Кто-то другой - Тонино Бенаквиста

— Гредзински… Вы пьете?

Николя не нашелся, что ответить, молча вышел из кабинета, спустился в «Немро» и заказал водки. Самое время выяснить, может ли он на нее положиться в трудную минуту. Бардан придумал новый метод наказания. Случай Николя теперь станет прецедентом — профессиональная ошибка, стоившая миллион франков, именно таков бюджет контракта Vila. Он не стал смаковать или даже пить свою рюмку водки — опрокинул ее одним махом. Он уже видел, как с завтрашнего дня будет стоять перед стойкой в дешевом кафе после целого дня пробежек по всему городу в поисках работы, чтения объявлений, улыбок начальникам отделов кадров и выслушивания их вежливых отказов. А потом час аперитива будет наступать все раньше и раньше, пока наконец Николя не поймет, что идеальное время для выпивки — сразу после пробуждения. А он на это способен, сегодня утром убедился.

Его встретила секретарша и проводила подождать в небольшую приемную, где уже болталось несколько сотрудников. Николя был не в лучшей форме, а потому, не соблюдая субординации, плюхнулся на кушетку, все равно это уже ничего не изменит в приговоре: он не получит лицензии, к тому же ему придется заплатить изрядный штраф. Для главаря Бардана все люди делятся на две четкие категории, и Гредзински относится ко второй. Но шеф не знал правила, которое хорошо усвоил вечный подчиненный Николя: спесивые однажды станут рабами. Другими словами — чем больше ходишь по головам слабых, тем больше придется лизать ноги сильных мира сего.

Броатье поздоровался со всеми изящным кивком, что позволило ему не пожимать столько рук, и предложил им пройти в зал заседаний. Николя направился в дальний угол, как плохой ученик, каким он, собственно, и был, и обнаружил, что комната странно пуста — ни блокнотов, ни бутылок с водой, ни маркеров, ни проектора, только огромный круглый стол из розового мрамора и такой же пустой камин. В череде всех этих строгих дорогих костюмов нельзя было не заметить знаменитую Алису, прекрасную мавританку лет пятидесяти, помощницу и практически правую руку патрона. Никто даже не намекал на то, что они любовники, что показывало истинное влияние этой дамы. Один из заместителей Броатера взял слово, но Николя не слушал: в отличие от остальных ему не надо было понимать, о чем идет речь, ни думать об этом, предвидеть или вникать в решения собрания. Как лентяя, который обычно не слушает объяснений учителя, Николя просили дождаться своей очереди получить линейкой по рукам, перед тем как выйти из зала.

— Krieg поручит нам делать их передачу только при условии, что мы сможем организовать им поддержку в министерстве. В то же время мы знаем, что Дьёлефис из Crosne & Henaut в прекрасных отношениях с главой кабинета, но я также слышал краем уха, что его позиции в Crosne все слабее.

Николя почувствовал, что ему становится все жарче. Он наконец понял, что имеют в виду, когда о пьяницах говорят, что у них «двоится в глазах», что это за дар двойного видения. Его глаза проникали за внешние оболочки, а обостренные чувства не упускали ничего из тех сцен, что разворачивались перед ним. За всеми этими иерархиями, должностями, ролями, правилами, языками, намеками он оказался среди мужчин и женщин, маленьких существ, которые, как и он, барахтались в этой жизни и чаще всего, ценой огромных усилий, находили в ней свое место. В приступе внезапного благодушия все они показались Николя трогательными, немного наивными, суетящимися существами, которые вот-вот собьются с пути, — детьми.

— Скоро нам очень понадобится человек типа Кезанна.

— Ему только что предъявили обвинение.

Наверняка под этими рубашками Paul Smith, под костюмами от Lagerfeld бились живые сердца. Этих людей, вопреки их воле втянутых в водоворот, сама мысль о соревновании скорее пугала, нежели подстегивала. Справа от Броатье сидел высокий человек с крестьянским лицом, у которого так и хотелось купить молока и яиц; чтобы отдавать приказы, ему приходилось входить в роль. Рядом с Николя сидела круглолицая блондинка — исполнительный директор; многие говорили о ней как об убийце, но за последние несколько минут Николя увидел в ней другое. Он представлял, как она молится Богу, а потом, когда судьба на нее ополчилась, полностью отдается на Его волю, — духовная жизнь порой вступает в противоречие с карьерными соображениями.

— Вот увидите, они нам устроят то же, что и British Airways.

И тут проснулся сотрудник, которого взяли на работу за прекрасное знание японского языка и связи в Токио — он читал Кавабату в оригинале, смотрел фильмы Озу без субтитров и мог бы научить остальных навыкам дзен-буддизма.

