ИСТОРИЯ БРАЗИЛИИ - С.А. Шумов

Результатом этой системы являлась большая политическая централизация, благодетельным коррективом которой служила громадная административная децентрализация, так как каждая провинция, кроме общегосударственных налогов, поступающих в центральную казну, взимала еще и свои особые налоги, которыми она сама и распоряжалась. В сущности это та же федеративная система Северо-Американских Штатов, соединенная с конституционной монархией, наследственной в мужской потомстве.

В царствование Педро II Бразилия вела две войны, одну против Роза- са, который вооружал и поддерживал Орибе с очевидным намерением включить Уругвай в Аргентинскую Конфедерацию и другую (1865- 1869) против Парагвая и его президента Лопеса. Все, что мы говорили об этом раньше, позволяет нам не входить в дальнейшие подробности этих войн. Достаточно будет констатировать, что об этом вмешательстве лузитанской империи в дела Ла-Платы судили различно. Бразилию всегда подозревали в желании следовать традициям Португалии времен колонизации и в намерениях расширять свои пределы за счет соседних республик. В этом отношении опасения Лопеса, по-видимому, до некоторой степени оправдываются одной секретной бумагой, вышедшей из канцелярии министерства Монтевидео. Португальские писатели стараются опровергнуть эти обвинения. «Бразилия, говорят они, обладает слишком обширной территорией и, желая сохранить ее, она вполне сознает до какой степени эта обширность составляет ее слабую сторону, до тех пор, пока она не будет в состоянии населить свои пустыни, усеять цветущими огородами свои необозримые равнины, провести дороги через необитаемые леса, пустить по прорезывающим их во всех направлениях рекам пароходы и внести, таким образом, цивилизацию, жизнь и промышленное движение в свои пустынные центральные области и некультурные земли» (Перейра да Сильва).

Тем не мене не подлежит сомнению, что завоевательное честолюбие государственных людей Бразилии было постоянно направлено в сторону Ла-Платы. Но они сознают, какие громадные затруднения встают перед ними и выжидают. То, что они думают про себя, то громко высказывается некоторыми публицистами. Известные территориальные изменения кажутся этим кабинетным завоевателям роковой необходимостью, вытекающей из антагонизма англосаксонской и испанопортугальской рас. «Эти изменения необходимы», объявляют они, так как Бразилия до тех нор не будет в состоянии оказывать успешного противодействия Соединенным Штатам, пока она не установится в своих естественных границах. А так как эти границы простираются к западу далее реки Парагвай, то государство, носящее имя Парагвай, должно исчезнуть, точно так же, как и штаты Корриентес, Энтре-Риос и Банда-Ориентале, отделяющие империю от ее естественной границы, реки Парана. Об этой необходимости заявлялось много раз, но бразильское правительство всякий раз отвечало на это энергичными протестами. Несмотря на очевидную искренность этих протестов и на наилучшие обещания, которыми они сопровождаются, все же они, поскольку касаются самой Бразилии, доказывают лишь крайнее нежелание монарха и его советников приступить к выполнению, быть может трудной, но тем не менее необходимой, задачи» (Дюто). Все это легко говорить; но весьма может быть, что это «крайнее нежелание» есть ни что иное, как благоразумие и, во всяком случае, честность.

А вот и другое мнение: «Быть может в целом мире нет страны, которая имела бы более прав простереть свои границы в сторону Ла-Платы, нежели Бразилия. Это более чем политическая потребность, – это безусловно необходимо для блага страны. Все реки, образующие р. Рио-де- ла-Плата, т. е. Парана, Уругвай, Парагвай и т. д., находятся время эти реки представляют и долго еще будет представлять единственные водные пути для продуктов провинции Матто-Гроссо к океану и для сообщения этой провинции со столицей. Стоит только вспыхнуть войне между людьми, живущими по берегам этих рек, и одна из обширнейших провинций империи будет немедленно лишена возможности сообщения и отрезана от всего остального мира» (д'Ассье). Автор эти строк спешит, правда, прибавить, что он не думает, чтобы «к Бразилии был бы применим тот исторический закон, по которому большие государства живут, разрастаются и обновляются на счет мелких». Если бы это случилось с Бразилией, то ей пришлось бы иметь дело с гораздо более могущественным соседом – англосаксами. «Препятствия, остановившие Педро I в его попытке завладеть Монтевидео, остались все те же, прибавляет он вполне основательно. Громадность пространств, недостаток путей сообщения, болота, затопляющие страну и, наконец, самое важное, различия в национальностях населения, – испанцы в Банда-Ориентале, индейцы в Парагвае, – все это делает завоевание почти невозможным». В Бразилии вероятно думали тоже, когда, после столь дорого стоившей победы, она оставила существовать Парагвайскую республику. Правда, при этом она получила некоторые территориальные приобретения; но на этих пустынных землях такие расширения границ совсем не имеют того значения, какое они имели бы в Европе. В данном случае победитель уже давно заявлял требования на эти земли и даже после того, как границы неприятельской страны были отодвинуты и заключены между р. Парагвай и р. Парана; победившая сторона все еще считала себя вправе оправдывать свои действия обычным в таком случае предлогом, – интересами цивилизации и свободы, но в этом случае императорское правительство поступило наилучшим образом с точки зрения международной политики и собственных интересов, не злоупотребив победой.

