Дело для трёх детективов - Лео Брюс

— Только имя? Больше вы ничего не разглядели?

— Это было всё. Но действительно, не стоит придавать этому какое-то значение. Спросите Уильямса. Он знал мою жену. Безотносительно того, в чём там было дело,  это не значит, что в её жизни была тайная любовная интрига.

Послышался сочувствующий ропот согласия, и Уильямс сказал что-то в том смысле, что это никогда не подвергалось сомнению.

Терстон мучительно поднялся со стула.

— А теперь, джентльмены, есть ли что-то ещё, о чём бы вы хотели меня спросить? — Он выглядел настолько опустошённым и несчастным, что даже если бы после его ясного и исчерпывающего рассказа такие вопросы остались, сомневаюсь, что кто-то решил бы их задать именно в тот момент.

— Что ж, хорошо, — сказал он, — тогда я пожелаю всем спокойной ночи. Я приказал Столлу давать вам всё, что захотите. — С очевидным облегчением он покинул комнату.

Лорд Саймон повернулся к Уильямсу. «Относительно завещания никаких сомнений? — спросил он. — Всё унаследует пасынок?»

Уильямс кивнул. «Да, — сказал он. — Я всегда знал об этом. Я не был адвокатом старика. Но его завещание именно таково».

— Выглядит довольно плохо для пасынка, кем бы он ни был, — заметил я.

Но отец Смит мягко взглянул на меня: «Вы не должны так говорить, — заметил он. — Факт, что нечто написано на пергаменте, не означает, что это пророчество. Вы походите на столь многих современных мыслителей. Новое завещание вы стремитесь превратить в Ветхий завет».

— Так, а если ближе к теме, — сказал месье Пико, поворачиваясь к Уильямсу, — существует ли завещание самой леди. Что вы можете об этом сказать?

Довольно неожиданно Уильямс улыбнулся. «Миссис Терстон, — сказал он, — была в некоторых делах весьма простодушным человеком. Как вам может подтвердить мистер Таунсенд, больше всего она гордилась этим домом. Она старалась изо всех сил сделать его образцовым. И у неё было средство, с помощью которого она надеялась добиться очень хорошей работы всех слуг. Она заставила меня составить завещание, по которому всё её личное имущество переходит мужу, но все деньги, которые у неё имелись бы на момент смерти, должны быть поделены поровну между слугами, которые находились в штате на момент её смерти. Это было, конечно, уже после того, как её муж получил собственное наследство».

— Но, — сказал я, — поскольку  у неё было только пожизненное право...

— Именно так. В этом-то и состояла идея. У неё никогда не было много денег в личном владении. Она получала свои доходы ежеквартально и тратила их или раздавала. Поэтому то, что досталось бы слугам, было фактически равно сумме её кредита в банке на момент её смерти. Это было бы примерно равно сумме, обычно оставляемой слугам. Но конечно же, они не должны были этого знать. Они знали лишь, что миссис Терстон богата. И похоже, что план работал, поскольку с тех пор она не меняла штат.

— Другими словами, это была уловка, — сказал отец Смит.

— Едва ли можно её так назвать, — резко ответил Уильямс.

— А уловки могут работать в обе стороны, — заметил маленький священник. — Если вы пытаетесь разыграть над кем-нибудь первоапрельскую шутку уже после полудня, шутка рикошетом падёт на вас.[22]

— Я не вижу здесь шутки, — сказал Уильямс.

— Я тоже, — сказал отец Смит. — Я вообще не вижу здесь ничего смешного.

ГЛАВА 10

Когда доктор Терстон оставил нас, несколько гнетущая атмосфера, которая явно ощущалась в его присутствии, сразу рассеялась, и все, казалось, с некоторым облегчением вернулись к захватывающему расследованию. Тяжёлая утрата в таких случаях, как я часто имел возможность наблюдать, несколько мешает делу, а значение имеют только поиски преступника. Так, что к расследованию мы приступили с удовольствием.

Первый человек, который был подвергнут допросу, был техником, посланным телефонной службой для ремонта проводов. Он обнаружил свежий разрез на проводе там, где тот проходит за окном небольшой гардеробной на первом этаже. Техник оказался умным молодым человеком, стремящимся внести свой вклад в расследование.

— Там, на подоконнике, лежала пара небольших садовых ножниц, которые используются для обрезки роз, — сообщил он. — Я считаю в высшей степени вероятным, что это дело сделано с их помощью. Всё, что требовалось, — с энтузиазмом пояснил он, — это открыть окно, высунуться и... чик! — телефон мёртв.