— Месье Мейер, что вы думаете о документации Lancero?

«Ты должен быть тем, кого зовут Люгань, тебе поручают создавать имиджи целых стран, которым нужно поправить свои дела перед лицом Запада. Ты единственный, кто берет этот странный томатный суп в автомате, выдающем напитки. Хотя, впрочем, не единственный, есть еще Лоран, который чинит ксероксы. Кто знает, может, между вами есть еще что-то общее, может, вы станете лучшими друзьями, не разлей вода и будете семьями выбираться по выходным на шашлыки. Все возможно, и ничто не известно заранее».

— Как обстоят дела у Vila? — произнес Броатье. Все взгляды обратились к Николя, и неожиданная тишина вывела его из задумчивости. Броатье произнес «дела» слегка насмешливо, чтобы снять напряжение — на его вкус, ситуация становилась слишком драматичной. Бардан бросился в бой, Николя отрешенно слушал, как он разыгрывает свой спектакль. По венам текла водка, и он спокойно созерцал окружающих. Он смотрел на них не как на вояк, какими они хотели казаться, — офицеры на театре военных действий, подвергающие опасности свою жизнь. Он не смотрел на них как на людей, которые выплескивают свою природную агрессию на работе. Он не смотрел на них как на стратегов, готовых дать отпор современным врагам, гораздо более коварным, чем прежние, потому что они наступают втихаря. Он смотрел на них как на детей, играющих в любимую детскую игру — в войнушку.

— Я могу сделать так, будто этого факса не было, — заключил Бардан. — Я исправляю ошибку во второй раз, но он будет последним.

Он благопристойно не стал указывать пальцем, но все служащие снова повернулись к Николя, ожидая, что этот несчастный наконец публично покается в своевольничанье. Он сказал первое, что пришло ему в голову:

— Если это уже второй раз, когда вы исправляете ошибку, месье Бардан, то он несомненно станет последним.

Последовавшему молчанию не обучали в экономических институтах. Это было «око за око», произнесенное мелкой сошкой. Проклятие обреченного с высоты эшафота. Если мгновением раньше Николя мог выйти из передряги, публично покаявшись, то на этот раз шеф потребует его головы на блюде.

Самый молодой из участников скромно поднял руку, чтобы взять слово, — недавно принятый на работу по настоянию Броатье художественный директор.

— Как раз перед нашей встречей я разговаривал с коммерческим директором Vila, похоже, идея алого цвета им понравилась.

Николя больше не слушал, обрадовавшись, что говорит кто-то другой. Броатье передали новый макет проекта.

— С этим шрифтом он сразу становится… неожиданным и внушающим доверие одновременно.

Сидящие за столом казались абсолютно согласными с этим определением — «неожиданным и внушающим доверие одновременно».

— Вероятно, — добавил он, — нам следует доверить это дело месье…

— Гредзински, — подсказала Алиса.

Николя кивнул, и это стало сигналом к окончанию совещания. Он вышел первым, во что бы то ни стало стараясь не встречаться глазами с Барданом. В лифте он подумал о миллионах солдат, лежащих в земле, с тех пор как человек изобрел войну. За всю историю человечества только горстка людей пошла на фронт, остальные всю жизнь ждали, когда что-нибудь произойдет. Николя поклялся себе, что никогда больше не будет одним из них.

— Женщина, которая сидела вчера рядом со мной, вот здесь, вино пила, в одиночестве.

Бармен «Линна», задумавшись, замер с шейкером в руке. Николя быстро надоели разглагольствования Маркеши за аперитивом, и он первым покинул клуб, направившись на улицу Фонтен, все еще переживая по поводу своей вчерашней неловкости.

— Она вон за тем столиком, в глубине зала, справа. Присутствие Лорен в ночном баре два вечера подряд больше говорило о ее образе жизни, чем все вопросы на личные темы, которых она так упорно избегала. Он залпом выпил рюмку водки, не распробовав ее, не дав нёбу и вкусовым сосочкам насладиться. Беспокойные люди никогда не научатся смаковать. Молекула этилового спирта, или этанола, или СН3 СН2 ОН, едва успела войти в его жизнь. Он обращался с ней, как с игрушкой, которой надо наиграться, пока не сломалась. На дне стакана он наконец нашел то, что искал, — жидкую, прозрачную смелость.

— Мне не важно, кто вы, просто хочу выпить с вами. Ее светлые глаза уже приняли предложение, но сама Лорен помариновала его еще минуту, прежде чем предложить присесть. Он дал себе слово выражаться предельно ясно, чтобы избежать вчерашних недоразумений.