Поглупевший от любви - Элоиза Джеймс

— Худшего неряхи, чем Рис, свет не видывал, — договорила Элен. Ты права насчет их несходства. Дарби сдержан и не болтлив, а Рис развешивает свое грязное белье по всему Гайд-парку.

— Не могла бы ты… пожалуйста… передумать? — отчаянно выпалила Эсме. — Я бы не просила, но мне ужасно одиноко…

— Говорю же, не выношу его присутствия. Стоит мне посмотреть на Дарби, и так и подмывает накричать на него за то, что позволил Рису поселить эту певичку в нашем доме, — выпалила Элен, но тут же овладела собой и продолжала уже спокойнее: — Хотя вряд ли Дарби в этом виноват. Но я просто не вынесу мыслей о своем муже. Ты должна меня простить.

— Это ты прости за то, что настаиваю, — возразила Эсме, потрясенная болью в голосе Элен. — Обычно ты так спокойна и собранна, что я забываю, какие сильные чувства питаешь к своему мужу. С моей стороны это непростительно. Ничего, со мной все будет в порядке. Кроме того, у меня, кажется, появилась новая подруга.

— Леди Генриетта Маклеллан? Мне она ужасно нравится. Вчера за чаем она выказала бездну здравого смысла.

В устах Элен это было высшей похвалой.

— Она будет сегодня у тебя?

— Надеюсь, — вздохнула Эсме. — Но ты останешься на вечеринку? Если я действительно шокировала соседей, устроив вечеринку в период траура, буду крайне благодарна за твою поддержку.

Элен сухо кивнула, недвусмысленно показывая, что с радостью уехала бы, но, так и быть, исполнит просьбу подруги.

— Спасибо, — прошептала Эсме, целуя подругу в щеку.

— Я ненадолго, — пообещала Элен. — И вернусь до того, как родится дитя.

— К тому времени ты вряд ли меня узнаешь, — холодно объявила Эсме. — Я уже выгляжу как слониха.

— Ты не слониха, а маленький слоник, дорогая, — засмеялась Элен.

Глава 6

Крайняя юность и презрение — закадычные друзья

Холкем-Хаус Лимпли-Стоук

— Поверить не могу, что мистер Дарби приехал в Уилтшир! — заявила леди Имоджин Маклеллан сводной сестре. — Кто бы подумал? Эмилия Пиглтон все мне о нем рассказала! Представляешь, она даже видела его в «Олмаке» как-то вечером, но, разумеется, он не попросил разрешения быть ей представленным. Как по-твоему, Генриетта, может, мне надеть новое платье? Его принесли только вчера. То самое, из узорчатого индийского муслина. Но вот эта миссис Пиннок…

В дверях появилась ее мамаша, и разговор мигом прервался.

— Добрый вечер, дорогие, — объявила Миллисент Маклеллан вдовствующая графиня Холкем. — Пожалуй, нам пора идти ужинать.

— Мама, знаешь, кто выбрал такое же платье, как у меня? — негодующе начала Имоджин тем самым пренебрежительным тоном, который в последнее время вошел у нее в привычку. — Наша любимая соседушка Селина Давенпорт! Миссис Пинок клялась, что так оно и есть.

— О Господи! — ахнула Миллисент.

Селина Давенпорт считалась в Уилтшире чем-то вроде птицы высокого полета. Она была замужем за сквайром, который больше заботился о своих гончих, чем о жене, — вещь вполне обычная. Правда, ходили слухи, что стая собак проводила ночи на большой кровати предков, так что предметом всеобщего любопытства был вопрос о том, где при этом спала Селина.

— Позор! — презрительно воскликнула Имоджин. — Не понимаю, почему Селина просто не может смириться с тем фактом, что она замужняя женщина! Приказывает модистке делать на платьях огромные вырезы и восседает в гостиных, демонстрируя самый узкий лиф, который только можно найти во всей Британии. И скорее всего она настоит на том, чтобы весь вечер просидеть рядом со мной.

— Только чтобы воспользоваться твоим успехом в обществе, дорогая, — заверила Миллисент. — И мне не нравится твой капризный тон. Во время сезона самыми надежными твоими союзниками могут стать женщины, но только не в том случае, если сочтут тебя чересчур острой на язык.

Имоджин только начала посещать местные балы и уже успела приобрести толпу поклонников — зеленых юнцов, наперебой добивавшихся ее внимания. К сожалению, это дурно повлияло на ее характер.

— Никто и не взглянет на меня, если грудь Селины будет вываливаться из декольте, как вывешенное на просушку белье!

— Что за непристойные выражения! — возмутилась мать. — И почему бы тебе не надеть сегодня газ цвета слоновой кости вместо фиолетового муслина?

— Может, ты и права, — пробормотала Имоджин. — А ты что выбрала, Генриетта?

— Мой итальянский креп.

— А я думала, ты бережешь его для чего-то более торжественного, — удивилась сестра.

— Я передумала.

— Леди Роулингс в трауре, Генриетта. Танцев сегодня не будет.

Генриетта открыла было рот, но Имоджин тут же поправилась:

— Впрочем, траур значения не имеет, поскольку ты вообще не танцуешь. Так зачем тебе итальянский креп? Ты же хотела надеть его на следующий бал в Тилбюри.

Генриетта пожала плечами:

— Зачем? Как ты верно заметила, я не танцую. Почему бы мне не надеть то, что хочется? Не вижу никакой разницы — сегодня или через две недели.

— Никто не знает, что готовит для него будущее, — вмешалась Миллисент, обнимая падчерицу за плечи.

Та дружески улыбнулась мачехе:

— В моем случае будущее не сулит мне танцев. Или поклонников.

— Ты куда прекраснее Селины Давенпорт, можешь мне поверить, — довольно ухмыльнулась Имоджин.

— Какая беззастенчивая ложь, — фыркнула Генриетта.

— Это чистая правда. Никто из здешних девиц тебе в подметки не годится. Не будь ты хромой, все их поклонники давно стали бы твоими. Я слышала, как миссис Бернелл говорила, что ты становишься опасно красивой. Вообрази только, опасно красивой! Никто не скажет такого обо мне, особенно с такими немодными волосами!

Встав за спиной сидевшей перед зеркалом сестры, Имоджин скорчила рожицу. По сравнению с золотисто-янтарными волосами Генриетты, в которых играли светло-лимонные отблески, густая масса локонов Имоджин действительно отливала не слишком модным черным цветом.

— Вздор, — небрежно отмахнулась Генриетта. — Никого не интересует цвет твоих волос, если у тебя не может быть детей.

— Мистер Гелл слышал о новом докторе, — напомнила Имоджин. — Том, который живет в Суиндоне и лечит кости. Может, он знает, что делать.

— Папа возил меня к докторам в пределах ближайших сорока миль, и все твердили одно и то же. Если я и забеременею, скорее всего умру родами, и ребенок тоже не выживет. Лучше уж смириться с правдой, чем мечтать о новом докторе, который может меня обнадежить.

Имоджин поджала губы и на секунду приняла вид властной римской богини. Или покойного отца.

— Я не смирюсь, — предупредила она. — На свете должен быть доктор, который тебя вылечит. Вот увидишь.