Черняев 1982 - Неизвестно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да, что они там знают о комдвижении?! И что же - нашей работы, значит, не видно?. Все плохо?
Препирательства были длительные. В конце концов, мне пришлось заткнуться. Б.Н. совал мне справочник по партиям, цитировал их заслуги и достижения и потребовал, чтоб записка была составлена «в этом духе».
Через час я узнал, что он тут же вызвал Пышкова (зав. сектором информации, моего подчиненного) и велел ему сделать записку «какую надо».
У Пышкова лакировочные обзоры всегда наготове, и через день - очередной был на столе у Пономарева. Но Б.Н. не решился все-таки обойти меня, видимо, сомнения у него остались, а может быть, подозревал, что я ему не все сказал о разговоре Арбатова с Андроповым.
Он прислал пышковское сочинение мне и вдогонку позвонил, сказав, что считает в основном подходящим. Через несколько часов, прочитав, я позвонил ему и сказал: «По- моему, Борис Николаевич, это совсем не годится. На обкомовском языке это называлось бы приписками».
- Почему вы со мной так разговариваете? - он вышел из себя и весь вибрировал.
- Я что - не имею права высказать свое мнение? Вы сделали работу. Работа большая, но со многим я не согласен. Почему вы так?
- Борис Николаевич, я сказал свое мнение о пышковской записке. Но я понимаю так: Вы сделали замечания, Вы поручили мне переделать. И как на протяжении 20 лет я ваши поручения выполняю, Ваше дело выбирать.
За два дня мы с Козловым и Жилиным сочинили 55 страниц, где большую часть текста заняли «справки» об отдельных партиях. Но от сути предыдущего анализа я решил не отказываться и сказал Жилину и Козлову: невозможно подчиниться требованию Б.Н.’а полностью. Этим мы подвели бы и его самого (я-то знаю от Арбатова, чего от него хотят). Сами мы будем выглядеть неприглядно. А главное: появился шанс подойти, наконец, по- новому, по-современному к МКД. Андропов хочет и может это сделать. Потребность в новом подходе давно назрела. И если еще можно что-то спасти от этого «самого влиятельного фактора современности», в том числе и для на самих, для нашей международной политики, то надо помочь новому, влиятельному, умному, ответственному человеку, а не обманывать его сходу, отстаивая явно ретроградную и давно изжившую себя, так называемую, пономаревскую линию и образ действий, который определяется таким же отношением к своему «объекту» (и к своей ответственности за него), как у дюжинного секретаря обкома в отношении своей области.
Пономарев два дня «лакировал» наш текст, вычеркивал максимум возможного из реализма и критики, не говоря уж о самокритике. В конце концов картина получилась довольно розоватая, но что-то от реализма там все-таки осталось. В таком виде он и отнес это Андропову.
26 августа 82 г.
В отпуску. С 13 по 25 августа был в Литве с дочкой Аней.
На другой день по приезду был приглашен первым Секретарем ЦК КП Литвы Гришкявичусом на его «виллу», рядом с нашим домом отдыха. Пообедали, говорили. Но с этого момента я уже для всех в Литве стал «генералом». В холодильнике на другое утро появились водка и пиво, конфеты. Секретарь обкома Клайпеды приехал, чтоб договориться о вышеупомянутой поездке. Директор дома отдыха ходил все время вокруг. Председатель горисполкома паланги «лично» пригласил сопроводить в янтарный музей в замок Тышкевича, показать город, потом появился Секретарь ЦК КП Литвы Шепетис (умный, широко образованный, по западному демократичный, человек большой культуры. Ведает в ЦК идеологией). И завершилась вся эта поездка для меня явно «не по чину» и не по заслугам.
О моей встрече с Гришкявичусом и о нашем вечере с О’Риорданом-Шепетисом было опубликовано в «Советской Литве».
2 сентября 82 г.
Прожив 11 дней в Паланге, мы возвращались через Каунас и Вильнюс.
Качество дорог. Пейзажи. Хозяйства.
Колхоз, кажется «Восточная заря», такие по ТУ редко показывают. Но - реальность. 3000 населения, 450 работников, 86 тракторов, полсотни комбайнов, свой ремонтный цех, фактически завод, 81 специалист с высшим образованием, две школы, два детсада, дом семейных торжеств (банька!), дома все кирпичные и почти все по индивидуальным проектам, прелесть, любо-дорого смотреть, быт - полная чаша. Механизаторы зарабатывают по 12 рублей в день, в среднем за год - нормальная зарплата и сверх того, в страду по 500 рублей в месяц. Это - среднее хозяйство. Коровы дают по 4200 литров в год, 3700 сдают государству, для себя остается - залейся, вся еда фактически своя, кроме хлеба.
Каунас. Председатель горисполкома, секретарь горкома водили по городу, в музей Черлениса. Чудо! Девушка - гид, высочайшей культуры.