— Были ли исследованы эти столь важные садовые ножницы? — спросил месье Пико. — Возможно, наш добрый Бёф проверил, имеются ли на них отпечатки пальцев?

Сержант закашлялся, и выглядел несколько смущённым. «Нет, я посчитал это излишним, — признался он, — поскольку знаю, кто это сделал».

Месье Пико издал какой-то гортанный галлицизм, но высказался лорд Саймон, который чуть растягивал слова: «Мой слуга, Баттерфилд, осмотрел эти проклятые вещи. Никаких отпечатков».

Механик не собирался уходить. «Да, ещё хотел сказать, — добавил он, наклоняясь вперёд с умным видом, — около них была пара старых рабочих перчаток. Кто бы ни перерезал этот провод, он, возможно, надел их, — он сделал соответствующий жест, —  перерезал линию и снова снял».

— Voila! — иронично выразился месье Пико.

— Нам бы больше помогло, если бы вы смогли сказать нам, когда на станции обнаружили, что линия не в порядке.

— Это я могу сказать. Только этим утром. Но вчера вечером в этот дом никто не звонил, и никто не заявлял о неисправности до десяти часов сегодня.

— Значит, вы знаете, кто приходил?

— Да. Шофёр.

Месье Пико опять поднял голову: «А известно ли, когда в последний раз телефон был в порядке?»

— Я так понял, что был вызов приблизительно в шесть часов вечера вчера. Он был последним.

— Большое спасибо. — Сэм Уильямс отпустил молодого человека дружеским кивком.

— Загадочно, — прокомментировал лорд Саймон. — Весьма загадочно.

— Не понимаю почему, — не смог сдержаться я. — Мне кажется, механик прав. Садовые ножницы, перчатки… у преступника всё было под рукой.

— Я имел в виду не это, — ответил лорд Саймон. — Зачем он вообще взял на себя труд это делать? Какой был смысл временно оборвать связь с внешним миром? Было полно людей в доме...

Сержант Биф вновь откашлялся и выдал залп самого тяжёлого сарказма. «А вашей светлости не пришло на ум, что убийцы обычно опасаются полиции?»

Лорд Саймон холодно улыбнулся. «Вынужден признать, что мне это в голову не приходило», — парировал он, зажигая новую сигару.

Сержант Биф проворчал: «Вообще-то о таких вещах известно», — но развивать тему не стал.

— О чём вы забываете, — пробормотал отец Смит, — так это о том, что есть по меньшей мере нечто общее между человеком, который решает стать убийцей, и человеком, который собирается стать монахом. Каждый из них навсегда оставляет своих друзей и знакомых. И поэтому не удивляют никакие поступки, которые способствуют созданию такой изоляции. Кроме того, общее между ними в том, что каждый в конце концов оказывается в некотором заточении. Поэтому одни люди прерывают знакомства, а другие режут провода. И больше во всём этом ничего нет.

На мгновение воцарилась тишина, и я огляделся. Сама гостиная была столь же весёлой и нормальной, как и вчера в это время, когда мы беззаботно сидели и беспечно обсуждали литературу о преступлениях, а не действительность. Но теперь здесь сидели совершенно другие люди, и это создавало атмосферу иллюзорности, почти жуткую. Лорд Саймон, который в данный момент демонстрировал всем один дюйм тонких шёлковых носков на вытянутых лодыжках, конечно, вполне мог бы быть одним из гостей Терстона, но маленький священник, неопрятным тюком заполняющий небольшое деревянное кресло, нисколько не принадлежал к этому традиционно роскошному фону, да и сержант Биф, что-то усердно записывающий  в своём блокноте, производил довольно неприятное впечатление. Маленький месье Пико, прямо сидевший у огня, но наклоняющийся вперёд, чтобы убрать пепел с решётки каждый раз, когда тот туда падал, был очень похож на птичку, которая как будто присела здесь на мгновение, прежде чем вспорхнуть и устремиться куда-нибудь в другое место. Правда, его весьма иностранный вид делал его слишком экзотичной птицей для нашего совершенно английского окружения.

Во всех нас была особая сосредоточенность, которой вчера, конечно же не  существовало, и каждый задаваемый вопрос теперь, казалось, повисал в воздухе как ракета, готовая в любой момент взорваться. Это сделало перекрёстный допрос последующих людей почти невыносимо напряжённым. Фактически, со временем я почувствовал, что каждый вопрос был не простой вспышкой ракеты, а ослепительной стрелой дикой сокрушительной молнии, которую метал кто-нибудь из детективов. Наступала невыносимая пауза, а затем следовал раскатистый гром ответа.