Обещание - Дмитрий Воденников

6.

...Однако,так как на роль человека с трудной мужской судьбойпретендую все-таки я,то все, что останется мне, – это выйти вперед,наклониться к людям (ближе других) и сказать:– Дорогие мои, бедные, добрые, полуживые...Все мы немного мертвы, все мы бессмертны и лживы.Так что постарайтесь жить – по возможности – радостно,будьте, пожалуйста, счастливы и ничего не бойтесь(кроме унижения, дряхлости и собачьей смерти,но и этого тоже не бойтесь).

7.

Потому что всех тех, кто не выдержал главную битву,кто остался в Париже, в больнице, в землянке, в стихахпод Москвой,все равно соберут, как рассыпанную землянику,а потом унесут – на зеленых ладонях – домой.

МОИ ТЕБЕ ЧУЖИЕ ПИСЬМА

Один человек, страстный садовод, пытался натянуть нити вдоль грядок, на которых он посеял салат-латук, для того чтобы защитить его от птиц.

Его жена вернулась из магазина и обнаружила паутину из нитей, завязанных сложным и бессмысленным образом, вне зависимости от направления грядок.

Это был первый признак того, что в последующем оказалось слабоумием.

– Закрыв глаза и посмотрев на свет, на белый свет, продольный и огромный, скажу:

– Мне было шесть, а стало тридцать шесть, а что там между – я уже не помню.

1.

.....................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................

2.

Есть такое понятие «открытые блоги», электронные дневники.Раньше были дневники Шелли, Байрона, потом Марины Цветаевой, потом Анны Франк(девочки, спасавшейся от фашистов в нидерландскомподполье),а вот теперь наши —открытые всем ветрам: простые, загадочные, тупые,как лопухи у дороги...Вот девушка пишет: о как я хочу уехать отсюда! –а потом узнаешь, что это была ее последняя запись(ее вроде изнасиловали и убили),а вот уже взрослая женщина пишет,вспоминая свое детство в советской больнице (ей нетеще 40):«..я подошла к ней ночью и положила ей на лицо подушку,потому что это был мой единственный выход,так как я не могла больше терпеть их унижения и побои,но я и теперь ни о чем не жалею» –но все не так страшно (как же не страшно?),чаще смешно, вызывающе, неинтересно...

3.

Едва осознана мужская красота,но тут же схвачена и заперта в подвале.– Скажи, что там осталось от тебя,нецарский сын, князеныш и царевич,в 1492 году, 20 сентября,четырнадцатилетний Иван, семилетний Дмитрий Андреич?– Ничего я вам не скажу, гуси-лебеди вы, дураки, —отвечает князеныш (наверное, кареглазый),во влажной рубахе, истлевший, из самой земли......А я пишу тебе второе письмо: «Здравствуй,видно, чего-то сильно мне не хватило в этой жизни(или хватило выше крыши),если я – к человеку, который к тому же и младше меня —обращаюсь с приказом, нет, с требованием —понимания и пощады».

4.

В этом смысле – открытая жизнь, подорожники, лопухистановятся невиданным опытом (всем предшественникамнепонятным):– Все тайное когда-то становится явным, – говорят нам они.– Нет, все тайное становится явным сегодня, – имотвечаем мыиз лопухов подзаборных, из-под лютиков неопрятных.– Сам подумай, что именно ты много-много столетийспустяперепутаешь леску, морковку от птиц охраняя,оглянешься, увидишь: стоит у калитки твоя молодая жена,а ты даже не вспомнишь, как звать ее – Наденька? Рая?

5.

Ты мне пишешь: «...Я тебе не нужна как женщина, как живое тело, как живая душа. Я тебе нужна как стихотворенье. И ты, не осознавая в полной мере силу своего могущества, сделал этим своим стихотворением так, что я в сознании других стала «умирать на глазах», или – что я уже вообще кладбищенская «статуя».

Удивляются, увидев живой.

Чего уж тут спорить, мраморное надгробие может быть настоящим шедевром. Твоя роль «пигмалиона-наоборот» меня не обижает, нет. Ты на самом деле не виноват. Я не хочу, чтобы ты за прошлое винил себя. Просто имей в виду – мне вполне хватит одного надгробия. И больше не надо, договорились?»

6.

