Поглупевший от любви - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарби неожиданно остро ощутил ауру чувственности, окружавшую тетку, словно стальные доспехи. Он видел ее встревоженные глаза, слышал слова и понимал, что ничего не знал о браке своего дяди. И леденящая правда заключалась в том, что ее дитя скорее всего ребенок Майлза.
Саймон тоже сел и спокойно заметил:
— Я должен извиниться перед вами, леди Роулингс. К своему стыду, я действительно явился сюда, сомневаясь, что Майлз был способен зачать дитя. Крайне сожалею, что позволил себе такие мысли.
— Пожалуйста, зовите меня Эсме, — повторила она, кладя руку ему на плечо. — И я прекрасно вас понимаю. Я и сама бы себе не поверила. Дело в том, что мы с Майлзом договорились обо всем совсем незадолго до его смерти. И я просто не могу понять, почему он умолчал о своем сердце. Мы никогда не были особенно близки, но рисковать жизнью только из-за…
— По-видимому, он отчаянно хотел ребенка, — вставил Дарби. — И совсем забыл о риске для здоровья.
Пальцы Эсме сжались чуть сильнее, и Дарби с тревогой заметил, что ее глаза по-прежнему полны слез.
— Вы действительно так считаете? Я все время думаю, что стоило ему признаться во всем, и он был бы сейчас рядом.
Слезы перелились через край и хлынули по щекам. Дарби погладил ее по руке.
— Все хорошо, все в порядке, — попытался утешить он.
— Далеко не все в порядке! — сдавленно пробормотала она. — Не все! Я совершенно уверена, что в тот вечер он перенапряг сердце, поэтому оно и разорвалось, когда… когда…
— К несчастью, маркиз Боннингтон перепутал комнаты и ворвался к вам в спальню. Это и спровоцировало сердечный приступ. Но Майлз сам говорил, что доктор предъявил ему ультиматум…
— Знаю, — всхлипнула Эсме. — Я ходила к доктору после смерти Майлза, и тот объяснил, что ему нельзя… нельзя было… а Майлз мне не сказал!
Она бессильно прислонилась к груди Дарби. До чего же странно ощущать гигантский шар ее чрева, прижимающийся к его боку!
— Даже если бы он признался вам, особой разницы это не составило бы! Доктор считал, что он едва ли протянет до конца лета.
— Доктор твердил мне то же самое. Я просто не могу поверить, что Майлз умолчал… об этом…
— Он просто терпеть не мог огорчать людей. Не хотел, чтобы вы были несчастны.
Это вызвало новый поток слез. Теперь ее голос прерывался, и он разбирал только отдельные слова и фразы: как был добр к ней Майлз, и она никогда… никогда бы… ни за что…
Он продолжал молча гладить ее по спине. Раньше он безапелляционно заявил бы, что брак тетки и дяди был практически фиктивным, что они почти не разговаривали и не выносили общества друг друга. Но по всему видно, он ошибся.
Эсме скорбела по Майлзу, пусть даже они и не жили вместе в обычном смысле слова. Даже если она флиртовала с любым привлекательным лондонским джентльменом. Даже если роман Майлза с леди Чайлд был всеобщим достоянием.
И тут он отчего-то вспомнил о Генриетте Маклеллан, женщине, спасшей Джози и Аннабел. Если память ему не изменяет, он никогда не встречался с ней в Лондоне. Вероятно, ее отец решил, что чересчур острый язык вряд ли поможет в семейной жизни. Она явно считала общение с ним ниже своего достоинства. За всю свою жизнь он никогда не видел столь пренебрежительного выражения на лице особы женского пола. И такой прекрасной улыбки. Когда она улыбнулась на прощание, у него на миг замерло сердце. В этот момент она напоминала птицу в полете — свободную, легкую, изящную.
Эсме наконец выпрямилась и промокнула слезы платочком.
— Мне уж-жасно ж-жаль, — выдохнула она. — Боюсь, в последнее время я стала невыносимой плаксой, и мне не хватает Майлза, и…
— Я знаю, о чем вы, — поспешно перебил Дарби, видя, как голубые глаза снова наполняются слезами. — Позвать вашу горничную? А то гости, наверное, уже гадают, где мы.
Эсме всплеснула руками.
— Боже, мне необходима рисовая пудра. Горы пудры, чтобы скрыть свидетельство своего безобразного поведения.
Какой-то момент они просто смотрели друг на друга: безупречно одетый джентльмен с промокшим плечом фрака и раскрасневшаяся, беременная дама с распухшими глазами. После чего оба разразились смехом.
— Когда ваша жена забеременеет, сами поймете, как часто такие женщины подвержены приступам плача.
— Затаив дыхание жду этого события, — торжественно объявил он, целуя кончики ее пальцев.
Глава 8
Легкий ужин, сервированный в Розовой гостиной
Генриетта, приложив все старания, умудрилась пройти довольно ровной походкой к маленькому столику в Розовой гостиной, где был сервирован легкий ужин. Комната представляла собой изящный прямоугольник с красивыми сводчатыми окнами, выходившими в оранжерею. По приказу леди Роулингс столики расставили по салону в очаровательном беспорядке. Буфет на дальнем конце ломился от различных деликатесов. Генриетта присоединилась к мачехе и ее лучшей подруге, леди Уинифред Томпсон.
Когда в комнате появился мистер Дарби, присутствующие инстинктивно смолкли. Если в гостинице он показался ей элегантным, здесь в темно-красном бархатном фраке он был поистине великолепен. Галстук и манжеты были отделаны кружевом, ниспадавшим на пальцы. По мнению Генриетты, костюм стоил огромных денег.
— О Боже, — едва слышно прошептала леди Уинифред. — Помню, мой отец носил широкие кружевные манжеты, пристегивавшиеся к сорочке. Но в наше время! На ком еще увидишь нечто подобное?! Всякий сказал бы, что он выглядит старомодно, но на самом деле это вовсе не так! Мой муж наверняка посчитает, что это чересчур женоподобно, но он ужасно ненаблюдателен!
Она весело хихикнула и снова бросила взгляд на Дарби. Генриетта мысленно согласилась с ней. Даже в кружевах мистера Дарби женоподобным не назовешь. Много лет подряд она встречала возвращавшихся домой дебютанток, сумевших обручиться или потерпевших неудачу. Но все в один голос расписывали, как изысканно элегантны лондонские денди, какие у них манеры и какой печальный контраст представляют они деревенским простакам Уилтшира. Генриетта всегда считала эти сказки преувеличением.
Мысленно она представляла женственных, изящных, фатоватых щеголей, ковылявших на высоких каблуках по вымощенным брусчаткой улицам столицы. Но как же она оказалась не права! Ей и в голову не приходило, что на свете могут существовать такие мужчины. Мужчины с волосами, поблескивающими в сиянии свечей, высокими скулами и вальяжной элегантностью, говорившей о сдержанной силе. Истинной, но такой редкой мужественности.
Одежда мистера Дарби была явно сшита в Лондоне. Но он носил ее с чисто мужской грацией и при этом не казался слишком уж привередливым в отношении одежды. Например, не носил перчаток. А волосы были куда длиннее, чем у уилтширских джентльменов, и связаны лентой на затылке.