Дорогие американские авиалинии - Джонатан Майлз

После трех дней мандража я позвонил младшей Стелле: в приглашении был телефон для подтверждения, который я поискал в Интернете, чтобы проверить, не принадлежит ли он Стелле большой. Я не знал даже, с чего начать разговор. «Это твой отец»? Такое казалось самозванством и еще большим жульничеством, чем считаться художником в глазах Анеты. (Бывший отец, бывший поэт, бывший пьяница. Все, что я есть, начинается с «бывший».) Так что, вызвонив ее после нескольких безуспешных попыток отправить голосовую почту, я сказал: «Это Бенни». «Какой Бенни?» — спросила она, и я внутренне передернулся. Значит, это все-таки оно — злая проделка другой Стеллы. «Бенни… Форд», — сказал я, и тогда голос в трубке ответил: «О господи. Подожди, позову Стел», и я услышал шепот «По-моему, твой папа» и долгое молчание. Тут я с горечью осознал, что не имею представления, какой голос может быть у моей дочери. Я слышал лишь, как она ревела и гулила, когда была маленьким розовым существом, которое я звал Крупичкой. Я жил словами, ел и пил слова, грезил ими и сотворял их и до сих пор вдыхаю и выдыхаю слова, преображая их в переводах, как организм превращает кислород в углекислый газ, — и, прежде чем слова возникли в жизни моей дочери, я исчез. Не дав ей того, что мог бы.

— Бенни, — сказала Стелла. Выговор был мелодичный, солнечный, плавный, типично калифорнийский. — Ого.

Не зная, что говорить, я пробормотал:

— Представляешь, не знаю, что и сказать.

— Ты получил приглашение.

— Так любезно.

— Мы с мамусей спорили, спорили насчет тебя, — сказала Стелла. — Я победила.

Мне пришлось сделать мыслительный рывок, чтобы связать «мамусю» с большой Стеллой, ведь мой мозг еще не был укомплектован этим тождеством. Мама. Слово кувыркалось и пересыпалось у меня в голове: с ума сой…

— Ну, как поживаешь, Бенни? — спросила она.

— А как ты? — спросил я в ответ.

— Нормально, здорово.

Мы немножко потрепались в таком духе.

— Слушай, — сказала она, — как-то диковато такое спрашивать — то есть, прости, ну правда дикий вопрос, — а бабушка жива? Я слыхала, у нее был удар или что-то такое.

Бабушка = мисс Вилла, еще один мысленный прыжок через острые скалы. Мама = Стелла. У всех есть готовые роли, кроме меня. Бенни Форд сыграет самого себя.

— Жива, да, — сказал я. — Вообще-то она в соседней комнате, смотрит «Железного повара».[45] Удар ее немного подуспокоил. Не знаю, много ли тебе о ней известно. Тут, в общем, свои инь и ян.

Смущенный хриплый смешок.

— Не знаю, что на это сказать.

— Просто скажем, что с ней было не так-то просто. Но послушай, — сказал я, почуяв в ее смехе волну, на которой мог бы немного проехаться, — я хочу прилететь на твою свадьбу.

— Серьезно? Здорово.

Радость прозвучала искренне.

— И мне не терпится взглянуть на молодого человека.

Это, конечно, был кретинизм в двух неравновесных отношениях. Во-первых, «молодой человек»? Что это — жалкая пародия на Роберта Янга?[46] Я поморщился, когда это слово сорвалось с моих губ. И во-вторых:

— Ой, Бенни. Сил — женщина. Я лесбиянка. Прости, ты же не мог знать…

— Нет, нет, это… клево.

Клево — я так и сказал. Я лихорадочно подыскивал слова, в которых не звучало бы недоумения, упрека, назидания или враждебности, ничего такого я не держал за душой и права не имел держать. И в итоге прыснул словечком «клево», которое вряд ли хоть раз произнес после четырнадцати лет, да и до четырнадцати оно у меня выходило только с налетом иронии. Но как бы ни резало слух и ни отдавало коноплей мое «клево», в следующий момент я едва не обделался окончательно — чуть не брякнул, беспечно и от чистого сердца: «Счастливого плавания». Наверное, худшее продолжение трудно было придумать — разве что пошутить, что тяга к девочкам передалась Стелле по моей линии. Клево. И даже теперь, когда у меня есть куча времени на обдумывание, я не могу понять, как надо было реагировать. Может быть, подошла бы легковесная мудрость мисс Виллы: ЛЮБОВЬ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ.

— Мама еще не до конца въехала, но старается, — сказала Стелла. — Ты будешь в восторге от Сил, она абсолютно чудесная.

