Приватная жизнь профессора механики - Нурбей Гулиа

- Попался мне осколок, попался! - радостно произносил время от времени кто-нибудь из нас, вынимая изо рта эмалевый 'кинжальчик'. Не помню уже, доели ли мы этот таз до конца или нет, но икру, на сей раз, я окончательно возненавидел.

Как-то раз весной 1954 года дядя Федул решил определить меня на спорт и повёл на стадион 'Динамо' (бывший им. Л.П. Берия). Стадион был в двух кварталах от дома, и я с удовольствием пошёл туда с бывшим чемпионом - это было для меня почётно.

Заглянули мы в гимнастический зал - тренера не было, в зале борьбы - тоже, а в зале штанги тренер сидел на своём месте, и как оказалось, он был другом и 'соотечественником' дяди Федула; звали его Иосиф Шивц.

- Йоська, прошу тебя, сделай из этого стиляги штангиста! - сказал тренеру дядя Федул.

Я действительно в последние годы стал 'стилягой' - вызывающе одевался, носил волосы до плеч, а часы - на ноге, из-за чего одноклассники возненавидели меня ещё больше.

Йоська, подозрительно посмотрел на меня бычьим взглядом и велел подойти к штанге. Я, подражая тренирующимся спортсменам, поднял её на грудь и медленно выжал над головой - сказалась моя самоподготовка. Тренер взвесил меня - с одеждой я 'тянул' на 60 килограммов.

- Свой вес выжал с первого раза, это редко бывает! - удивился тренер, - можешь ходить в зал, только тряпки свои сними, - презрительно отозвался он о моих одеждах, - не раздражай ребят, а то побьют ведь!

Итак, я буду ходить в зал штанги! Мы с дядей Федулом радостные возвращались домой, он - что пристроил меня, а я - что появился шанс стать полноценным человеком, спортсменом.

Зайдя на веранду мы застали бабушку и Риву за разговором, в котором услышали последние слова Ривы:

- Да не еврей он, какой же может быть еврей - Фёдор, даже Федул, как его друзья зовут :

Фёдор Борисович мигом сунул большие пальцы рук подмышки и, отплясывая 'семь - сорок', дурным голосом запел частушку:

- Полюбила я Федула, оказался он - жидула!

Все расхохотались, а Рива стала шутливо бить мужа по спине, приговаривая:

- Заходи, жидула, в комнату, а то люди услышат, какие ты глупости поёшь! Ещё и взаправду решат, что ты - еврей!

Стиляга

В мае 1954 года произошли два основополагающих события в моей жизни - начало занятий штангой и первая настоящая, но неудачная любовь. Эти два события совершенно по-новому повернули мою жизнь. Занятия штангой, общение со здоровыми телом и духом товарищами, помогли мне почувствовать себя не только полноценным, но, я бы сказал, сверхполноценным юношей. Казалось бы, начитанный и умный отличник учёбы, да ещё спортсмен-силач с завидным телосложением - чем не предмет зависти для окружающих ребят!

А первая любовь, которая оказалась неудачной, не только без взаимности, но и с презрением со стороны объекта любви, всё поставила с ног на голову. К тому же, если говорить о любви, и об этом будет ещё сказано чуть попозже, я сам сделался объектом любви, но совершенно непонятной и, казалось бы, ненужной для меня. Эти противоречивые события обрушились на мою педантичную голову с такой силой, что не в состоянии философски оценить обстановку, я решился на суицид. Но до этого оставалось ещё целых два года :

С 12 до 14 лет, помимо домашней самоподготовки уже описанными выше способами, я имел ещё два рода любимых занятий, хобби, что ли, - стиляжничество и занятие химией. Стиляги в начале и середине 50-х годов прошлого века - это не нынешний панк или что-то в этом роде. Движение стиляг, как мне показалось, возникло на фоне робкого проникновения к нам западной, в первую очередь, американской моды и образа жизни. Это проникновение было искажённым - ведь получить правдивую информацию объективно мы не могли, а пользовались суррогатными источниками. Фильмами, чаще всего нашими об Америке, а не произведёнными в ней непосредственно, музыкой, которая прорывалась по 'вражеским' передачам и культивировалась кулуарно. Наши 'стиляги', чаще всего, имели смутное представление об американском образе жизни, моде, музыке, культуре, и просто пытались выразить свой протест затхлому постсталинскому времени.

Мне смешно, когда говорят о Хрущёвской 'оттепели' - я рос в это время и понимал, что жизнь в СССР в этот период становится просто безнадёжной. При Сталине существовала опасность быть арестованным, допустим за антисоветскую пропаганду. Но были и перспективы стать большим учёным, артистом, руководителем, не будучи комсомольским вожаком, партийным подхалимом, демагогом и т.п. Во времена Хрущёва и далее Брежнева, без членства в партии, без рабского вылизывания анальных зон у партийного и комсомольского начальства, можно было рассчитывать только на жизнь рабочей пчелы.

