240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1 - А. Гасанов

– Да она… не пра…, – не успевает ответить Маринка.

– Ой!.. А какой комод я в «Костораме» видела!!.. Прелесть, а не комод!.. Вот представь: четыре секции, две средние дверцы стеклянные, непрозрачные, как я люблю, а столешница… знаешь, вот, помнишь, у нас гарнитур был, такой бежевенький?.. Помнишь, ещё у бабушки Тони (голос начинает дрожать, и Людмила Викторовна сглатывает слёзы, дребезжа словами) Как там она моя роднулечка?.. Мамочка моя миленькая… В могилке одна… Одна-одинёшенька…

У Маринки краснеет нос и в глазах наливаются слёзы:

– Мам… Ну что ты, ей-богу… Изводишь себя так?.. Ну, не надо, мам?.., – тоже сглатывает, начиная шмыгать носом.

– … роднулечка моя милая…, – заливается слезами Людмила Викторовна, – и холодно ей там, и страшно совсем одной в могилочке…

Маринка долго смотрит в окно, слёзы текут по горячим сухим щекам. Лёха бесшумно уходит в ванную.

– … вот так и я помру скоро, и никто на могилку-то не придёт…, – подвывает Людмила Викторовна, и Маринка начинает закипать, ругая по-доброму, чуть не крича сквозь слёзы:

– Да что такое говоришь, мам!?.. Ну зачем ты…

– … и скорей бы уже отмучиться-то…

– Тфу!.., – Маринка швыряет трубку и ревёт в голос, закрывая лицо руками.

Лёха хмуро выходит из ванной, со смешком укоризненно ворчит, обнимая жену:

– Ну, молодцы-ы!.. «Поговорили!».. Ну, какого чёрта тут у вас опять?..

– Что за человек?!.., – зло всхлипывает Маринка, отстраняясь. Слёзы горячие, солёные, обиды высказывает накопившиеся, – С ума она сошла, что ли?..

– Не говори так про мать…

– Да как «не говори»?!.. Как?!.. Задолбала!..

И Маринка рассказывает, что Людмила Викторовна в разговорах изнуряет её бесконечными обвинениями в Лёхин адрес. Теперь уже Лёха отстраняется, удивлённо задирая брови:

– Я думал – успокоилась… Мы ж и не общаемся практически… «Здрасти – здрасти…» И всё… Чё опять не так?..

И Маринка хмурится, перебивая:

– Да откуда я знаю, чё у неё опять не так?.. Звонит мне и говорит – «скажи ему так и так!»…

– «Как»?, – смеётся Лёха.

– Да хрен её знает, «как»!.. Всякую чушь мелет и сама же обижается!.. Говорит – мы её дурой считаем!..

– Не говори так…

– … И вроди бы ни чего такого не говорит, а через пять минут уже ругаемся, как собаки!..

Звонит телефон и Маринка испуганно подпрыгивает, делает гримасы, испуганно жестикулируя, быстрым шёпотом кричит:

– Если это она – скажи, что меня нету!..

И убегает в другую комнату.

Сплюнув в сердцах, Лёха поднимает трубку:

– Да.

Помолчали. Положили.

И, казалось бы, как и любой конфликт – он имеет начало, основную программу и логическое окончание. Ан, нет!.. Ни конца, ни края, ни логики не видел Алексей, всё глубже погружаясь в непонимание: что делать-то? Как поступить?.. Ведь всё совершенно ясно и просто! Если у вас, к примеру, в семье что-то кого-то не устраивает и дебаты по этому поводу уже плавно переходили в стадии мордобоев с визгами – то уже, кажется, что конфликт обозначен на какой-то претензии и кое-кому уже пора делать выводы. И Алексей старательно искал выход, что бы сделать хоть какой вывод. И не находил его. Ужасным было поведение Маринки. Всегда ласковая, нежная и чистенькая в душе, Маринка вдруг проявила в себе неожиданные для Алексея качества. И если раньше между матерью и дочерью велись тайные переговоры, нацеленные против непосредственно Алексея, то теперь Алексею всё сложнее и сложнее в очередной раз удавалось усмирить разъярённую супругу. Мариночка – которую раньше можно было довести до слёз неосторожным грубым словом, превращалась в холодную и жестокую фурию, совершенно не жалеющую собственную мать. Нет, до драк, конечно не доходило, но бывало, Алексей с удивлением слушал, как она разговаривает по телефону. Сухо, холодно, с еле заметным презрением. «Да. Нет. Пока. Угу, пока, мамульчик.» А потом зло передразнивает мать:

– …«Что вы не приходите, Мариночка?», говорит. Да как же к тебе прийти?.. Да и зачем? Ребёнка месяцами не видит! «Бабушка!».. Какую-то хрень по телефону тарахтит, слушать противно. Я говорю у Леночки утренник в садике сегодня будет, а она мне про «классный чайник в «Ленте»…

Периодически Людмила Викторовна «забегала на минуточку»… Это были тягостные минуты. Запыхавшаяся, уставшая, полные сумки «гостинцев», с порога она щебечет, что «буквально на минуточку!», и не раздеваясь, прямо в коридоре полчаса может просидеть на пуфике в шапке и пальто, сняв один сапог «чтобы чуть-чуть нога успокоилась». И первое время Лёха тщетно поругивался по-свойски:

– Заходите!.. Как хорошо, что забежали!.. У нас, как раз все дома!.. Заходите-заходите!.. Марин, чайник поставь!..