Да? Сомневаюсь, что это кого-то волнует. Мы еще немного поболтали. Я узнал, что Крупичка зарабатывала доставкой обедов для съемочных групп и, очевидно, добилась известных успехов — она упоминала кинозвезд по именам и жаловалась на плотную занятость с непринужденным спокойствием человека, у которого все схвачено. Сильвана — юрист, работает в шоу-бизнесе, познакомились они два года назад на вечеринке по случаю окончания съемок, а теперь собираются завести детей! Конечно, приемных, сказала она. В свой «медовый месяц» — нужны ли тут кавычки? — они решили поехать в Мали и Сенегал: Сильвана связалась там с несколькими агентствами по усыновлению. Стелла, не в пример Сильване, иметь детей еще не готова и боится, и тут я ничем не могу ей помочь. Сил оказалась «большой поклонницей» моих ранних творений, и они со Стеллой не понимают, что сталось с моими стихами потом, на что я ответил — кажется, неубедительно, — что и сам часто спрашиваю себя об этом. У них в книжном шкафу есть также парочка моих переводов, но Стелла повинилась, что в восточноевропейской литературе они, мягко говоря, «ни в зуб ногой». Сил всерьез увлекается литературой третьего мира, сказала Стелла и назвала парочку постколониальных авторов с индийского субконтинента, знакомых мне только по распевным именам на корешках. Они с Сильваной любят Лос-Анджелес — Стелла признает, что это немодно, — и живут в его центре, тут дух противоречия говорит уже в полный голос. Нам так легко и весело давался разговор, что это настораживало; когда столько всего перемололось в муку, трудно поверить, что и сами жернова не рассыпались в прах. Под конец я сказал Стелле, что у меня есть просьба, в которой она мне, скорее всего, откажет, и что я понимаю: отказать будет разумнее. Но все равно хочу попросить.

— Валяй, — сказала Стелла.

И я спросил, согласится ли она, чтобы я повел ее к алтарю… если, конечно — тут я замялся — будет какой-нибудь алтарь.

— Ого, Бенни. Это так внезапно.

Последовала пауза, которую спокойно можно было назвать бесконечной.

— Мама взбесится.

Еще пауза.

— Мы… Мы вроде собирались идти вместе. Господи, Бенни, ты такой, такой славный, но это как разогнаться до сотни за пару секунд. (Автомобильная метафора — моя дочь насквозь калифорнийка.) Давай я поговорю с Сил, ладно? В конце концов, это касается нас обеих.

Я сказал, чтобы она не беспокоилась, что я не заслужил такого везения, что это просто себялюбивая мечта, которую лоббирует давно канувшее прошлое. Что я не хочу наглеть, и с меня вполне хватит приглашения на свадьбу. Сказал, мол, глупость. И так далее.

— Мне надо подумать, — резюмировала Крупинка.

Не могу объяснить, что на меня нашло, но, повесив трубку, я спрятал лицо в ладони и заплакал — хриплыми, сухими всхлипами, которые никак не получалось ни унять, ни приглушить.

Стелла-младшая перезвонила через час.

— Сил считает, идея отличная. Этим мы все восхитительно закруглим. Еще один выверт традиции для нетрадиционных. Бог мой, вот это будет день!

Тут-то она и предложила свой компромиссный план: встретиться сегодня, на квазипредсвадебном ужине, где, по моим прикидкам, дорогие Американские авиалинии, сейчас как раз наливают аперитив. Тут вставьте проклятья на свой вкус. И смотрите отберите самые любимые, потому что все они в ваш адрес.

Я сообщил мисс Вилле, что минуту назад говорил с ее внучкой, чье таинственное исчезновение из нашей жизни она уже лет двадцать как перестала комментировать. Мисс Виллу я застал у столика с телевизором — она читала потрепанную «Грошовую книгу рецептов креольской кухни» (издание 1901 года, еще бабкино) и одновременно строчила девятистраничный эпос-на-стикерах.

«Мисс Вилла…» — начал было я, но она вскинула тонкую, опутанную венами руку, веля умолкнуть и дать ей закончить труды. Наконец с мрачным кивком мать протянула мне пачку желтых липучек. Я прочел их одну за другой. Мать старательно переписала своими дрожащими птичьими каракулями абзац из книги — упрек, как я быстро сообразил, за несколько последних дней, что я угрюмо кормил ее размороженными готовыми обедами. Написано было так:

СЕРВИРОВКА

ВАЖНЕЙШАЯ ЧАСТЬ

ПОСЛЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ. НИКОГДА

НЕ ЗАГРОМОЖДАЙТЕ ТАРЕЛКУ

ПРЕДНАЗНАЧЕННУЮ ДЛЯ ИНВАЛИДА.

ПОСТЕЛИТЕ НА ПОДНОС

ИЗЯЩНУЮ САЛФЕТКУ.

ПРИДАЙТЕ ЕДЕ НАИБОЛЕЕ

АППЕТИТНЫЙ ВИД, ПОЛОЖИТЕ

РОЗАН ИЛИ

ИНОЙ СВЕЖЕСРЕЗАННЫЙ

ЦВЕТОК НА

ПОДНОС И ПОДАЙТЕ

ИЗЯЩНЫЙ,

СОБЛАЗНИТЕЛЬНЫЙ КУСОЧЕК