Абсолютное программирование - Сергей Петров

А может, упасть туда, и там остаться до самого Судного дня? Лежать среди мертвой кашицы под бесконечным дождем новой мертвечины, падающей с черного тысячетонного неба? Тосковать по прожитой зазря и так глупо потерянной жизни? Радоваться каждой упавшей неподалеку монетке, как знамению Божию о том, что есть еще кто-то, кто живет там, наверху, и его жизнь, быть может, не так бездарна? А потом, после две тысячи восьмого, когда монетки перестанут падать, подняться наверх и вернуться в Москву, и увидеть ее пустую, разрушенную, и полететь потом, стеная, над безжизненной Землей?

Однако, куда же все-таки деваются души других умерших? Вот моя, например, при мне. Немного экстравагантно, но все-таки проводит свое свободное время. Но я не ощущаю никаких признаков того, что во Вселенной существуют еще такие же скитальцы. Это, по крайней мере, странно. За тот малый срок, что я мертв, в одной только Москве распрощались с жизнью, может быть, десяток человек. Кто в автокатастрофе – сам видел при отлете, – кто водку с рук на вокзале купил, а кому и от старости посчастливилось. А где те миллиарды, которые умерли раньше? А где те, которые еще не родились? Мы что, никак не контактируем друг с другом? И кто, в конце концов, все это организует? Господи Боже Праведный, Великий, Всемогущий, раз Ты, как выясняется, все-таки существуешь, то где Ты? Не пора ли заинтересоваться заблудшей овцой и препроводить ну если уж не в Рай, то хотя бы для начала в Чистилище? Если Ты про меня не вспомнишь, то я от одиночества и в Ад со временем запрошусь, а это не в Твоих интересах – программисты хорошие везде нужны.

…Я давно уже достиг глубины, куда никогда не проникали лучи Солнца. Зная, что это лишь малая часть пути вниз, я чувствовал неуют и страх. Мертвая вода. То, что в ней плавало, жрало экскременты, сыплющиеся сверху, и друг друга. Но было оно очаровательным. Чуть не каждый экземпляр считал своим долгом подсвечивать вечную ночь каким-нибудь бледненьким цветным огоньком. Рожденные в отсутствии всяких препятствий, в свободной воде, местные существа обзавелись невероятно сложными формами тел, с торчащими во все стороны выростами, удилищами, хлыстами, гирляндами, лохмами и рогульками. Все это великолепие, непрерывно питаясь и испражняясь, появлялось из тьмы снизу, проносилось сквозь тьму мимо меня и исчезало в такой же тьме вверху.

По мере моего падения живые формы менялись и беднели. Давление делало свое дело – черная вода все больше пустела. Однако мощь жизни оказалась такова, что и на самом дне, которого я достиг неожиданно быстро, под многокилометровым столбом воды, мутную неподвижную взвесь осадков все-таки бороздили какие-то бледные вяловатые существа. Прошло, наверное, чуть больше часа, как я покинул Москву, там все еще ночь, и мой никем не найденный труп остывает в холле пятого этажа. Виталий спит мордой вниз, не раздевшись, на диване в гостиной своей дачи. Виктор устало паркует «сааб» на платной стоянке. Ольга с Маринкой наконец-то вернулись на рабочие места и теперь одинаково дрыхнут за терминалами, отодвинув в стороны клавиатуры и положив головы на руки. Санек курит на крыльце и мрачно вглядывается в ночь.

А я лежу на дне Марианской впадины, и мне на всех них наплевать.

Захочу – пойду дальше, вглубь Земли, сквозь кору и мантию, к раскаленному ядру…

Однако, довольно мрачных глубин!

Я пронзил водяную толщу и вознесся над сверкающей гладью океана к белому горячему небу. Жаль, мой взлет не сопровождался фонтаном брызг, как пуск какого-нибудь «Полариса». Океан падал вниз, быстро покрываясь дымкой, и уже горизонт начинал заваливаться сам за себя, подтверждая правоту сожженных средневековых еретиков, и уже казалась близка последняя тонкая пленка стратосферных облаков, за которой фиолетовое небо усыпят звезды… И тут я опять передумал.

И оказался в Нью-Йорке. Душный день катился к закату. Американская пятница, по-ихнему «уик-энд». Когда она была русской, я еще жил. Какого черта я при жизни не ездил за границу? Ну ладно, при коммунистах имел статус невыездного, как памятник Минину и Пожарскому, но потом-то, в период демократической неразберихи, Виталий без труда себе загранпаспорт сварганил, мог бы и мне организовать. А как государственность российская опять стала привычным маразмом наливаться, так у меня запретные пять лет истекли, мог спокойно заявление подавать и ехать куда захочется. Все некогда дураку казалось, думал, вот то дело доделаю, да это закрою, а уж там и мир посмотрю. Ну вот теперь смотри, покойничек, да облизывайся, даже в бар не зайдешь ихнего дрянного пивка попить.

