Под пурпурными стягами - Лао Шэ

Как известно, в те времена в мясных лавках торговали не одним только мясом, там можно было купить лепешки - шаобины, пирожки и большущие блины - дабины.

Сообразительный братец быстро сбегал в лавку и притащил оттуда груду горячих лепешек и два блюда пирожков с начинкой из баранины и капусты. Над столом пронесся ураган, который в одно мгновение смел все, кушанья со стола. В конце пиршества Фухай с напарником захотели закусить, но ничего из съестного они уже не нашли. Фухай расхохотался.

- Ну, парень, придется нам с тобой закусывать дома!

Так я и не узнал, кем мне доводится Шестой братец, но, когда я думаю о дне своего омовения, я всегда испытываю перед ним чувство некоторого стыда. Что до Фухая, то за него беспокоиться нечего. Поел он или нет, право же, какое это имело значение? Такой парень никогда не пропадет!

Время приблизилось к полудню. В ясной синеве неба, которое сейчас казалось еще прекрасней, виднелись ослепительно белые барашки облаков. Когда набегал северо-западный ветер, их легкие лучезарные скопления растягивались, превращаясь в длинную ленточку, которая, удлиняясь, делалась все тоньше и тоньше, пока не рассеивалась легким дымком в пространстве. Ветер приносил крики торговцев, продававших праздничные товары: цветы для подношения богам, веточки сосны или туи, новогодние картинки. Резкие и зычные их голоса то приближались, то вдруг удалялись или совсем пропадали, заглушаемые разрывами хлопушек и завыванием уличных брадобреев: "А ну, кому стричься!"

Пекин готовился к Новому году, поэтому город находился в непрестанном движении: одни покупали, другие продавали, третьи находились во власти иных волнений и забот. А еще одни затихали, - затихали навек, найдя в этот день свою кончину. Повсюду раздавалось уханье барабанов и гудение сона [Сона - музыкальный инструмент, вид трубы]. На улице шла свадебная процессия: кто-то приурочил свадьбу к Новому году.

А в это самое время я тихонько лежал посредине кана, со всех сторон обложенный мягкой ватой, не ведая о том, что делается вокруг меня.

По слухам, зимой наш дом насквозь продувался ветром. Кан почти все время был холодный, и чай, оставленный на ночь в чашке, к утру превращался в льдинку. Но сегодня в доме большие перемены. В комнатах необыкновенно тепло. Оно исходит от небольшой печурки из белой жести, которая стоит под каном. Солнечные лучи, падая на кан, где в блаженном неведении лежу я, освещают мои красные маленькие ножки. От непривычной жары все, кто находится сейчас в комнате, испытывают во всем теле странный зуд. Особенно чешутся руки, уши, губы. В солнечных лучах, которые льются из окна, дрожат и мечутся мириады блестящих точек пылинок. Словно крошечные, бесплотные звездочки, они порхают надо мной, а потом куда-то исчезают.

В эти дни на окнах богатых домов, принадлежавших крупным чиновникам и вельможам, можно увидеть фуцзяньские нарциссы. От больших бронзовых печей, как и от канов, разливается по всей комнате тепло, от которого распускаются стоящие в вазах алые цветы мэйхуа [Мэйхуа - разновидность дикой сливы]. На столиках из красного дерева и на специальных утепленных подставках - редкостных антикварных безделушках - расправили изумрудные крылышки цикады, мерно стрекочущие в лучах солнца. На террасе развешены клетки с птицами, которые выводят звонкие рулады, обратясь к сияющему небу. В кухне повара вместе с домашней прислугой разделывают барашка, откормленного где-то во Внутренней Монголии, и дунбэйскую [Дунбэй северо-восточные провинции Китая (Маньчжурия)] "парчевую курочку" фазана. Солнечные лучи, освещая перья птицы, разлетаются во все стороны многоцветным сиянием...

В нашем доме очень любили растения, но из-за постоянного отсутствия денег мы не могли купить не только куст мэйхуа, но даже нарциссы. У нас во дворе росло лишь два скрюченных финиковых дерева: одно возле каменного экрана, второе около южной стены. Все мы очень любили разных зверушек и птиц, но синегрудые птахи и дрозды нам были не по карману. Да и где взять время, чтобы зимой разводить изумрудных цикад? У нас во дворе жили одни воробьи, которые скакали с ветки на ветку, иногда садились на подоконник и с любопытством заглядывали в комнату. Они, конечно, давно уже смекнули, что я вовсе не ожидаю того мгновения, когда расцветут мэйхуа и нарциссы или когда зальется синегрудая птичка и застрекочет цикада. Пригревшись в солнечном кружке, я ожидаю гостей моих бедолаг-родственников, которые придут поздравить меня по случаю моего омовения.

