Абсолютное программирование - Сергей Петров

Вот только что мой труп наконец-то нашли. В Москве свежее раннее утро. Охранник звонит в милицию. Уборщицы бросили работу и оживленно обсуждают мою молодость и душевные качества.

А в это время тикает счетчик. Как там у верующих? На третий день, обливаясь слезами, душа окончательно прощается с любезным ей телом. На девятый, стеная, заканчивает лобызать родных и близких. На сороковой, изгоревавшись вконец, помутненным прощальным взором окидывает родные места, и то ли отбывает в горние выси, то ли низвергается в геенну. Так что у меня до геенны осталось каких-то тридцать девять с половиной дней. Это при условии, что с того света поступила достаточно достоверная информация о сроках прохождения этих этапов. А ну как Всевышний принял решение, в целях перестройки и ускорения, сроки сократить?

За время моих размышлений ничто вокруг не изменилось. Да и могло ли оно измениться, если не менялось миллионы лет? Все так же висел в черном небе Юпитер. Все так же светили звезды. Все тот же лед недвижно расстилался внизу.

И я нырнул под ледяную поверхность. Здесь оказалось тепло и тихо. Углекислый ледяной монолит, с малой примесью воды и космической пыли. Я уходил в сторону центра планеты все глубже и глубже, нигде по пути не встречая ничего, кроме однородной твердой углекислоты. Царила абсолютная тьма. И лишь пройдя километра полтора, я понял, что структура льда стала меняться. Еще километр – и от углекислоты не осталось и следа. Дальше шел твердый, как алмаз, чистый водяной лед. Сколько ему лет, сказать невозможно. Наверное, он образовался еще во времена, когда Солнце окружало плотное пылевое облако, внутри которого плавали сгустки протопланет. Но что интересно, температура льда с глубиной становилась все выше и выше. Наконец, настал момент, когда в твердом льду, несмотря на гигантское давление и все еще низкую температуру, мне встретился пузырек древней соленой воды. Глубже такие пузырьки стали встречаться все чаще и чаще, их размеры росли, стали попадаться огромные каверны, заполненные все такой же водой. Еще ниже, где температура оказалась близка к нулю, в кавернах я встретил воздух. Не ядовитый газ, а именно воздух, близкий по составу к земному – с кислородом и азотом. Я уже знал, что будет дальше. Восемь с лишним километров льда остались надо мной, когда я вырвался в огромный воздушный пузырь, плавающий в теплом внутреннем океане Европы. Океан светился мягким зеленым светом и кишел жизнью. С темного ледяного неба непрерывно шел крупный дождь. Капли шлепались о дрожащую поверхность воды, и каждая капля порождала в этой поверхности пульсирующую зеленую вспышку. В теплой воде, насыщенной копошащейся биомассой, зелеными светящимися торпедами проносились узкие верткие существа. Пузырь, один из тысяч таких же, катился по ледяному своду, гонимый течением и гравитацией Юпитера, и окружающая его живая материя шлейфом сопровождала его в этом вечном странствии. Пузыри сталкивались, сливались, разделялись снова, застревали в неровностях льда и опять, светясь, отправлялись путешествовать.

Разумной жизнью здесь, конечно, не пахло. Эволюция протекала вяло – уж слишком однородны условия в течение миллионов лет. Внутреннее тепло планеты и приливные силы Юпитера согревали воду снизу, а холод космоса охлаждал лед сверху – вот и все основания для существования жизни. Да плюс небольшая радиация ядра Европы как источник мутаций. Ни солнечной радиации, ни панспермии. И невообразимое угнетающее давление многокилометрового ледяного панциря. И тем не менее, жизнь существовала! А это означает, что во Вселенной, с ее бесчисленным множеством миров, куда более благоприятных, чем Европа и даже Земля, жизнь является такой же обыденной, нормальной формой существования материи, как и все другие формы – булыжники, водяные пары, галактики, пустота, поля и прочая неживая дребедень. И еще это означает, что Вселенная полна разумной жизнью, потому что разум – неизбежный этап живой эволюции. То есть мне надо просто хорошенько поискать и, даже после гибели земного человечества, развлечений моему бессмертному духу хватит надолго.

И все-таки, сколько же у меня в запасе времени?

Есть два способа выяснить это. Один – отправиться в свои странствия и путешествовать до тех пор, пока время не истечет. Тогда, жарясь на сковородке, будет что вспомнить. Если, конечно, упросить оператора котельной убавить огоньку, а то голая задница на раскаленном металле сильно отвлекает от воспоминаний.

