240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1 - А. Гасанов

И Лёха уже с пониманием смотрит на жену, которая, словно под гипнозом, не сводит глаз с матери. Людмила Викторовна заливается – и Маринка сдержанно, но приятно улыбнётся. Тут же тёща вдруг разразится слезами – и Лёха с Маринкой понимающе качают головами, горестно переглядываясь. Невозможно взгляда оторвать. Оба они играют по этим правилам невольно. Ухо держать надо востро!.. Как и всегда, Людмила Викторовна продолжает свой поучительный и весёлый монолог, успевая при этом и совет дать, и беспокойно о здоровье спросить, и всплакнуть ни с того, ни с сего. Причём тематика рождается сама собой, по ходу повествования:

– А я прохожу случайно – дай, думаю, заскочу на секундочку к внучечке!, – щебечет Людмила Викторовна, выкладывая на стол яблоки, апельсины, аппетитный кусок копчёной курицы в пакетике, штук десять шоколадок разного калибра, – Думаю, не выгонит же внучечка бабушку на улицу… Ха-ха-ха!.. А где Леночка-то? (быстро, в сторону Маринке).

– Играет там в комна…

– А я смотрю, что ж не зайти к внучечке-то!.. Раз уж сама внучечка к бабушке не хочет в гости ходить, думаю, а схожу-ка я сама к внучечке…, – продолжает Людмила Викторовна, выкладывая огромный кулёк конфет, несколько консервов…

Лёха наблюдает с немым восторгом, не мигая.

Людмила Викторовна достаёт двухлитровую банку домашней сметаны, опять привычно бросает в сторону:

– В холодильник поставь, – и тут же перестраивает голос, – Не любит, видно, бабушку внучечка…

Готовый аплодировать, Лёха боится спугнуть мгновения искусной игры. Более закалённая Маринка тихо ругает:

– Да, мам!.. Ты зачем столько тяжести-то таскаешь?.. У нас всего полно!.. Ты… У тебя же нога бо…

– Не любит, видно, внучечка бабушку!…, – одновременно с ней поёт Людмила Викторовна, задумчиво вытаскивая из сумки кофе, чай, колбасу…

…И отношения с Маринкой перешли у Лёхи на новый какой-то, незнакомый уровень. Нет, он так же любит её, и может быть даже сильнее. Даже скорее всего, что ещё сильнее. А практически весь их досуг, как и весь воздух в квартире пропитан немыми вопросами, недосказанностью и каким-то постоянным и тягостным впечатлением. Будто только что фильм посмотрели с нелепой концовкой, и теперь переваривают недоумённо: «Как же так?» И Лёха вздыхает, видя, что Маринка уже не спорит с матерью и не стыдится её даже. А всякий раз цепенеет, застывая и прислушиваясь, улыбаясь мучительно и виновато.

А честный и добрый Лёха упрямо продолжает разговор, заводя самого себя в тупик своими же размышлениями:

– Чего она хочет?.. Убей – не пойму… Ведь сама же себя до истерики доводит… Говорит – «не ходите в гости!», а как тут прийти, когда она с порога… начинает…

И Лёха мрачнеет, вспоминая эти мучительные посиделки у тёщи, как она мечется по квартире, щебеча и изнуряя себя:

– Садитесь!.. Садитесь, Мариночка!.. Я мигом!.. Я быстренько!..

И бежит на кухню и кричит оттуда, гремя чем-то:

– А я думаю – надо будет в магазин с утра сходить! Не дай бог Леночка к бабушке придёт, а у бабушки дома шаром покати!..

И она прибегает обратно с испачканными мукой руками «мм-у!, мм-у!.. роднулечки вы мои!..», и бежит на балкон:

– Я быстренько!.. Сейчас я вам хоть грибочков-то!..

И Маринка, раздевая Леночку, кричит из коридора:

– Ни чего не надо!.. Мамуль!.. Успокойся ты!.. Мы не голодные!.. Куда ты спешишь так?!..

– Бегу, Мариночка!.. Бегу, моя хорошая!.., – бежит с балкона Людмила Викторовна, – Вот, я хоть вареньица вам!.. Держи!.., – суёт она банку Лёхе, и тот стоит с одним ботинком в одной руке, а с банкой в другой, – Вот ведь я дура какая, ещё думаю: «Не дай Бог детки придут, а у меня и угостить-то их не чем!» В кое-то время детки пришли…, – опять прибегает, суёт Леночке полные ладони шоколадных конфет, – Держи, моё солнышко!.. Кушай, моя хорошая!..

– Мам!, – смеётся Маринка, – дай мы хоть разденемся-то!.. Ну чего ты?..

Леночка опять смотрит в пол, прячет руки за спину. Маринка поджимает губы, легонько шлёпает дочку по спине:

– А ты чего опять?..

– Держи, моя хорошая, угощайся, лапушка моя ненаглядная, – щебечет торопливо Людмила Викторовна, рассовывая конфеты Леночке по карманам. Конфеты все не помещаются и она суёт их Маринке, – Держи, Мариночка!.. Кушайте, мои роднулечки!.., – и опять бежит на кухню, но замечает, что Лёха сел на диван с пультом в руке, бежит к Лёхе, – Включай, Лёша!.. Включай, если хочешь!.. Вот тут надо нажать, – забирает пульт, нажимает кнопки, – где тебе хочется, какие ты каналы смотришь?

Задерживаясь на каждом канале по секунде, она кричит всем одновременно и по-очереди:

– В кои-то веки детки заглянули!.. Ой, молодцы мои!.. Раздевайся, Леночка!.. Я вам сейчас блинчиков!.. Раздевайся, моя хорошая!.. Где тебе, Лёша?..

