Токио нас больше не любит - Рэй Лорига

В моем номере вьетнамская девушка сообщает мне с экрана, что я получил шесть телефонных звонков. Как-то многовато, я удивлен, но потом оказывается, что все они от одного человека. Я готовлюсь к завтрашней встрече с моим нетерпеливым другом.

Выпиваю бутылочку виски из мини-бара, потом бутылку пива. Последние следы «белых огоньков» покидают меня. Я валюсь на кровать. Оставляю на ночном столике горсть желтых шариков. Желтые обладают ограниченным эффектом, однако на сон грядущий это более чем приятно.

В электронной почте лишь одно сообщение:

Возвращайся.

К. Л. Крумпер.

Это начинается с утра. Начинается с образа мужчины, сидящего за столиком в берлинском кафе. Похоже на воспоминание, но это, безусловно, нечто иное. Может быть, предчувствие. Человек без памяти постоянно наблюдает картины будущего Ностальгия исчезает, ее место занимает миллион загадок. Новые любови, новые города, новые реки, новые мосты. Возможно, это случится завтра. Мужчина за столиком в берлинском кафе просит счет, расплачивается за два пива и уходит. Он уже готов взять пальто с вешалки у выхода, но в последний момент убеждается, что пальто не его. Выйдя на улицу, он ощущает январский холод, а сразу же вслед за этим – дождь. Он не помнит, чтобы ожидал встретить на улице такой холод и такой дождь, но наверняка знать не может. Поравнявшись с витриной, мужчина останавливается, чтобы рассмотреть свадебное платье. Никаких мыслей по этому поводу у мужчины не возникает, он переходит улицу, увертываясь от машин, и направляется к почтовому киоску. В киоске он, разумеется, покупает марку. Затем ищет почтовый ящик и бросает туда открытку. С одной стороны открытки – короткий текст, написанный от руки, с другой – фотография Лас-Вегаса. Отель «Фламинго» в Лас-Вегасе. Это письмо он написал уже давно, только не помнит когда. Вот все, что написано на открытке: «Я все время думаю о тебе».

Вернувшись в гостиницу, мужчина обнаруживает, что в его номере слишком жарко, поэтому раскрывает окна и пытается уснуть. Дождь так и идет. Время – за два часа ночи. На столике лежит билет на самолет и паспорт. В телевизоре поет девушка, азиатская девушка в серебристом платье. С серебристыми волосами. По какой-то причине картинка и звук в телевизоре не совпадают, картинка идет с одного канала, звук – с другого. Мужчина слышит голос диктора, сообщающий по-немецки, как сыграли команды бундес-лиги. В три часа этот человек все еше не спит; он знает, что сейчас три часа, потому что рядом с кроватью стоит будильник. Из соседней комнаты доносятся звуки: тихим голосом говорит женщина, возможно, молится. Она говорит по-французски, а французского он не знает. Именно в этот момент, пытаясь следить за словами молитвы на незнакомом ему языке, мужчина осознает, что официант в кафе, прощаясь, обратился к нему по имени, и это открытие так его беспокоит, что он забывает обо всем остальном и начинает думать только об этом.

Когда наступает утро, мужчина все еще думает о том, что незнакомый человек назвал его по имени.

Двадцать пятый район.

До конца дня делать совершенно нечего.

Провернув удачную сделку с местным политиком, я прошу таксиста немного меня покатать, потому что погода стоит хорошая и потому что движение на этих холмах ненапряженное, а виллы по сторонам снабжены огромными бассейнами, в которых плещутся шикарные девушки. Разумеется, собаки и проволочные изгороди тоже присутствуют, есть и охранники в бейсбольных шапочках, натянутых, до ушей. Вьетнамские миллионеры не скрывает своего богатства, они его защищают с помощью личных армий, составленных по преимуществу из бывших лаосских наемников. Это люди, способные съесть собственных родителей. Жизнь на холмах Сайгона – праздник, на который забыли пригласить неожиданность. Новые коммерческие центры в Чолоне, зарубежные банки в Первом районе, головокружительные планы по перестройке аэропорта в Тан Сон Ньят – все благосостояние Хошимина выходит из этих бассейнов. Из зеленой речной воды в которую эта нация погружена по пояс, не выходит ничего, кроме риса. Именно из голубой воды этих бассейнов выходит все богатство нового Вьетнама. И именно в эти бассейны оно возвращается.

Странная боль в спине, странная, но все же знакомая. Уже не новая боль. Я на секунду закрываю глаза, по крайней мере, мне так кажется, хотя потом я понимаю, что глаза мои остались открытыми, а куда-то подевался весь окружающий мир. Моментальное отключение. Малюсенькие вспышки темноты. Конечно, это барахлят мои нейроны. Через секунду все проходит. Я прошу шофера убавить звук в его телевизоре и, разумеется, не получаю желаемого.