В смежной комнате на небольшом железном таганке специально для этой церемонии греется вода - особый настой из листиков полыни и веточек акации. Его аромат смешался с терпким запахом цветочного табака, который курили старухи-гостьи. Сильные запахи, разливающиеся вокруг, предвещают счастье, поэтому все с нетерпением ждут знаменитую "тетушку", которая должна пожелать мне это счастье, напомнив, что меня минуют лишения и голод, потому что я когда-нибудь стану великим человеком.

Моя тетя, обойдя по кругу комнату и бросив короткий взгляд на кан, где я лежал, остановилась у двери, ожидая Фухая, чтобы вместе с ним уйти в другую комнату и схватиться в карточной битве. О чем она думала? Желала ли мне радости в жизни или поминала недобрым словом?

Ровно в двенадцать вместе с яркими солнечными лучами и крепким морозным ветерком в доме появилась тетушка Бай, белая низенькая толстушка лет за пятьдесят, вся с головы до пят начиненная благими пожеланиями. С первого взгляда на эту шуструю женщину сразу скажешь, что она способна на многое: . за день может принять не меньше десяти младенцев и все роды у нее пройдут самым лучшим образом. Тетушка Бай со всеми необычайно приветлива, но держится степенно и с достоинством, так что молодые люди с ней особенно шутить не решаются, будто знают, что она на их шутку тут же ответит, как отрежет: "Милок! Не забудь, кто тебя обмывал на третий день после твоего рождения!" Тетушка Бай одета просто, но чисто. В ее скромной и удобной одежде выделяется, пожалуй, лишь цветок граната из пурпурного шелка, который она приколола к красивой атласной ленте на шляпе.

Третьего дня меня принимала не она, а ее невестка - младшая тетушка Бай, как ее называли, - такая же, как и ее свекровь, бойкая и опрятная женщина, разве что не столь сведущая в житейских делах. Спустя некоторое время после этого дня она всем рассказывала, что совершенно непричастна к истории, которая случилась с моей матушкой третьего дня вечером, потому нисколько не чувствует себя виноватой. Все, мол, произошло оттого, что матушка последнее время плохо питалась, а потому сильно ослабла. Правда, сама она сказать об этом моей матери не решалась. Думаю, что все же неспроста пожаловала сегодня ее свекровь - тетушка Бай, личность в те времена весьма знаменитая. Когда тетушка Бай выходила из дверей чьего-то дома, все сразу догадывались, что за этими воротами появился на свет еще один драгоценный отпрыск высокого рангом чиновника или вельможи. Ясно, что, если такая известная повитуха появилась в нашем доме, значит, она хотела загладить какую-то вину. Это было сразу же видно без всяких объяснений, по одному ее поведению. Моя матушка что-то хотела сказать гостье, но, подумав, от этой мысли отказалась. Еще не ровен час обидится и наговорит вместо благопожеланий что-нибудь неприятное, и тогда не будет у меньшого сыночка счастья в жизни. Мать промолчала.

Из тетиной комнаты получено известие, что старой женщине пришли на руки хорошие карты. Это значило, что омовение можно начинать без нее. Мать, не решаясь пойти на столь ответственный шаг, послала к старухе сестренку, которая, вернувшись, сообщила:

- Она сказала: не ждите!

Церемония омовения началась. Тетушка Бай села на кан, поджав под себя ноги. Перед ней поставили большой медный таз, наполненный горячей водой, настоянной на акации и полыни. От посуды поднималось густое облако пара. Старухи родственницы, а также все те, кто был помоложе - невестки и снохи, - приступили к "наполнению таза", то есть принялись бросать в сосуд медные монеты, сопровождая каждое свое движение словами: "Долгие лета знатному сыну! Долгие лета!.. " За медяками в воду последовали орешки арахиса и несколько яиц: обычных и крашенных красной краской. Как я узнал позже, подношения и деньги (их, понятно, было не слишком много, хотя никто не считал) забрала себе тетушка Бай, к которой вся моя родня испытывала чувство большой благодарности за то, что та, пренебрегая своей Славой, снизошла до нас и провела как надо мое омовение, из чего, кстати говоря, все заключили, что ее невестка все же была виновата, и виновата крупно.

Во время омовения тетушка Бай наговорила мне целую кучу добрых слов, не пропустив из своего набора ни одной фразы: "Головку обмоем, будет сиятельным князем. Животик помоем, знатными станут потомки. Яички ему прополощем, уездного должность получит. Побрызгаем грудку - начальником округа станет!" Все прониклись к тетушке еще большим почтением. Еще бы! Из таза она извлекла лишь жалкие медяки, а, несмотря на это, высказала полный словарь благих пожеланий, ничего из него не выбросив и не утаив. Редкого достоинства женщина! Правда, я так и не стал ни уездным, ни окружным начальником, и все же я испытываю к тетке Бай большую благодарность хотя бы уже за то, что она меня очень хорошо помыла, возможно, даже лучше любого уездного начальника.