– Да вот тут оставьте, сейчас новос…

– Смотри, Лёшенька!.. Смотри, где тебе нравится, – переключает дальше и дальше Людмила Викторовна, и видит, что Маринка раздела, наконец, Леночку, и бежит к ним с пультом в руке, – Заходите, мои хорошие, заходите!..

Потрясённый Лёха видит на экране крупным планом Розу Сябитову, которая под аплодисменты зала плаксиво и весело капризничает:

– Да, мы такие-э-э… А вы как думали-э-э?.. Такие мы-э…! Мы любим подарки-э-э!..

Лёха аж озирается по сторонам… Мистика какая-то!..

А Людмила Викторовна уже кричит на кухне:

– Кушай, Леночка, кушай, моя сладенькая!..

А Маринка сдержанно вздыхает, от Леночки не отходя ни на шаг:

– Мам, да она не будет сейчас кушать… Подожди… Не будет она… Видишь – она не хочет…

И Людмила Викторовна, заливаясь смехом, пробегает мимо Лёхи, на секунду останавливаясь:

– Что ты смотришь там, Лёш?.. А!.. Ха-хах!.. На этих сучек?.. А мне тоже нравится!..

И бежит на балкон за очередной банкой. Видя, что пульт оставлен на подоконнике, Лёха переключает на «Новости», делает по-тише и кладёт пульт рядом.

– Давай, Лёш, стол выдвинем!.., —подбегает Людмила Викторовна, – а то, что ж мы на кухне-то сидеть будем?.. В кои-века детки пришли, а я их на кухне буду держать!..

И уже ни Маринка Лёху, а он наоборот успокаивает тайком на кухне жену:

– Да ладно тебе!.. Пусть набегается… Покушаем, успокоимся… Чё ты?..

– Да она не слушает!.. Я ей – «мы не голодные», а она мне пряник в рот суёт!..

Но и выдвинутый стол и угощение не успокаивают Людмилу Викторовну и она мечется, как курица на пожаре:

– Кушайте-кушайте, Мариночка!.., – ставит общее блюдо с салатом впритык к краю, Маринка испуганно подхватывает, – Вот и грибочков попробуйте, я вам с собой потом положу!.., – убирает блюдо, подставляет грибы.

– Мам… Да ты сама-то кушай. Успокойся, ради бога!.. Я поем. Что я, маленькая, что ли?.. Мам!.., —улыбается Маринка, – садись вот сама ближе, чего ты так с краешку притулилась?.. Места-то хватает…

Лёха вскакивает, пытаясь усадить Людмилу Викторовну в свободное кресло, а она:

– Не-не-не-не!.. Ты что?.. Мне так удобно!.. Я так люблю!.. Не-не-не!..

И испуганно сидит на углу, на краешке табуретки, горестно оглядывая ломящийся от еды стол, причитая:

– Да что ж это за дура я такая?.. В кои-веки детки пришли, а и угостить-то не чем!.. Ох, и дура-дура я!..

И что-бы сгладить неловкую паузу, совершенно сытый Лёха ест весело и с аппетитом:

– Ох, а вот эту штукенцию я обожаю!.., – поддевает вилкой солёную, крашенную свеклой капусту, – Отлично вы капусту солите, Людмила Викторовна!.. Отлично!..

И капуста действительно хороша!. Хрустит, сочная, вкусная!.. Эх!.. Песня, а не капуста!..

– О-о-ой!.., – Людмила Викторовна смущённо улыбается исподлобья и моргает шесть раз в секунду, – Врешь ты всё!.. Я же вижу, что врёшь!.. «Вкусная»… Да какая она «вкусная»?.. Врёт и не краснее-ет-э… «Вкусная-э-э!»

Лёха давится, закашливается и выбегает в коридор, откуда слышит:

– Кушай, Леночка!.. Кушай, моя роднулечка!..

– Мам!.. Ну чего ты к ней в тарелку…

– Мм-у!.. Мм-у!..

…

Плачь, читатель мой терпеливый!.. Плачь, проклинай меня, рви волосы!.. Ибо грешен и слаб я, и беззащитен перед правдою… Не уберёг я покой твой!.. На истину позарился, польстился…

И вот уже удивиться, казалось бы, нечему. Чем тут ещё удивить тебя?.. Что ещё выдумать?.. Как обмануть тебя, порадовать?.. А как было, так и напишу. Кричи, ругай меня теперь… Не умею обманывать…

…А Маринка всё чаще пугала Алексея. И, бывало, загнётся ни с того, ни с сего, мучительно живот прижимая рукой, да и вообще – странная стала какая-то… Лёха подлетает к ней – «Марин, ты чё?», а она зло оскалится, хмурится, словно её за недостойным чем-то застукали… И разговоры странные ведёт. Лёха с утра на кухне чай пьёт перед работой, бесшумно газету перелистывает, а тут Маринка в одной комбинашке на кухню влетает, на шее виснет, губы мокрые, холодные, быстро-быстро Лёху целует, в глаза заглядывает, чуть не плачет, умоляет: «Не ходи сегодня на работу… Останься дома…» А Лёха смеётся: «Тебе приснилось что-то, что ли?..» А Маринка смотрит так, что в дрожь бросает, и Лёха хмурится и шутить не получается, и с трудом пальцы Маринкины на шее он разлепляет… И Маринка подурнела совсем. Жёлтая стала, муть в глазах. В дверь позвонят, а она вздрагивает, уши ладонями закрывает: «не открывай!.. не открывай!..»…