Я тебе пишу: «... Мне очень понятна тоска Тютчева, когда он идет вдоль большой дороги. Потому что он взывает к костям и праху. Или к ангелу, что в сущности неважно. Он хочет не потереться причинным местом через фланельку брюк об этот призрак, если бы тот явился на мгновение. Он просто хочет его обнять. НО НЕ МОЖЕТ.

А я мог. Как я мог обнять Олю, когда она уходила по улице после вечера 22 декабря в ОГИ, когда мы увиделись первый раз после разрыва. Мы стояли, замерев, какие-то 10 секунд на темной улице, чувствуя, как бьется у нас человечье сердце, но мы знали, что ближе нас уже никого не будет. И что изменить ничего невозможно.

И СЕРДЦЕ НА КЛОЧКИ НЕ РАЗОРВАЛОСЬ, – как сказал тот же Тютчев.

Ну что ж, зато теперь оно разрывается постоянно».

7.

Ты – мне пишешь: « ...и вот, в куче старых штрафов за неуставную парковку нашел твое раритетное письмо. От 15 июля 2003 года. Распечатка на принтере. Письмо, понятное дело, было прощальным. Зачем я его некогда распечатал – не знаю. Наверное, хотел порыдать над ним в лопухах, но по живости натуры отвлекся и забыл.

А может, все же и порыдал, потому что оно было в каких-то разводах (я люблю разбирать почту в росистых полях).

Кто знает – уже не вспомнить. И что я подумал?

Что это твое старинное со мной прощание номер три тыщи сорок семь так же соотносится к нашему настоящему прощанию, как тот черновик к готовому продукту».

8.

Вот и мы точно так же строчим эти письма – к тебе,ни к кому,к никуда, в ни зачем – как китайские Gucci и Prada.– Жизнь прожить, не запачкав подошвы, нельзя никому,у меня на подошвах – две бабушки, мама и Прага.

9.

Но покуда – в 12 раз, поименно (имейте в виду)огрубевший, медовый, июльский, тупой и медвежий —в 21-м столетье цветет, распускаясь у всех на виду,мой единственный письменный ты,мой бессмысленный стихотворешник,

10.

и покуда над этим над всем – над проплешинами земли,

над Древней Русью, над петровской Россией, над Советским Союзом, над новой Россией плывет, неважно кому адресованное (да я и не помню): маме ли, Лене, отцу ли, сестре или Коле, (потому что все это сейчас мне важнее – всех наших любовных историй), – мое золотое письмо, я сажусь и пишу:

...И вот только тогда через сутки, уже в Москве,за минуту, как пришла твоя эсэмэска,я вдруг понял, ЗАЧЕМ Я ЕХАЛ ТУДА.Через все месяцы, все километры, через эти три дня.Я ехал, чтоб посмотреть на тебя в упор.И чтобы обнять.Очень может быть, что в последний раз.Как тогда на улице, в поднебесном аэропорту.Просто так: не по-братски, не по-дружески, не каклюбовник и не как бывший любовник.А так просто – на десять секунд, как будто бы навсегда.Вот интересно, стоит вся эта груда времени, все эти безумные километры одного десятисекундного объятья.апрель – июнь 2006

* * *

Я душный воздух пил в советской школьной форме,а через двадцать лет в июле шла гроза,а я сидел и рвал – с тоской и c корнемиз наших писем наши имена.Я с кровью рвал, что было между нами,как сорняки, когда в руках – земля:фиолетово-желтый воденников, васильковая мелкая Аля,подзаборная Лена – и красного с черным тебя.Я всех швырял – перед грозой, в июле,без права переписки, так сказать:папу, мачеху, маму, Андрюшу, Полину и Юлю(почему-то мне именно Юлю особенно страшно швырять).Но я сказал сестре: – Не бойся, дорогая,сестра моя и брат, я – уходящий в тьму,всех тех, кто жил со мной, благословляюлиловым брюхом, синеглазым краем,грозой, ползущей в письма и в листву.Наоборот – сквозь сон прерывистый и лживый,под стук мяча и визги во дворе —я слышу все: вы счастливы и живы,и вы намерены жить долго на земле.Но что же делать мне с обрывком и осколком,с куском, изорванным в сиреневую мглу,от Сени, мальчика, от моего ребенка:– ....меня, и глупую любовь мою.

СТИХИ К СЫНУ