Загадки из прошлого - Татьяна Останина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откуда-то из коридора негромко вещал неизменный спутник современной цивилизации. Видимо, по телевизору крутили очередной эфир с обсуждением горячих тем — скандалы, разводы, брошенные дети, безутешные родители. Кажется, что сюда, как в помойную яму, собирают всю низость и подлость людей, а потом все это мусолят, обсасывают, показывая, как в кривом зеркале все уродство этих человеческих душ. И всю эту медийную стряпню скармливают миллионам зрителей.
Вот и сейчас драматическим голосом ведущий сообщает о жестокости молодых людей. А кто их такими сделал? Знают ли они вообще, что в жизни есть любовь, соучастие, поддержка? Кто научил их нормальным отношениям, а не тому, что все нужно рвать зубам и когтями? Вряд ли у них была нормальная семья, детство, друзья. И за что же их ругать? Им нужно помогать.
Почему так много ругают молодое поколение. Куда смотрят те, кто с пеной у рта называет их никчемными, аморфными, какими-то еще нелицеприятными словами. Наверное, те, кто рассказывает о таких людях, никогда не встречал в своей жизни нормальных, отзывчивых, искренних и приветливых людей. Наверное, этот человек очень несчастен и спешит сообщить об этом всему человечеству, собирая у экрана телевизоров внимающих зрителей. Но только ошибка получается — вокруг каждого человека создается его собственный мир. Он и состоит из плохих или хороших людей, из увлекательной или ненавистной работы, из любви или одиночества. То, что сообщают с экрана, не может быть объективной оценкой. Это собственная интерпретация журналиста, именно его точка зрения. Он живет в мире недалеких, бездушных, тупеющих, каких там еще… несчастный человек. Но — увы — подобное притягивает подобное. Он сам много дарит любви, сообщая зрителям, что все плохо? Он подумал о том, что единичные случаи жестокого поведения подростков не могут характеризовать всех? Если он не подумал, значит какой он человек? Какой он журналист? То-то и оно…
Да, печально то, что он имеет возможность складывать свою пессимистическую точку зрения, озлобленное восприятие мира в головы других людей, тех, кто смотрит телевизор и верит тому, что люди в экране поставлены туда, чтобы говорить правду. Нет, правда у каждого своя. И каждый сам творит свой мир. Хочешь быть счастливым — оглянись, присмотрись. Ты жив — хорошо, а если здоров — это уже само по себе счастье. Есть семья — люби ее, она ответит тем же, а если нет — найди тех, кто станет твоей семьей. Вокруг столько людей, также ищущих участия, заботы, поддержки.
Вера Васильевна слегка повернула голову, сильная боль заставила ее замереть и больше не двигаться. Да меня же чуть не убили! Моментально перед глазами возникло лицо в черной маске с острым и злым взглядом. Молниеносная рука страха сдавила грудь. Она открыла глаза, сосредоточившись на дыхании. Вдох-выдох-вдох-выдох. Спокойно. Все хорошо. Я в безопасности. Все прошло. Вдох-выдох». Немного успокоилось, но тело болезненно загудело, напоминая обо всем, что произошло. Она старалась не вспоминать, не думать. Не хотелось снова и снова переживать те минуты, которые она считала последними.
Наверное, это лекарства — успокоительные, обезболивающие — помогли мне забыть на время о произошедшем, думать об отвлеченных вещах. Это хорошо. Нужно настроить себя на хорошее. Нельзя жить во вчерашнем дне. Он уже прошел. Все позади. Если в голове постоянно прокручивать прошедшее, то боль и страх никуда не уйдут. Словно ты все еще в нем — в том ужасном дне, в тех переживаниях. Снова и снова, раз за разом. Это не правильно, настал новый день нужно жить сегодня. Сейчас. Что у нас сейчас? Я жива, скоро поправлюсь. Вот доктора, вот студенты, которые тоже хотят стать врачами. Сегодняшний день — новый день, он будет хорошим. Жизнь продолжается. Я скоро поправлюсь и вернусь домой.
Она погрузилась в дремоту. Мудрый организм сам исцеляет себя. Нужно только правильно его настроить. Как уникальный чувствительный инструмент он реагирует на все происходящее в жизни. Страх, гнев, тоска — сработала настройка на плохую жизнь. Оптимизм, надежда, любовь — и, о чудо, — все вокруг преобразилось в лучшую сторону. Лучше здоровье, хорошие перемены в жизни. Мы сам создаем свой мир, только не задумываемся об этом.
Алексей держал цветы, пакет с фруктами, смотрел на проходивших то в одну, то в другую сторону практикантов, но мысли его были далеко.
В палату к Вере Васильевне пустили не сразу. Доктор проводил осмотр, изучал рентгеновские снимки, какие-то анализы и заключения.
— Она очень слаба, со вчерашнего дня на капельнице. Есть повреждения. Вы успели к ней, можно сказать, в последнюю минуту. Чуть позже и … — Он развел руками. — теперь, думаю, все будет нормально. Она очень правильно себя настраивает — это уже половина успешного лечения. У вас замечательная мама.
— Она не… — Алексей запнулся. — Она действительно замечательная. И я надеюсь, что очень быстро поправится. Она у нас такая — он улыбнулся — не может сидеть без дела.
— Что вы, за дела ей браться нельзя. Период реабилитации после таких травм, да и возраст все-таки ….
— Не беспокойтесь, все будет хорошо, никто не даст ей напрягаться. Просто она должна знать, что она нужна, что мы ее очень ждем и любим. Дома, знаете ли, и стены помогают.
— Это правда. Но о выписке пока говорить слишком рано. Проведем лечение, понаблюдаем.
— Доктор, все, что нужно, любые лекарства, вы говорите, сразу привезем.
— Да, это понадобится, я уже выписал. Пойдемте со мной, отдам рецепты.
16
Когда Алексей забрал Грекова из офиса, было довольно поздно.
— Владимир Сергеевич, может, заедем куда-нибудь поужинать, чтобы дома не возиться.
— Можно и заехать. Вези, на твой выбор.
Они зашли в небольшое кафе. Алексей взял меню и стал читать.
— Предлагаю суп-пюре, на второе котлета по-киевски с гарниром. И десерт можно взять. Здесь вкусно готовят.
— Бери, что хочешь, мне все равно. Расскажи лучше, как себя чувствует Вера. Спрашивала, почему я не приехал?
— Ей много лекарств дают. Меня пустили только на одну минуту. Она меня увидела, улыбнулась. Конечно, слабая, но врач сказал, что все будет хорошо. Вовремя привезли, лечение — какое нужно. Главное — она не падает духом, я чувствую.
— Да, такое нападение пережить. Здесь не только тело лечить надо, тут психологическая травма…
— Она у нас оптимист, вы же знаете. Все будет хорошо
— Смотрю — и ты оптимистом становишься. Что ж, это правильно.
Алексею показалось, что последние слова прозвучали грустно, даже как-то с упреком. Он вздохнул, но ничего не сказал.