В снежном плену (СИ) - Семенов Игорь

— Вижу, — согласился Михаил. — Только… Кто же мог о таком предполагать?

— Никто, — согласилась Вика. — Только… Чувствую себя словно обманутой! Так ведь не должно было быть…

И, как ни странно, Михаил с этим был полностью согласен… Вот только для него это было не просто мыслями, эмоциями, а твердой убежденностью. Ведь он жил в другом мире, где не было в 1966 году никакого гигантского извержения! Не было там — значит, не должно было быть и здесь. И все же оно случилось — а это означало лишь одно… Что версия на счет того, что извержение вызвано ядерным испытанием, верна. Да, пока это было лишь версией, с которой были согласны далеко не все ученые, но не для Михаила. Он в этом был абсолютно уверен. Что ж… Он и в прошлой жизни ненавидел США — теперь поводов для этого у него стало в несколько раз больше.

— Кто ж может знать заранее… С войной вон тоже никто не ждал, что оно так будет, — заметил Михаил, и Вика вдруг аж вздрогнула при такой ассоциации.

— А ведь это — тоже как война, — тихо произнесла девчонка. — Сколько уже людей умерло, сколько калеками стало? И то ли еще будет…

Официальных данных по потерям еще никто не публиковал — во всяком случае, обобщенные. Но… Ведь Михаил и сам многое видел, своими глазами! Кто погиб в первый же день от землетрясений и цунами. Кто еще осенью или уже зимой помер от воспаления легких. Кто замерз насмерть в выстуженных домах или в сломавшихся, застрявших вдали от жилья машинах. Кто угорел в собственных домах. Кто погиб или покалечился на стройках… Вон как Леха Расторгуев из их класса — в середине февраля сорвался с лесов на строительстве отапливаемого ангара на стройке и кости переломал. Недавно совсем Михаил его видал в магазине, где отоваривали карточки. Леха тогда как раз туда пришел — с палкой, хромая на правую ногу. По его словам, врачи сказали, что теперь он всю жизнь так ходить будет — и вообще, дескать, должен радоваться и этому.

Они шли по заснеженным улицам, глядя в свете солнца на преобразившийся буквально до неузнаваемости город. Еще недавно тут были сады и огороды — сейчас на их месте одни громадные сугробы. Где были дороги — сейчас снежные траншеи. Где были площади — там или металлоконструкции теплиц, или мрачные серые ангары теплых стоянок. Кажется, что кругом не осталось ни одного пустого места. Даже на месте аэродрома авиазавода громадный тепличный комплекс. Повсюду дымят трубы, из-за чего над городом стелется сизая дымка — люди топят дома. И всюду снег, один снег…

— Здоров, Михан! — вдруг кто-то окликнул его.

— Привет, Вик! — присоединился к нему женский голос.

— Привет трудовому народу! — обернувшись, усмехнулся Михаил.

— А говорил мне… — усмехнулся Петька. — Значит, вместе все же?

— Ну да, — улыбнулась Вика. — А вы-то как, тоже?

— Ага, — улыбнулась Катя. — Вчера расписались, сегодня вот отмечаем, можно сказать… До Волги вот решили дойти.

— Тогда поздравляю! — улыбнулась Вика. — Как вообще живете?

— Да ничего так, — усмехнулся Петька. — Утром на работу, вечером в политех…

— Вот и у нас то же самое, — согласился Михаил.

До Волги они дошли вместе — делясь впечатлениями от происходящего в последние месяцы и обсуждая сложившееся положение. И вот и она, занесенная снегом река… В обычное время уже давно бы ледоход закончился, но сейчас — ни в одном глазу. А на берегу кое-где до сих пор видно полуразрушенные, покосившиеся здания, восстанавливать которые оказалось бесполезно. Оползень! Еще одно напоминание о прошедшем катаклизме…

— Как думаешь — надолго это? — вдруг обратилась к Михаилу Катя.

— Не знаю, — честно признался он.

— Слышали новости из Америки? — вдруг спросила девушка.

— Про голодные бунты и замерзающее население? Ну да, хреново у них там дело…

— Ага. Знаете, ребята, — вдруг произнесла Катя, — не любила раньше американцев… Но сейчас мне их даже жалко как-то стало.

