Легкомысленная соблазнительница - Хайди Райс

Но когда Джина выпустила из рук разорванную ткань, чтобы коснуться его голой кожи, Картер схватил ее за оба запястья, резко развернул спиной к себе и, словно решив взять в плен, сцепил руки у нее на животе.

– Но только один из нас сможет победить.

– Что за… – Джина отчаянно вырывалась, чувствуя, как все больше распаляется, а ее голые ягодицы прижимаются к твердой выпуклости под его брюками.

– Никаких прикосновений, – приказал Картер, кусая мочку ее уха. – До тех пор, пока я не разрешу, моя сладкая. На сей раз командую я.

И Картер не собирался передавать бразды правления. Не раньше, чем они оба поджарятся в этом страстном огне до корочки.

Джина изгибалась, пытаясь избавиться от сковывающей движения руки, но эти жалкие попытки лишь усиливали трение, заставляя острее реагировать на обволакивающее ее крупное тело – и то, что упиралось ей в ягодицы. Она застыла на месте, ощущая мощную эрекцию Картера, едва сдерживаемую брюками. И спросила себя, как же, черт возьми, оказалась в таком положении.

Пойманная в ловушку, уязвимая, побежденная и невероятно распаленная.

– Посмотри на себя, – раздался прямо у уха тихий приказ, и дрожь пронеслась вдоль спины. Жар острого желания нахлынул на Джину, стоило ей поднять голову и увидеть шокирующее отражение в стеклянной стене, открывавшей вид на темное пространство Гудзона.

Лунный свет лился на ее обнаженное тело, окутывая таинственным белым сиянием, через которое проступали лишь твердые розовые соски и аккуратно подстриженные завитки цвета воронова крыла на верхушке ее бедер. Бледные формы Джины резко контрастировали с крепко державшей ее высокой темной фигурой – Картер был все еще полностью одет, если не считать узкой полоски груди, которую Джина обнажила.

Она чуть не задохнулась, потрясенная собственным распутным видом.

– Бога ради, Картер, опусти шторы. – Джина снова попыталась вырваться. – Нас увидит весь Манхэттен.

– Успокойся, – надменно захохотал Картер. – Стекло тонировано. Тебя никто не увидит, кроме меня.

Джина застыла на месте, ощущая предплечье Картера, изогнувшееся под ее бюстом, покалывающие ее спину волосы на его груди и стальной стержень, прижимавшийся к ее попке.

– И я собираюсь насладиться каждой клеточкой твоего тела. – Картер положил обмякшую руку Джины себе на шею, выпятив ее пышные груди.

Джина глотнула, ощутив, как пересохло горло, завороженная чувственным отражением и мощной потребностью, отразившейся во взгляде Картера. И вдруг ясно осознала, что игра закончилась.

Картер провел большим пальцем по внутренней стороне ее руки, заставив затрепетать всем телом и снова ощутить вожделение, устремившееся к лону. Его рука сильнее сжалась вокруг ее талии, удерживая Джину на ногах во время этой утонченной пытки. Настойчивые пальцы кружили над ее грудями, будто исследуя их, – невыносимо, мучительно медленно…

Джина застонала, вытягиваясь под дразнящими ласками:

– Тебе стоит поторопиться. Прежде чем я взорвусь.

Картер ущипнул ее за сосок – не больно, но достаточно сильно, чтобы послать стрелы наслаждения прямиком к томящемуся женскому естеству. Джина вскрикнула.

– Терпение, малышка, – прошептал Картер. – Или будешь наказана.

Ее сознание затуманилось эротичной угрозой, а с губ слетел нервный смешок.

– Тсс, – его губы скользнули по мягкой коже ее шеи, – мы ведь только начали.

– О боже! – Джина дернулась, когда Картер оставил ее груди и потянулся ниже. Кончики его пальцев исследовали, поглаживали, соблазняли, но так медленно… Джине казалось, что она умрет от предвкушения прежде, чем эти пальцы доберутся туда, куда ей отчаянно хотелось. – Пожалуйста… – чуть не зарыдала она, когда живот задрожал от очередной мучительной ласки.

– «Пожалуйста» что, моя сладкая? – поддразнил Картер, и его струящийся густой патокой акцент уничтожил остатки ее сопротивления. – «Пожалуйста, перестань»?

– Даже не вздумай! – бросила Джина хриплым от волнения голосом, когда его пальцы погладили завитки, скрывавшие средоточие ее женственности, но резко замерли перед своей главной целью.

Веки Джины, затрепетав, открылись. Она уставилась на отражение в стекле, читая неистовое возбуждение на лице Картера.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – твердо произнес он, – и ты тут же это получишь. Если, конечно, попросишь по-настоящему учтиво.

– Прикоснись ко мне.

– Это недостаточно учтиво, – усмехнулся он, все еще дразня Джину порхающими над кожей пальцами.

– Прикоснись ко мне, пожалуйста…

Она изогнулась, ощутив, как его пальцы погрузились в скользкие, лоснящиеся влагой складки. Наконец-то… Картер погладил ее раздувшийся клитор, и все внутри нестерпимо заныло и сжалось.

– Это не… – запротестовала Джина, когда он отступил, и почувствовала, как ее захлестывает отчаяние. Ну почему он не прикоснется к ней там?

– «Это не» что? – услышала она самодовольный намек на веселость в его голосе. – Может быть, тебе стоит попросить?

– О, что за… – Она прикусила язык, сдержав рвущееся с губ ругательство. – Не мог бы ты просто прикоснуться к…

Она вскрикнула, ощутив, как грубоватые пальцы поглаживают ее разгоряченный клитор.

– Прикоснуться к тебе там, да?

Вместо ответа Джина принялась извиваться и дергаться, а Картер все ласкал и ласкал восхитительный бугорок – и под этой утонченной пыткой она вновь проваливалась в забытье…

– Кончи для меня, Джина.

Будто подчиняясь его приказу, волна наслаждения нахлынула и разбилась, превратившись в мелкие брызги сладостного ощущения. А потом Картер стал ласкать самое средоточие ее женственности – в идеальном месте, в идеальном темпе, – снова и снова маня в пучину блаженства…

Картер отдернул руку, и Джина повисла на нем, опустошенная, обессиленная ошеломляющей глубиной оргазма и отчаянной борьбой за то, чтобы удержать хоть какой-то контроль над своим собственным телом. Борьбой, которую она, похоже, только что проиграла.

Его хватка ослабла, и Джина, приходя в себя, повернулась – полная решимости вернуть себе хотя бы часть утраченных позиций. Сорвав с плеч Картера рубашку, она отшвырнула лохмотья через плечо.

– Ой, мамочки, ты только посмотри, что я сделала с твоей рубашкой! – поддразнила она. – Наверное, не следовало обвинять тебя из-за трусиков!

– Конечно, не следовало, – ничуть не смутился Картер. – Эта рубашка стоила больше двухсот долларов. Так что, полагаю, это ты мне должна.