Я лично стал стилягой в знак протеста против удушающе-затхлой, буквально вонючей жизни молодёжи в то время. Может, я и был нетипичным стилягой по внутреннему содержанию, но внешнее сходство старался соблюсти на 100 и даже более процентов. Начну сверху вниз. Волосы у меня были гладкие, почти до плеч, с загнутыми кверху концами (я их загибал горячими щипцами), чтобы причёска была похожа на Тарзанью. Тогда все стиляги подражали Тарзану-Вайсмюллеру в причёске; серия фильмов о Тарзане была тогда супермодной. Но, в отличие от Тарзана, я носил длинные бакенбарды и тонкие усики. Плечи у меня, в отличие от других стиляг, были и взаправду широкие, но жёлтый клетчатый пиджак, который я сам заказал портному, был с каррикатурно большими 'липами' - накладками на плечи. Низ пиджака плотно обтягивал бёдра, а на красном галстуке из клеёнки я сам нарисовал масляными красками пальму с обезьяной на ней.

Брюки шил я сам, долго подгоняя их по фигуре. Они были зелёного сукна, страшно короткие, зауженные сверх предела. Нормой считались 21-22 сантиметра, а у меня были 18 сантиметров. Ступни туда пролезали с трудом. Брюки были настолько коротки, чтобы носки ярко красного цвета, под стиль галстука, были видны до самого верха. Брюки заканчивались широкими обшлагами, как и было тогда положено. Туфли стиля 'буги-вуги' я изготовил из женских (материнских) туфель, благо размер ноги у нас был одинаков. Я срезал невысокий каблук и приклеивал резиновым клеем к подошве несколько слоёв микропористой резины жёлтого цвета, так, чтобы общая толщина подошвы была сантиметров 7-8. Затем я острым ножом надрезал подошву по периметру этакими неровными надрезами, чтобы она казалась как бы изготовленной из грубого тёсаного камня.

И в довершении всего, чего не было у других стиляг, на левой ноге, прямо на красном носке, красовались огромные наручные часы, специально купленные у часовщика. То есть это была фигура, затмевающая даже самые смелые каррикатуры на стиляг.

На улицах комсомольский патруль хватал стиляг и ножницами разрезал у них узкие края брюк. Меня эта участь миновала. Самым шиком было стать в такой одежде спиной к медным перилам какого-нибудь кафе на Плехановском проспекте и с безразличным видом курить, сплёвывая на асфальт вокруг себя ровным полукругом. Я для этой цели покупал дешёвые, но крупные сигары 'Север', от которых меня тошнило каждой ночью. Я, сдуру, затягивался, не зная того, что дым от сигар чаще всего просто выпускают изо рта в воздух. По крайней мере, мне так говорили знающие люди.

А кульминацией моего шика был тот момент, когда сигара вынималась изо рта, и окрестности кафе оглашались громким Тарзаньим позывным. Кто его слышал, тот этого не забудет никогда! Я долго тренировался, пока не научился делать это в совершенстве.

По правде говоря, в таком облике я пробыл не более года в то переходное для меня время, когда никак не мог определиться - супермен ли я, жалкий ли тип, брошенный девушкой, или личность совершенно нетрадиционной сексуальной принадлежности. Мой облик говорил о том, что я стиляга, а остальное мне было всё по фигу.

Но польза от такого облика тоже была - меня так и не приняли в комсомол, хотя я и сам туда не стремился. Когда в школу пришли представители райкома комсомола для 'вербовки' учеников в свои ряды, они были в ужасе от моего внешнего вида и намекнули, что такого не грех бы и из школы исключить. И исключили бы, но учился я отлично. Учителя по физике, английскому и латыни (был такой предмет у нас!), правда, нашли выход из положения - они договорились со мной, что я не буду ходить на их занятия, а они ставят мне в четверти пятёрки. Выходит, что ученик с таким порочащим советского человека видом на их уроках не присутствовал, и они не несут ответственности.

Я всегда ненавидел комсомольцев с их наигранно-серьёзным видом, райкомовскими словечками: 'есть мнение :', 'мы будем рекомендовать :', 'тебе доверили'. А, чтобы документы мои приняли на конкурс в ВУЗ (без комсомольского билета это было невозможно), я пошёл на подлог. Достав чистый бланк комсомольского билета, я вклеил туда свою фотографию, и горячим, сваренным вкрутую куриным яйцом со снятыми скорлупой и плёнкой, проставил себе все печати - и круглую, и 'уплачено', пользуясь чужим билетом с жирными печатями. Горячее крутое яйцо прижимается к образцу отпечатка в чужом документе, а потом быстро ставится на нужное место своего документа. Правда, печать 'уплачено' получалась из-за своей длины несколько волнистой, но кому до этого было дело!