В душном вечернем Нью-Йорке, неторопливо плывя сквозь залитые багровым закатным светом манхаттанские горбатые джунгли, я ощутил острый приступ своеобразного дежавю, посещавшего меня иногда и раньше, может быть раз в год или даже реже того. Словно происходящее со мной в этот момент я раньше видел во сне. Мимолетное ощущение, вспыхивающее где-то на втором плане сознания в самые обыкновенные моменты жизни – во время разговора с кем-нибудь, или на совещании, или при делании какого-нибудь простого бытового дела. Ощущение вспыхивало и сразу же гасло, но после него оставалось и некоторое время ныло, как больной зуб, странное сомнение в единственности жизни, которой я живу. Наверное, подобными сбоями сознания идеалисты подпитывают свое ничем более серьезным не обоснованное мировоззрение. С другой стороны, не мне бы, бесплотному духу, проповедовать сейчас материализм.

И все-таки, когда-то мне это точно снилось. Красный закат над огромным пустым черным городом. Я один в громыхающем вагоне электрички, летящей в никуда по шатким виадукам где-то на уровне средних этажей небоскребов. Беззвучные сполохи красного солнца в зеркальных стенах и в просветах между черными зданиями. Тоскливое ощущение одиночества и свершившейся атомной войны. Детское чувство влюбленности в погибших людей.

Я, как мог, встряхнулся. Апокалиптический сон на самом деле ничем не походил на город, который я посетил, разве что цветом заката. Город оказался жив, да еще как жив! Белорубашечники, наковавшись за неделю баксов, расползались из своих уолл-стритовских контор по не менее престижным местам проживания и отдыха. Бродвей готовился к приему оравы театралов. Брюхатые «Боинги», выстроившись цепочкой, заходили на Ла-Гуардиа навстечу закату, валясь на левое крыло над потемневшим заливом. Бесчисленные пивобрюхие сикспэки разом, как по команде, откупоривали четвертые по счету банки. Свобода бодро вздымала каменный факел только для внутреннего употребления гражданами Великой Страны, повернувшись к остальному миру непотребной частью тела. Ну так с чего начнем?

И я, малокультурный российский программист, учитывая свои новые нейтринные способности, мысленно набросал следующий план посещения достопримечательностей цитадели демократии:

1. Нью-Йорк. Смотровая площадка в короне статуи Свободы. Любование закатом. Размышления о символичности невозможности плевка вниз. 15 минут.

2. Нью-Йорк. Бродвей. Прогулка в оттягивающейся толпе. Осмотр проституток и секс-шопов, если они там еще сохранились со времен холодной войны и репортажей Леонида Зорина. 15 минут.

3. Нью-Йорк. Бродвей. Посещение мюзикла. Только не «Вест-сайдская история», ради Бога! Либо «Кошки», о котором я знаю только, что он к нам приезжал, либо какой-нибудь третий, о котором я не знаю вообще ничего. 4 часа. Без права посещения буфета.

4. Нью-Йорк. Гарлем. Изучение ужасных условий жизни черных кварталов. Выслеживание путей транспортировки и распространения наркотиков. Знакомство с работой местной полиции. 1 час.

5. Нью-Йорк. Редакция какой-нибудь крупной газеты. Экскурсия по местам трудовой славы Роберта Рэдфорда («Вся президентская рать») и еще одного журналиста, не помню как звать («Козерог-1»). 10 минут.

6. Нью-Йорк. Кони-Айленд. Поиск самого Кони-Айленда. Поиск квартала, похожего на описанный Марио Пьюзо с учетом видеоряда Фрэнка Форда Копполы («Крестный отец – 1,2,3»). 10 минут.

7. Нью-Йорк. Завершение осмотра. Посещение злачных мест – стрип-баров, публичных домов, подземных автостоянок, гостиниц, фотостудий, частных владений с бассейнами. По 30 секунд на каждое место, как на интернетовских порносайтах.

8. Вашингтон. Овальный кабинет Белого дома. Подсматривание через плечо ихнего президента, чего он там пишет. Если он пишет вообще хоть что-нибудь – 10 минут, иначе – 1 минута.

9. Вашингтон. Пентагон. Полет с угуканьем и подвыванием по бесконечным пустым коридорам в надежде испугать ночную охрану. 5 минут.

10. Вашингтон. Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ. Ознакомление со всеми до единой самыми страшными тайнами, в том числе и насчет разбившегося инопланетного корабля, а также действительно ли американцы летали на Луну, и еще, кто на самом деле убил президента Кеннеди. 30 минут.

11. Вашингтон. Где точно – не знаю, может, и не в Вашингтоне, но штаб-квартира ФБР. Доступ к икс-файлам, бишь «Секретным материалам». Окончательное ознакомление с самыми страшными тайнами, которых не знают даже в ЦРУ. 30 минут.