Шепетис приехал встречать меня в Каунас, ужинали в доме гостей и лишь к ночи приехали в Вильнюс.
Прядильно-трикотажная фабрика. Кадры. совсем не то, что у нас. Простота, демократичность: на всех уровнях - на городском, ЦК’овском, райкомовском и фабричном (это, кстати, потом отметил О’Риордан, считая это главным фактором успехов республики).
Старый Вильнюс восстанавливают. Костелы. Картинная галерея в одном из них очень богатая. Обед с первым секретарем ГК Вильнюса и проводы у трапа самолета по высшему разряду.
Я до сих пор в толк не возьму, почему мне был оказан прием на уровне по меньшей мере Секретаря ЦК КПСС! Какую-то роль сыграл личностный момент: знакомство с Шепетисом, который совсем недавно вместо меня ездил на съезд КП Ирландии. И то, что он прекрасный, интеллигентный, доброжелательный человек, с неподдельным авторитетом в республике. Но опять же: я на отдыхе, Секретарь ЦК не обязан меня опекать. И главное, наверно, что я был знаком с Гришкявичусом, который пообедав со мной, сделал звонки!
Итак, я узнал за короткий срок одну из «трудных» наших республик с ксендзами и нутряным историческим антисоветизмом и антируссизмом (скорее), с которыми «нашим товарищам» там приходится иметь дело. И если б не материальное благополучие, то Литва (да еще рядом с Польшей) могла бы создать большие проблемы. Думаю, что большинство литовцев - не против советской власти, а теперь и не против колхозного строя, все это они адаптировали на свой лад и использовали, хорошо при том, на свое благо. Они - против абстрактного (в общем-то, чисто идеологического) подчинения русским.
Внезапно умер Иноземцев. 12 августа. Через день после того, как он заходил ко мне в ЦК. Ему надо было тогда позвонить по ВЧ в Грузию, предупредить, что 20-го он приедет с женой в Пицунду. Поговорили. Я попытался уговорить его пощадить Холодковского, которого он наметил к увольнению в связи с «политическим делом» в его институте (арест двух сотрудников за антисоветскую деятельность). Безуспешно. Об этом он говорил надменно, будто со стороны. Видно было, что он уже пришел в себя (как и от какой-то нечестной хозяйственной аферы, в которой он сам и его зам по хозяйственной части были замешаны - слухи по Москве, приходил оправдываться к Б.Н.’у, выплатил из своего кармана за какое-то институтское имущество для своей дачи, на которой он и умер). Словом, это был тот же «Колька», милый и навязчиво откровенный со «своими» и грубый, жесткий, вульгарный с подчиненными.
Ругал последними словами (как и за день до этого Ю. Арбатов) материалы для встречи на высшем уровне СЭВ, крыл Гарбузова, Байбакова и т.п. матом. Ушел от меня к Шапошникову согласовать предстоящую поездку в Японию, потом вернулся и таки дозвонился до Грузии, тон его сообщения о своем приезде туда был - не просьба, а указание.
И вот, пожалуйста. Узнал я о его смерти при странных обстоятельствах, в Паланге. Вечером 14-го, когда был в гостях у Парастаева. Он, как бы между прочим, между тостами, спрашивает:
- Анатолий Сергеевич, а вы не знаете, от чего умер Николай Николаевич?
- Какой Николай Николаевич?..
В Москве, конечно, ползли слухи о самоубийстве. Однако, это был инфаркт. Видно, сказались вышеупомянутые происшествия, хотя его «простили».
11 сентября 82 г.
Опять работа. Очевидно ее ритм - главное, что обеспечивает всю прочую жизнеспособность, в том числе и в нравственном смысле: будто постоянно поддерживаешь право на все остальное, даже на «крупномасштабное», а не обывательское отношение ко всему окружающему.
Но физически я, конечно, не отдохнул. «Игровое» время отдыха не превышает недели. Но мне, по-видимому, больше уже и не нужно.
Эпизод с ругательным абзацем о Китае в речи Устинова при вручении г. Куйбышеву ордена. Александров сразу усек: это, мол, несмотря на записку Брежнева и решение китайской комиссии! Если это - дело Рахманина, не сносить ему головы. Проверил: в рассылке этого абзаца не было, значит, появился «по замечаниям». Оказалось - да: именно Олег порекомендовал его восстановить!
Но это теперь уже эпизод. На первом заседании ПБ, на котором после отпуска председательствовал Брежнев, он выступил «по всем обсуждавшимся вопросам».
И - о Китае (в духе своей записки), и о том, что надо спокойнее и умнее оценивать международную обстановку: «отрицательное не бывает без положительного». Больше обращать внимания на отношения и с крупными капиталистическими странами - «союзниками США» и особенно с малыми.