«Ветераны войны поют песни о любви».

Таков ответ таксиста.

Одна из этих отвратительных групп восьмидесятилетних певцов, сидящих в инвалидных креслах. С такими нельзя бороться. Счет, выставленный старыми героями, все еще не оплачен. Когда поют отважные дети-бойцы из тоннелей Ку Чи, иностранцы не имеют права возражать. Я, конечно, само уважение, и, пожалуйста, не нужно убавлять громкость. Музыка выплывает из открытых окон такси, проходит тихими рощами и просачивается на праздники. Там она, естественно, натыкается на жесткую электронную музыку, недавно доставленную из токийских клубов, любовные песни ветеранов войны накалываются на розовые кусты, и этого, конечно, избежать не удается.

Кстати сказать, от моего внимания не укрылось, что над этими кварталами самолеты летают на большей высоте – полагаю, из уважения к отдыху солидных людей,– и даже вертолеты закладывают странные петли, делают хитроумные виражи, чтобы бумажные салфетки не разлетелись со столов, чайные сервизы не дребезжали, а прически у дам не растрепались. В общем-то, может быть, дело еще и в том, что пилотам мешают отблески солнца на поверхности бассейнов. Как бы то ни было, собаки приветствуют очертания вертолетов в небе помахивая хвостами и воя. Чуть живые от восторга.

В доме моего друга-политика обходительнейший слуга-филиппинец успел подать мне четыре мартини, пока я дожидался хозяина возле бассейна, в котором, к несчастью, не было девушек и вообще никого не было. Только низенький садовник ходил поблизости, собирая образцы растений и раскладывая их в полиэтиленовые мешки – как сумасшедший профессор или детектив из телевизора, который намеревается обнаружить преступника по собранным на ковре волоскам. Когда мой клиент наконец-то объявился, я уже не мог сосредоточиться на том, что он мне говорил – из-за жары или из-за мартини, а может быть, из-за того, что солнечные дни не дают мне обращать внимание на реальный мир. Однако я все-таки расслышал слово «судьба», произнесенное по меньшей мере дважды за время нашей короткой беседы. Интересно было бы знать, о чем говорил этот тип.

«Судьба» – это слово, которое хозяину такого большого сада употреблять вообще незачем. «Судьба» – это слово, которое нужно бы оставить тем кто все еще ждет.

Я прошу таксиста притормозить возле белого дома с нелепыми лестницами и башенками; кажется архитектору, который его строил, было лет шесть. В саду полно народу. Деловые люди в рубашках с засученными рукавами и идеально повязанных галстуках, девушки в бикини вокруг бассейна. Девушки осваивают трамплин. Некоторые прыгают с решительным видом, другие притворяются напуганными, чтобы привлечь к себе побольше внимания. Бизнесмены выпивают и лезут руками в воду, чтобы потрогать девушек, и все вместе похоже на детский парк, заполненный идиотами. Все мужчины (включая и меня) всегда из кожи вон лезут, чтобы понравиться шлюхам – как будто бы в этом деле, помимо коммерческого интереса, существует возможность настоящего соблазнения или даже искрометного веселья, которое просто где-то прячется. Это так же грустно, как переживать из-за боя подкупленных боксеров, так же смешно, как палить по мертвой утке. Вот о чем я размышлял в тот момент, когда таксист по неведомой мне причине самостоятельно решил, что я видел достаточно, тронулся с места и спросил, не глядя на меня:

– Ну, а теперь куда?

Разумеется, я не нашелся, что ему ответить.

Ребенок сидит у окна. Смотрит на лестницу, которая поднимается на второй этаж. Комнаты внизу размещены так близко к бассейну, что вода порой выплескивается на шторы, потому что окно открыто, потому что кондиционер, кажется, сломался, потому что хозяин эттого мотеля потратил пущенные для ремонта деньги на баб. Все это Хай успевает мне рассказать, пока достает из-под кровати библию. Хай – это веселая, маленькая, худая и некрасивая девушка, употребляет кокаин, у нее трое или четверо детей, которые ей помогают: они наблюдают за дверью, лестницей, коридором бассейном, потому что хозяин мотеля помимо того, что тратит деньги на шлюх,еще и отличается привычкой в обмен на молчание отбирать у Хай деньги и кокаин. Ну конечно же, Хай однажды пыталась его убить и перекинула , через лестничные перила, да только хозяин, крепккий старикашка, бывший мотогонщик, рухнул прянмо в бассейн и вылез оттуда полумертвый от смеха, а в остальном вполне целый.