропотов. Существенное отличие состояло в том, что нынче в машине, помимо лихого шофёра и Кораблёвой, находились также Кондрашов и Шутова.

К пункту назначения поспели в мгновение ока. Кропотов так лихо тормознул на границе крутояра, что УАЗик пошёл юзом, а девушки завизжали и заойкали. Выбравшись из машины, экскурсанты оказались на вершине гигантского склона, у подножья которого Кама делала вселенскую дугу, разворачиваясь с северо-запада на юг. Стелла и Марина синхронно воскликнули: «Как красиво!» И засмеялись такому совпадению.

– Когда люди долго живут бок о бок, то у них формируются общие привычки, одинаковые выражения, сходные реакции, – дала комментарий Кораблёва, – а мы с Маришей почти пять лет неразлучны.

– Подтверждаю, – согласно кивнула Шутова.

Стелла повторно окинула взором раскинувшуюся перед ней бескрайнюю перспективу и дополнила впечатления:

– Дух захватывает! Стоишь на этой круче, а представляется, что птицей паришь в вышине. Пьянит, до головокружения. Так это и есть, Юра, твой эксклюзив?

– Начало, – кивнул импровизированный гид. – Ступайте за мной.

И он свернул к относительно пологой складке горы, ведущей в низину. Остальные последовали его примеру.

– А во-о-он там, справа, за излучиной, видите большое село? Это Таборы, – блеснул познаниями местных достопримечательностей Виктор, пытаясь перехватить инициативу.

– Почему оно так называется? – спросила его Шутова.

– Кто ж его знает? – простодушно развёл руками шофёр. – Таборы и Таборы. Старинное село. Нынче уж, как пить дать, ни

одна собака не гавкнет, чего оно так зовётся.

– Не скажи, – вмешался Кондрашов. – Бабушка, когда была жива, рассказывала мне про эти самые Таборы. Коли есть нужда, так я вам доложу.

Четвёрка стала спускаться книзу, медленно следуя по склону за «экскурсоводом-аборигеном». Оборотистый Кропотов успел ухватить за руку Стеллу, так что Кондрашову пришлось довольствоваться сопровождением к ручью Шутовой.

– Преданье старины глубокой, – приступил к повествованию Юрий. – В те давние времена села ещё и не существовало. На месте его расстилалось чистое поле, где каждое лето останавливались цыгане. Становились таборами – отсюда и название поселения. Жили разгульно, весело, шумно; воровали лошадей окрест себя – типичный цыганский быт тех лет. И кстати будет подчеркнуть, что цыгане разбивали свой стан в том поле не случайно – редкостное это урочище, специально созданное богом кочевого племени для любви и продолжения рода. И особливо проявлялось эротическое буйство в пору июльских ливней и цветения луговых трав.

В одном знатном цыганском роду проживала юная красавица Аза. Сам российский цесаревич Владимир – сын царя Александра Второго, – оборачиваясь персонально к Стелле, пояснил Юрий, – совершая поездку в Сибирь, обратил на неё внимание на ярмарке. И до того был очарован её плясками и пением, что пожаловал ей перстень того же цвета грозовой ночи, что и очи у кочевницы. Излишне говорить, что ромалы поголовно были влюблены в Азу. Сама же чаровница была тайно влюблена в лучшего конокрада и отчаянного забияку цыгана Ноно.

Нахлынула и на Азу пора любви. Как говорила моя бабушка, – вновь оглянулся на Кораблёву рассказчик, – никому из рабов божьих не дано избежать подобной участи, ибо жажда её даётся вместе с жизнью. И Аза, похожая на хорошенькую ведьму с распущенными волосами, звеня монистами, выскакивала под июльский ливень, плясала под струями водопада небесного, хохоча и крича: «Хочу любить! Хочу цыгана!…Молодого!… Красивого!…Горячего!…»

Но надо же такому случиться, – сокрушённо покачал головой Юрий, – что Ноно на той самой, упомянутой мной, ярмарке увёл великолепного скакуна. Оказалось, что того коня незадолго до кражи купил сам цесаревич. Пришлось Азе и Ноно бежать. Только следующей весной украдкой вернулись они в Таборы, да не нашли здесь своих соплеменников, которые подверглись преследованиям от властей из-за Ноно.

Ко времени приезда в Таборы Аза была уже беременная. По дороге в урочище любви она простыла, а при родах умерла. Обезумев, дико закричал Ноно и бросил перстень Азы с чёрным камнем в ручей, отчего дно его стало чёрным, а себе вонзил кинжал прямо в сердце. Хлынула из раны горячая цыганская кровь и дала начало ручью, к которому мы с вами приближаемся, – повествовал Юрий уже в мистической тональности.

Проезжали тёмной ночью мимо цыганского стойбища простые крестьяне. Вряд ли бы они услышали издалека слабый плач новорождённой. Да почуяла неладное крестьянская собака, и привела своего хозяина сюда. Сжалились люди, и взяли девочку. Тела её родителей захоронили. Цыганская девочка выжила в русской семье, вышла замуж за русского, дав начало новому роду. От них много лет спустя и произошёл Казимир Самохин – отец Нины Самохиной, – завершил Кондрашов предание.

– Х-хо! Бре-е-хня. Бабьи сказки, – скептически хохотнул директорский шофёр. Его явно коробило то, что девушки приняли историю, поведанную приятелем.

– Легенда, – с достоинством возразил знаток местной истории. – А то и быль. Бабушка меня никогда не обманывала.

– Ой, мальчики, а это что там такое? – удивлённым возгласом прервала их пикировку Марина, завидев впереди островок изумрудного цвета.

– Хе-хе, травка зеленеет, солнышко блестит, – совсем уж по-стариковски покряхтывая, ответил ей Виктор. – Она у родника завсегда дольше растёт.

Практикантки, поражённые редким явлением, переглянулись, а затем с загоревшимися глазами помчались наперегонки к Тёплому ручью, азартно визжа, будто детки малые. Парни степенно двигались за ними. Стелла, поспевшая прежде подружки, присела