– Не-не-не-не-не-не!… Я на минуточку!.. Не-не-не-не!.., – Людмила Викторовна не даёт снять с себя пальто, с трудом переводя дух, потирая окоченевшие от десятка пакетов руки, – Вот, Марин, осторожно!.. Там банка с огурцами и свининки немножко я вам взяла!.. Хорошая свининка. А вот Леночке, посмотри, маечка. Посмотри – если мала, я поменяю, у меня чек сохранился!..

И посидев минуту, мучительно натягивает сапог на измученную ногу, отбиваясь от Маринки:

– Не-не-не, Марин!.. Пойду я!.. Ты что?.. Чё я буду тут рассиживаться?.. Побегу…

…Когда тёща уходила, Лёха беззлобно ругал жену:

– Чё ты её отпустила?.. Ещё спрашиваешь: «Будешь чай?» Чё спрашиваешь-то?.. За шкирку её, и на диван, вон… Пусть отдохнёт!.. Ленка, вон, проснулась, а бабушка смылась уже… Чё за фигня?.. В кои веки пришла!..

И Мариночка злилась на себя и следующий раз пыталась настойчивее затащить мать в квартиру, и было ещё хуже:

– Не-не, Марин!.. Ты что?… (а Маринка строго брови сдвигает и воинственно забирает у матери пальто), – ну, ладно, на секундочку я только… Капельку посижу и побегу…

И не снимая шапки, с накинутым на плечи пальто, Людмила Викторовна садилась на краешек стула, и Лёха молниеносно мазал бутерброды, наливал кофе, вытаскивал из холодильника мясной салат и, игнорируя «не-не-не…”, делал всем порции, и, показывая пример, весело ел сам. А Людмила Викторовна делала пару глоточков, отщипывала от хлеба крошку, а потом отрезала это место ножом, показывая Марине – «вот, почти не заметно!», и Маринка начинала краснеть, а следующий раз Маринка уже просто молчала, наблюдая за этой комедией.

Лёха злился:

– Шо за дурдом у вас тут творится?..

А Маринка, уже не плачущая, тихо и зло раздувала ноздри, цедя сквозь зубы:

– Да дура она… Чё, не видишь?..

Лёха хмурился и получал очередное откровение.

Как-то Людмила Викторовна позвала Маринку с Леночкой «прогуляться по магазинам, посмотреть чё-нибудь». Марина очень переживала разрыв с матерью и с готовностью согласилась, планируя в уме посещение детской кафешки.

– Представляешь… Ей ни в коем случае нельзя доверять ребёнка!, – зло и задумчиво щурится, – Ни в коем!..

Лёха, уже ни чему не удивляющийся, молча ждёт.

– Всю дорогу суёт то шоколадку, то яблочко… И щебечет, щебечет… Кошмар какой-то…

– Ну, соскучилась, чё ты?..

– Нет, Лёш… Она опасная…

…Когда уже прогуливались по парку, возле дома, трёхлетняя Леночка подняла с тротуара прутик.

– Брось!.. Ты что?.. Брось сейчас же!.., – кинулась к ней бабушка.

А прутик удобный, толстенький, сухой.

– Брось!.. Он грязный!..

Мариночка молча улыбается, смотрит, как Людмила Викторовна «воюет» с внучкой. Лена прячет прутик за спину «у-у!», не хочет отдать.

– Брось, я сказала!.. Фу, какой грязный!.. Фу, какой противный!.., – заливается смехом Людмила Викторовна, волчком крутясь вокруг девочки. Изловчилась, схватила прутик, тянет на себя. Лена нахмурила бровки, но улыбается, не отдаёт, крепко держит свой конец обеими ручками.

– Брось, говорю!, – весело кричит Людмила Викторовна и резким движением вырывает прутик, раздирая ребёнку ладони, ломает прутик пополам и закидывает его высоко в густую крону ёлки.

– Мам!.. Да зачем же ты?.., – перепуганная Маринка садится перед орущей от обиды и боли Леночки.

– Не послушная!.. Не хорошая девочка!.., – кукольным голосом строго грозит пальчиком бабушка, – Ай-я-яй!.. Как нехорошо бабушку не слушаться!.. Ай-я-яй!..

… – Представляешь?, – Маринка смотрит на Лёху снизу огромными глазами. Лёха косится на спящую в кроватке дочку, только сейчас заметив, что у неё ладошки в «зелёнке»…

…А Маринка совсем сбесилась. Лёха уже и не узнаёт её. Такая лапка, такая пипочка была, а сейчас посмотри – мегера злющая. Одни разговоры – про Людмилу Викторовну. Лёха уже и ворчать престал, смысла никакого. Как только Маринка мать не костерит:

– Нет, ты посмотри, что за человек такой!, – не в силах сдержаться, Маринка швыряет тарелку в раковину, – Слушай, она с ума меня сведёт!

Алексею уже не смешно. Он уже строго ругается:

– Чего ты прицепилась к ней?.. Больше поговорить не о чем?!..