Второй – немедленно найти Бога и задать ему прямой вопрос в надежде получить прямой ответ. Он, конечно, может сказать что-то вроде: «Ах ты, сукин сын, где ты шатался, отправляйся-ка немедленно на склад за личной сковородкой, и чтоб к двадцати двум нуль-нуль, как штык, на адскую поверку!». И тогда вспомнить будет нечего. А может и наоборот, приласкает, пожалеет и выпишет отпуск дней на сорок. А уж потом на склад.

Второй вариант хорош тем, что не омрачен постоянным ожиданием неприятностей. Уверенность в завтрашнем дне – вот что нужно простой русской душе, и что она потеряла вместе с СССР. Ну и, самое главное, Бога я ведь могу и не найти по причине отсутствия Его Как Такового.

…И я вышел в межгалактическое пространство. Здесь царила самая пустая пустота, какую только можно себе представить. Нет звезд. Нет газа. Нет пыли. Нет радиации. Лишь немощные невидимые волокна метагалактических гравитационных полей тянутся из тьмы в тьму. И только два источника света, не освещаюших ничего, кроме самих себя – слабое продолговатое пятнышко галактики Андромеда далеко-далеко, и огромная бледно светящаяся спираль совсем рядом, всего в сотне тысяч световых лет от меня – наша Галактика. Запятнанная чернильной грязью пылевых туманностей, расцвеченная вкрапинами звездных скоплений, она размазалась тонким дымчатым слоем по черной невидимой плоскости, и лишь в ее центре слегка вспучивалось чуть более яркое ядро, похожее на сгусток пара. Наверное, она вращалась. Во всяком случае, ее спиральность явственно напоминала о виденных по телевизору торнадо в Аризоне, спутниковых снимках земных тайфунов и зовущем обратно в детство танцующем подводном смерчике над сливным отверстием ванны. И все эти напоминания говорили только об одном – в центре спирали должно находиться нечто, засасывающее в себя пространство, как смерчик засасывал хлопья пены. Гигантская черная дыра.

А в ней моя окончательная смерть. Но где же еще искать Бога, как не за гранью смерти? На Земле искать Его бесполезно. Не может же Он выбрать своей резиденцией захудалую рядовую планетку на задворках рядовой галактики. Было бы еще понятно, если бы земные жизнь и разум являлись чем-то уникальным во Вселенной. Но ведь я только что убедился, что этого добра здесь – как грязи.

В Солнечной системе Его не найти по той же самой причине ее абсолютной обыденности. И в Галактике Его нет, разве если только прав один мой знакомый, утверждавший, что существует некая иерархия богов, по одному на каждую вселенскую сущность. Тогда непонятно, к кому из них мне следует обращаться со своей проблемой? К богу Земли? А у него что, свой собственный локальный Ад, или он передаст мое ходатайство по инстанции, в специализированную организацию по обслуживанию грешников всей Вселенной? Сколько тогда будет длиться переписка? А может, я имею право обратиться сразу к богу Галактики, или даже к богу Вселенной? Или у них, как в судопроизводстве, или в Советской Армии, следует обращаться строго по команде?

Нет, только черная дыра расставит все по местам. К дьяволу все планы на отпуск, истина дороже. Для эксперимента подойдет любая дырка, но далеко ходить не будем. Вон та, в центре Галактики, в пыли звезд, пожирающая вечность, – моя.

…Она оказалась ужасна. Да что там она! Куда более ужасна оказалась сама местность, в которой она обитала! Здесь толклось такое количество звезд, что ничего, кроме них, в окружающем пространстве просто не существовало. Ни малейшего клочка темноты. Совместное излучение звезд, казалось, весило миллионы тонн, и даже мой нематериальный дух почти ощущал этот вес.

Черная дыра совсем не была черной. Я в жизни не встречал ничего белее того света, который исходил от нее. Светилась, конечно, не она сама, а падающее в нее вещество. Отвратительные хлысты его, как щупальца, тянулись к дыре со всех сторон. По сравнению с катаклизмами, сотрясавшими все вокруг, взрыв пятидесятимегатонной хрущовской игрушки над Новой Землей выглядел бы просто пуком микроба, нет, последним тепловым колебанием атома жидкого гелия при одной сотой градуса выше абсолютного нуля.

Я понял, что Ада не существует. Хилое воображение адептов веры, желавших заставить людей бояться загробной жизни, в самых страшных своих фантазиях помещало грешников в места, сулившие истинное блаженство по сравнению с этим кошмаром.

А раз не существует Ада, то нет и Рая, потому что добро без зла существовать не может.