Повелитель крыс - Ричард Кнаак

— Вот! — снова осклабился метис. — Теперь видишь? Он точно один из них!

— Но он… он же квартиру искал… — возразил второй мерзавец, стоявший за спиной у Григория. — Он же ни слова про дома не сказал. А они все про дома спрашивают.

— А они думают, что он — ихнего поля ягода, и все тут!

Григорий почувствовал, что эта фраза заставила второго злодея занервничать. Он перестал препираться и сказал:

— Ну, ладно, ладно. Если он — из них, так давай кончать с ним.

— Ага… — Метис поднялся со стула и сунул руку в карман пальто. Григорий сдерживался изо всех сил, чтобы не вздрогнуть при виде тонкого изогнутого предмета, сверкнувшего в руке злодея. Это был нож с черным страшным лезвием. У Григория мурашки по спине побежали. К счастью, похоже, ни тот, ни другой из злодеев не заметили его испуга. — Ага, пора покончить с ним.

Нож был необычный. Григорий видел, что и его рукоятка, и лезвие испещрены мелкими полустершимися рунами. Он понимал, что его должны отвезти куда-то еще, поэтому вряд ли станут убивать. Однако существовали ритуалы обездвиживания пленных, сопряженные с кровопролитием.

Злодеи не смогли бы убить его, даже если бы захотели. Но какую боль ему пришлось бы стерпеть, прежде чем эти твари убедились бы в том, что его раны заживают в тот же миг, когда лезвие ножа ранит плоть? Мало боли, так ведь этот колдовской нож мог сделать с ним то, чего не удалось колдовскому камню, — сделать его послушным, податливым.

Григорий решил, что пора перестать притворяться и разыгрывать готовность к сотрудничеству с этими головорезами, и принялся вырываться, пытаясь порвать веревки, которыми его связали. Ему удалось немного ослабить давление веревок, но этого, конечно, было мало.

— Он шевелится! — прошипел тот, что стоял за спиной у Григория, и его железные лапищи надавили на плечи пленника.

Силы оставили Николау. В глазах потемнело гораздо сильнее, чем в первый раз. Борясь с подступающей потерей сознания, Григорий попытался открыть глаза. Это вызвало сильнейшее головокружение, и…

— Ай-ай-ай, как нехорошо, как стыдно, какие плохие мальчики! — вдруг прокаркал знакомый безумный голос. — Нельзя брать чужие игрушечки без разрешения.

Головокружение должно было насторожить Григория. Оно всегда предвещало погружение в сон и появление Фроствинга.

Один из злодеев — какой именно, Григорий затруднился бы определить — пробормотал что-то на том самом незнакомом языке, на котором и сам Григорий что-то сказал несколько минут назад. Фроствинг укоризненно прищелкнул языком.

— Ну разве можно так выражаться? Стыдно, стыдно, надо следить за своим языком! А давай-ка лучше я за ним прислежу…

Послышался вопль, шум крыльев. Через мгновение правую щеку Григория что-то обрызгало. А еще через секунду комнату сотряс тяжеленный удар.

В глазах у Григория начало проясняться. Он увидел размытые контуры крылатой фурии, летящей к нему через весь номер. На лету Фроствинг потрепал его по щеке. Грянул выстрел — такой громкий, что у Григория чуть барабанные перепонки не лопнули. Он снова задергался, пытаясь порвать веревки.

Нож валялся на полу рядом со стулом. А рядом с ножом неподвижно лежал метис, сейчас напоминавший груду смятой одежды. Николау порадовался тому, что не видит лица и груди поверженного злодея. Кровь, которой был залит ковер и забрызганы стены, достаточно красноречиво свидетельствовала о том, что сотворил с мучителем Григория другой его мучитель. Григорий вытянул ногу и подвинул нож к себе. Короткое лезвие спряталось под каблуком.

За его спиной раздался новый выстрел. Напарник метиса что-то прокричал на незнакомом языке. А Фроствинг расхохотался.

Григорий услышал хруст костей и хриплый выдох. А еще через мгновение послышался оглушительно громкий стук падающего тела. В поле зрения Григория мелькнула рука злодея и тут же исчезла.

Григорий прижался к спинке стула в ожидании неизбежного. Шелест крыльев — и вот Фроствинг спикировал на спинку стула напротив, улыбаясь своей извечной, запечатленной в камне ухмылкой. Когтистые лапы чудища были перепачканы кровью. Сложив двухцветные крылья, грифон уставился на свою жертву.

— Ах, Григорий, Григорий… ну неужели тебя нельзя и на минутку оставить одного? Ну скажи, что бы делал, если бы я тебя не охранял, не заботился о тебе?

— Я бы жил.

Грифон запрокинул голову и разразился громовым хохотом. Отхохотавшись и покачав головой, он наклонился поближе к Николау:

— И это все, чем ты готов отблагодарить меня за заботу? За все, что я для тебя сделал? За то, что я столько раз спасал твою шкуру, миленький ты мой Григорий? Ну так ведь я мог бы появиться попозже, когда они бы уже разделались с тобой.

Григорий встретился взглядом с пустыми глазницами грифона.

— Ну да, ведь это означало бы, что боль мне причинил кто-то другой. Это бы означало, что кто-то вторгся в твою вотчину.

Испачканная в крови лапа ухватила Григория за подбородок. Он постарался не думать о крови. Ведь это был сон, и в реальном мире никакой крови нет — ну, то есть скорее всего нет, — не сказать, чтобы эта мысль его здорово утешила.

— Я ведь только ради тебя стараюсь, Григорий. А если тебе от этого больно, то тут уж ничего не попишешь. Неужели ты думаешь, что мне прямо-таки приятно делать тебе больно? — Фроствинг убрал лапу. — Мне очень горько из-за того, что между нами нет взаимопонимания. Сколько раз в прошлом я приходил тебе на помощь, а ты до сих пор сомневаешься в моих намерениях… но, может быть, ты просто позабыл о том, как я спасал тебя? Я-то знаю, какой неверной может быть твоя память.

Путы, как по волшебству, спали с Григория. Но он не встал, он даже не пошевелился. Фроствинг мог манипулировать им как угодно, так что разумнее было посидеть и подождать.

— Бедненький, бедненький Григорий… — Фроствинг в один миг оказался сбоку от Григория. Когтистая лапа коснулась лба. — Ну, если ты не припас для меня слов благодарности, то тогда мне остается забрать положенную мне дань и удалиться.

— Зачем ты это делаешь со мной? — вскричал Николау. — Почему бы тебе не покончить с этим раз и навсегда?

Злорадный грифон хихикнул в самое ухо Григория и шепнул:

— Всему свое время, Григорий. Всему свое время.

Он проснулся, вздрогнув, и обнаружил, что сидит на стуле посреди гостиничного номера. Радиоприемник был включен. Придя в себя, Григорий узнал последние такты «Ночи на Лысой горе» Модеста Мусоргского. Но он не помнил, как включил приемник, и уж тем более не помнил, что садился на стул.

— Фроствинг, — прошептал он. Так же как и после предыдущего визита грифона, Григорий не в силах был припомнить подробности. Фроствинг снова поступил нетипично и похитил его сон. Грифон совершил это второй раз подряд, и отмахиваться от этого не стоило.