240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1 - А. Гасанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лёха злился и ругал жену. Грозил побить:
– Сдурела ты, что ли?.. Ребёнка пугаешь!..
А Маринка совсем очумела. Сидит напротив Леночки, нечёсанная, немытая, в упор смотрит, как дочка кашу кушает. Не моргнёт, не пошевелится. Леночка с рёвом бежит к отцу: «Мама стлашная!..», а Маринка не шелохнётся. Сидит, улыбается, глаз не сводит с одной точки. Лёха орал, тормошил жену:
– Ты чего, Марин?..
По щекам бил несколько раз, а она хохочет, вываливаясь, словно кукла тряпичная из Лёхиных рук, на пол падает и лежит неподвижно, зыркает с пола весело и хохочет зловеще… Леха кинулся к телефону и взял «отгулы», позвонил тёще, и случилось то, что должно было случиться. Заслышав щебетание Людмилы Викторовны, Маринка села на корточки в углу комнаты и, зажимая руками уши, истошно кричала что-то невнятное и рвала волосы. Людмила Викторовна с визгом кинулась к дочери, но та стала голосить так истошно и страшно, что Лёха оттащил брыкающуюся тёщу за талию и запер в ванной, после чего вызвал «Скорую».
Утром Лёху вызвали в больницу и сказали, что ночью Маринка умерла…
Врач, костлявый мужик с воспалёнными глазами, хмуро буркнул, что перед смертью Маринка почти час бесновалась в кровати, в кровь царапая лицо и судорожно выкрикивая кому-то: «Отойди от меня!»…
…Словно во сне пролетели несколько дней и всё крутилось перед Лёхой, как в кино, и он еле замечал, где явь, а где сон. И тёща у ямы на кладбище судорожно кричала в небо: «Пр-роклинаю тебя!.. Сдохни, подлец!.. Именем бога пр-р-роклинаю!..» И на поминках, непонятным образом организованных чин по чину, ни чего не евший с утра Лёха вдруг сильно захмелел и вдруг засмеялся сам себе, не веря в происходящее, и тёща с визгом подлетела к нему, вцепилась в волосы, и опять что-то кричала, и её тащили люди, а Лёха ни чего не чувствовал… А потом был суд, и только на суде Лёха понял, что Людмила Викторовна хочет лишить его прав на Леночку, настаивая, что она является единственным опекуном, и Лёха постепенно трезвел, и в перерыве слушания дела, совершенно не соображая уже, подошёл к тёще на ватных ногах и, легко повалив её на пол, стал душить, и его бил по спине охранник палкой, и кто-то душил сзади за шею, оттаскивая. А потом Лёху загнули дугой, выворачивая руки, и кто-то тянул за волосы, запрокидывая голову, и Лёху бегом вели в коридор, но он успел заметить, как всё это время рыдающая Людмила Викторовна, украдкой показала ему язык, и в одно мгновение в улыбнувшемся взгляде её Лёха отчётливо прочитал: «Чё? Съел?!»..
…Я часто их вижу в парке. Леночке уже лет десять. Людмила Викторовна неспешно проходит с послушной внучкой под руку вдоль аллеи. Скорбно, еле заметно кивает на приветствие. Внучку она называет «Сир-ротка моя» и гладит по голове, печально вздыхая. За Лёху не слышно ничего.
…Снилось вчера.
– И ведь соврёт и не покраснеет, свинтус!.., – Людмила Викторовна усмехается, головой покачивая, – Где ж ты успел поесть-то?.. Ну-ка.. давай… наяривай!.., – подкладывая варёной картошки в Лёхину тарелку, она подпевает, – «… а-ну, давай-давай, наяривай,… гитара семиструнная…»
Лёха в который раз мотает головой, не в силах уже смеяться, вздыхает обречённо, по пузу себя хлопает, любовно подмигивая Леночке, старательно обгладывающей куриную ножку:
– С ума с вами сойдёшь, Людмила Викторовна!.. Лопну же!..
– Давай-давай!.., – смеётся Маринка, украдкой поглядывая на мать, улыбаясь во всю рожицу, – мне худой мужик не нужен!..
– Конечно «не нужен»!.. Кому же тут худой мужик нужен?.. Один у нас мужик!. Нам худой… Не нужен!.., – весело подхватывает тёща, и изловчившись, подбрасывает Лёхе зелени.
– Да, лопну же, Мань!…, —Лёха поворачивается к жене, растягивает лицо в небритой улыбке.
– А вчера «Пусть говорят» не смотрели?, – Людмила Викторовна заканчивает с Лёхиной тарелкой, меняя тему, хитро подкидывая туда ещё и котлетку и пару маленьких солёных помидорчиков, – Я как глянула… Боже мой!… Боже мой!… Да чего ж людям надо-то ещё?.. Марин!?.. (краснеет, сжимая брови, сглатывает накатившую слезу) … Ты представляешь (шмыгает носом): Семь лет!.. Семь лет!!!.. мать своего сына искала!… Семь лет!… Мань…
Людмила выскакивает из-за стола, намереваясь убежать на кухню, что бы не увидели, как она плачет.
– Мам!.., – Маринка встаёт, идёт следом, оборачиваясь на мужа.