— Сами виноваты, — поморщился, вспомнив про развал СССР в его прошлом мире Михаил. — Сами вулкан пробудили своими ядерными испытаниями…

— Пробудили, — согласилась Катя. — Только гибнут ведь сейчас не буржуи их, а простой народ…

— Так, увы, всегда бывает… Простой народ отвечает за глупость и преступления своих правителей, — задумчиво произнес парень. — Даже если не согласен с ним.

Ну да… При развале СССР тоже большинство партийцев не особенно-то много потеряли. Почтив се неплохо «перестроились» в капиталистов, принявшись увлеченно делить народное добро. Растаскивать, разворовывать, разваливать то, что создавалось десятилетиями упорного труда миллионов людей. А народ в большинстве своем остался не у дел, оказался у разбитого корыта… То же сейчас происходит и в США. Многие ли там выступали против гонки вооружений, выступали за запрет ядерного оружия и ядерных испытаний? Ничего подобного! Большинство американцев были простыми обывателями, активно или пассивно поддерживали курс правительства, ругали СССР и коммунистов… Ну вот получили! Жаль лишь, что при этом и всему остальному миру досталось по первое число.

Обратно они шли все вместе, одной компанией… И почему-то всех вдруг потянуло на воспоминания о школе. О совсем недавних, но теперь казавшимся всем чем-то вроде прошлой жизни светлых временах. Когда все казалось просто и понятно, когда каждый в мыслях уже строил свои планы на дальнейшую жизнь и был уверен в том, что все именно так. Пока эти мечты не порушила Зима!

Когда они пришли домой, батя Михаила уже ушел на работу, а мать еще не вернулась с нее. Достав остатки вчерашней тушеной капусты с мясом, они сели поесть, думая каждый о своем. Вика думала о том, что же ждет их в дальнейшем — и хотя она и привыкла быть оптимисткой, но логика была безжалостна. А она была умной девушкой и спорить с ней, заниматься самоуспокоением не собиралась. Трудно будет. Очень трудно… Это было прекрасно понятно. И что сделает с ними это суровое время? Кто они такие в масштабе происходящих событий?

Мысли же Михаила в целом имели схожую направленность… Хотя о себе он почему-то думал мало. Словно уже и привык помирать… Да и прошлая жизнь как-то успела его избавить от иллюзий и наивных мечтаний. Так что если бы пришлось отдать свою жизнь за жизнь страны — он бы сделал это без особых сомнений и сожалений. Жалко лишь было эту вот девчонку, его жену… Как все же изменило ее это время! Где теперь та веселая и никогда не унывавшая, наивно верящая во все доброе и светлое девчонка, каковой он запомнил Вику по школе? Нет ее больше… Словно разом повзрослела минимум лет на десять, стала куда взрослей и рассудительней, привыкла тщательно обдумывать каждое свое решение. И хоть она ему и такой нравилось, но было жалко те юношеские задор и жизнерадостность. А еще — так обидно было видеть, как она по вечерам приходит после университета и с каким-то усталым и безразличным ко всему взглядом садится за стол ужинать… Когда выматывается настолько, что хочется лишь одного — посидеть и отдохнуть, а лучше завалиться спать. Он, правда, в это время вряд ли выглядит лучше, но он-то мужик… И все равно при всем при этом она старается оставаться собой — не ноет, не жалуется на жизнь, не дает волю эмоциям. И такое поведение… восхищало.

— Ничего, Вик, — доев свою порцию, Михаил присел поближе и тихонько приобнял жену. — мы победим, вот увидишь!

— Я знаю, — прижавшись к нему, полушепотом произнесла девчонка. — Мы ведь советские люди!

— Вот именно! — улыбнулся Михаил.

Какое-то время они так и сидели рядышком, в обнимку — и обоим было так хорошо, тепло, уютно… Словно и нет и не было за окном никакой Долгой зимы. Словно все это — где-то там, в страшном сне. Достаточно лишь открыть глаза — и вот уж перед ними снова привычный мир, снова Советский Союз, а они — обычные студенты обычного университета. Вот только оба понимали, что все происходящее вокруг — правда. Но в этот миг оно словно не имело никакого значения… Может быть, ради одних лишь вот таких мгновений счастья и стоит жить и бороться — пусть даже против тебя силы самой природы?