Вообще насилие было чуждо бразильскому правительству, с чем его можно было приветствовать. Как во внешних, так и во внутренних делах, оно, одерживая победы, умело быть великодушным. Результатом этого явился тот внутренний мир, который представляет столь разительный контраст со слишком частыми и бесплодными волнениями некоторых соседних стран. Значит ли это, что Бразилия не переживала у себя волнений? Если она не переходила от революции к революции, как Боливия, то конечно, она, не менее Чили, переживала различные кризисы. Лишь мертвые народы пребывают в неподвижности. Несмотря на некоторые перемены в распределении партий, несмотря на то, что разбившиеся мнения образовывали новые комбинации, трудность установить равновесие между либеральными стремлениями и консервативным противодействием вызывала тем не мене такие парламентские бури и такие министерские кризисы, которые доходили в некоторых случаях до роспуска палат. Педро II вообще далеко не охотно давал свое согласие на подобные серьезные меры. Бурный 1862 г. прошел среди множества перипетий. Различные министерства, которым приходилось распутывать последствия столкновения с Англией, имевшего место в июне предыдущего года, несколько раз свергались почти немедленно после сформирования. При открытии сессии в мае 1853 г. оппозиционные элементы оказались в значительном большинстве. В виду серьезных внешних осложнений, император дал, наконец, свое согласие на то, в чем он отказал двум предыдущим министерствам, и 12 мая, до открытия заседаний палат, они были распущены.

Эта мера нанесла сильнейший удар консервативной партии, которая препятствовала политике министерства, оказывавшего при данных обстоятельствах некоторую склонность к либеральной партии. Началась избирательная борьба; консерваторы были разбиты; либералы, которые соединились ради сиюминутных с министрами и вместе с ними составляли партию liqueiros'oв, победили при окончательной подаче голосов 8 сентября. Но министерство Олинды, с которым его временные союзники немедленно же начали войну, пало в январе 1864 г. и 15 числа того же месяца был составлен новый кабинет под председательством Закариаса де Гоэса и Васконселлоса. Закариас был главой прежнего министерства, предшествовавшего министерству Олинды и просуществовавшего всего несколько дней. Составленный из самых разнородных элементов, кабинет Закариаса тем самым уже не обладал никакой силой, необходимой для влияния в стране. В сентябре он пал в свою очередь и составить новый кабинет, и при этом чисто либеральный, взялся Фуртадо.

Положение дел было чрезвычайно запутанное. Казна была близка к дефициту. Были израсходованы значительные суммы на армию сначала в виду опасений, порожденных столкновением с Великобританией, а затем вследствие раздоров с Монтевидео и Парагваем. Крушение одного из главных банкирских домов Рио-де-Жанейро и многих других финансистов вызвало панику. Торговля приостановилась. На вооружение армии и на увеличение военного флота уходили последние ресурсы государства. К счастью, недоразумение с Англией получило мирное разрешение. Заключение договора о тройственном союзе 8 мая 1865 г. было встречено всеобщей радостью. Народ воинственными манифестациями заявлял свое сочувствие войне с Парагваем, в надежде на территориальные приобретения и на усиление своего могущества; никто не высказывал недовольства ни на расходы, ни на такие чрезвычайные меры, как насильственный набор. Тем не менее кабинет Фуртадо пал. Причиной его падения был вотум недовериям по поводу вопросов внутреннего управления, выраженный палатой 24 мая 1865 г., и власть снова перешла к маркизу де Олин- да, который на этот раз составил кабинет из обоих оттенков либеральной партии, умеренных и радикалов. Дальнейший ход дел только усиливал финансовые затруднения и всеобщее недовольство. С 1866 г. правительству уже не хватало ни людей, ни денег. Что можно было придумать, чтобы спасти положение? Так как белых уже не хватало для пополнения армии, то пришлось брать в нее негров; освобождение рабов для превращения их в солдат было первым шагом к их освобождению. Свобода навигации явилась результатом такой же настоятельной нужды. Попытка сделать заем в Лондоне не имела успеха; внутренний заем в самой Бразилии был почти столь же неудачен. Безденежье было полное. В кабинете царило несогласие; поражение при Гумаите вызвало отставку всех его членов. Закариас снова явился на сцену и взял в свои руки финансы.