Лёха поджимает губы, улыбаясь: «Иди-иди!..»
Когда жена уходит, он вздыхает: «ну… женщины!..», наливает себе в рюмку, наклоняется к дочери:
– А чего ты без хлеба кушаешь, Кукусик?.. Смотри, какой хлебушек хороший…
Леночка, измазанная куриным жиром, глодает хрящик, делово осматривая тарелку, соображая, взять ещё кусок или нет:
– А чё баба плакает?..
– Надо говорить – «пла-чет»…, – Лёха гладит дочку по головке, улыбаясь нежно. А с кухни еле слышно:
– … Семь лет, Мань!… Семь лет!..
– Ну… Не надо, мам… Не надо, родная моя…
****
Артисты
…Поездом мне пришлось ехать всю ночь. Поездка, мне кажется, самое приятное изобретение человека. Ведь это действительно приятно – разместиться поудобнее, подоткнув под себя шмотки-манатки, и, сладко отмечая, что всё вокруг разумно и закономерно, отдаться на волю грёз и фантазий, благо объектов для созерцания – море. Вокруг меня бегут чьи-то судьбы, обрывки фраз оседают в голове, а впереди целая ночь, и ты законно бездельничаешь, словно сытый кот с яблони наблюдаешь окончание свадьбы во дворе, когда гости уже выдохлись, и уборка столов отложена на утро. И, хмелея от убаюкивающего стука колёс под плескание литра пива в животе, я мудро размышляю о бытие вещей, украдкой любуясь линией талии девушки в спортивном костюмчике, что-то душистое втирающей в хорошенькую мордочку перед крохотным зеркальцем. Ко сну готовится, чистюля… Уставший проводник проходит вдоль открытых плацкарт, заглядывая, бормочет озадаченно что-то. За ним осторожно пробирается здоровяк румяный:
– Та там тильки одну ночь!.. Бабушка ста-аренькая!..
– Да я понимаю, что «одну ночь»…, – проводник вздыхает, в тон здоровяку мягко оправдывается, – Я ж говорю, если только кто уступит… А тут кто?, – негромко кивает он мне, неслышно похлопав по нижней полке подо мною.
Я всегда готов помочь в ответ на вежливость. Мало того, я ещё и обострённо сообразителен после пива, как я заметил:
– Тут женщина с ребёнком. В туалет пошли… А что, именно нижнее место нужно?
… – Да…, – проводник неопределённо тянет, оглядываясь.
Все нижние полки заняты. Там дед храпит. Тут полная дама доедает «бич-пакет», тоже вряд ли удобно её «наверх» попросить. Свободных верхних полок в вагоне штук десять. А бабульку срочно отправляют поездом. На перроне с десяток людей её бережно провожают, двое ходят, помогают проводнику найти, с кем поменяться на «нижнее», ибо бабулька древняя, закинуть её наверх ни каких проблем, сухонькая, маленькая, а всё боязно, убьётся ночью.
… – На Сухоревке её встретят, – десятый раз здоровяк объясняет проводнику, – Тут ехать-то… Часиков восемь… Неужели не пристроим, товарищ проводник…
… – А тут кто?, – проводник хмурится, вздыхает, тихонько пробираясь по сумраку засыпающего вагона.
Со здоровяком они остановились перед мужиком лет сорока, сидящим за столиком.
– Мужчина…, – мягко начинает проводник, и здоровяк благоговейно замер сзади, расплываясь румяной улыбкой, – Вы не могли бы поменяться? Женщина очень взрослая. А у неё верхняя полка. Ей до Сухоревки только… Очень нужно.
Мужик быстро дожевал пирожок, и поставил стакан на столик:
– А я при чём?
… – Понимаете…, – синхронно начали здоровяк с проводником, и проводник строго оглянулся, и тот покорно заткнулся, обе ладони прижав к улыбке, – Понимаете, все места нижние заняты. А бабушка очень взрослая…
… – Девяносто два года!…, – быстро шепнул сзади здоровяк, виновато склонив голову.
… – Неужто мы её заставим на верхнюю полку лезть?.. Если вам не трудно…
Мужик нахмурил брови, и стал размышлять над проблемой, ерзая и выглядывая в проход:
– А вон там чего?
… – Там не получится. Там тоже пожилые.
– А там?
… – А там с ребёнком. Женщина. Придут сейчас.
Мужик посочувствовал, что действительно проблема есть, и когда здоровяк подвёл к нему крохотную бабку в платочке, и поставил рядом с бабушкой узелок, до него вдруг дошло, что ему предлагают уступить своё место.
… – Не-не-не-не-не!…, – мужик зашептал так горячо, аж руками замахал, мотая головой, – Вы что? Не-не-не-не!…, – подкрепил свой ответ, широко расставив ноги, занимая законную полку, – Вы что?.. Я специально беру нижнюю. Вы что? Никак не получится!..
Проводник со здоровяком чуть опешили и замерли, и проводник дал мужику горячо прошептать, и опять начал деликатно, кланяясь, и поднимая брови:
– Я очень вас прошу. Больше нет вариантов. Мы уже десять минут по вагону ходим… Понимаете? Вам же не трудно совсем… Только…