Я сам похороню своих мертвецов - Чейз Джеймс Хэдли

Инглиш пожал плечами.

– Обязательно будут ходить самые разные слухи, – сказал он безразличным тоном. – Существует множество людей, которым хотелось бы раздуть из этого скандал. Нечего горячиться. Рой застрелился, потому что переживал за судьбу своего бизнеса. И на этом все.

– Все ли? – Бомонт подался к Инглишу, сверкая глазами. – Поговаривают, он шантажировал какую-то женщину и у него собирались отнять лицензию. Насколько это правда?

– До последнего слова, – признался Инглиш, – но никто не посмеет заявить об этом вслух, если только не хочется нарваться на судебное преследование.

Бомонт заморгал и снова сел.

– Что, прямо вот так? – спросил он, и в его взгляде отразилось восхищение.

Инглиш кивнул:

– Комиссар полиции начал расследование. Я с ним поговорил. Продолжать расследование он не собирается. Тебе не о чем переживать, Бомонт.

Официант принес стейки, и после его ухода Бомонт сказал:

– Мне, может, и не о чем переживать, зато тебе есть о чем. Это ведь положит конец больничному проекту.

Инглиш отрезал кусочек мяса, затем поднял на собеседника глаза.

– С чего ты так думаешь? Если комитет надеется кинуть меня – не тут-то было.

– Но послушай, Ник, прояви рассудительность, – с тревогой заговорил Бомонт. – Ты не сможешь от этого откреститься. Слухи уже циркулируют, а ведь это чертовски нехорошие слухи. Ты же знаешь комитет. У них припадок случится, если я скажу, что больница будет названа в твою честь.

– В таком случае не говори им, пока все не уляжется. А все уляжется через несколько недель.

– Но они же назначили собрание на следующей неделе, чтобы выбрать название для больницы.

– Скажи, чтобы отложили встречу, – бросил Инглиш и потянулся к бокалу с вином. – Удивительно хороший кларет. Попробовал бы лучше его, чем дуть скотч под любую еду.

– Да забудь ты про кларет. – Бомонт неловко поерзал на стуле. – Нельзя откладывать собрание. Ты ведь понимаешь это не хуже моего.

– Собрание придется отложить, – заявил Инглиш. – Кто построил больницу? Кто ее финансировал? Что значит, нельзя откладывать собрание? Я говорю, что его нужно отложить, так им и передай: я велел отложить!

Бомонт провел пальцами под воротничком.

– Но послушай, Ник, нельзя так вести себя с комитетом. Они назначили собрание, и ты ничего не можешь с этим поделать. Нельзя обращаться с ними, как с мальчишками. Нет, какого черта! Это же самые важные и самые влиятельные люди в этом городе.

Инглиш широко усмехнулся:

– Да неужели? Это просто смешно. В таком случае почему они сами не могли профинансировать строительство больницы? Почему им пришлось обращаться ко мне? Самые важные? Не смеши меня! Да они просто сборище прыщей на ровном месте. А теперь слушай меня внимательно, Бомонт: ты встретишься с Ризом и велишь ему отменить пока собрание. Скажи, что я так хочу. Если попытается возражать, скажи, что я перестану оказывать поддержку. Посмотришь, как ему это понравится. Он увяз в этом проекте по самые уши, так же как и остальные. Они нацелились на полтора миллиона долларов. Откуда возьмутся деньги без моих гарантий? Пусть обдумают это. Считаешь, банки выдадут такую кучу бабла под залог, который может предложить эта шайка болванов? Держи карман шире! Собрание необходимо отложить, пока я не скажу, что уже пора. Понимаешь меня?

Сенатор начал было что-то отвечать, но, оценив взгляд Инглиша, счел за благо остановиться. В отчаянии он передернул плечами.

– Ладно, хорошо, я подумаю, что можно сделать, но предупреждаю тебя, Ник: им это не понравится.

Инглиш засмеялся:

– Думаешь, меня волнует, что там нравится или не нравится этим нищебродам? Да к дьяволу их!

– Но послушай, Ник, – начал Бомонт, подавшись к нему. – Я понимаю, что ты метишь высоко, и это меня в тебе восхищает. Я и сам мечу высоко. Я осознаю, что ты не собираешься останавливаться на этом деле с больницей, что у тебя имеются и другие идеи. Ты хочешь, чтобы Эссекс-Сити тебя запомнил. Я уже довольно давно наблюдаю за тобой и начал понимать твои методы. Ты положил глаз на проект моста в Вестсайде, и, если я правильно помню, ты еще подумывал о постройке оперного театра. Ладно, хорошо. Больница, мост и оперный театр – это чертовски большое достижение для одного человека, однако комитету это не понравится. Они живут здесь несколько дольше тебя. Их отцы, их деды, их прадеды жили здесь задолго до того, как ты вообще появился на свет. Деньги еще не всё. В этом пуританском городишке хорошая репутация значит больше, чем деньги, а скандал столь же смертелен, как ядовитый газ для любого, кто оказывается в центре поражения. Вплоть до этого момента ты справлялся, но будь осторожен. Риз, окружной прокурор и комитет в полном составе ненавидят тебя до колик. Если они смогут повесить на тебя хоть что-то, они это сделают, а если они это сделают, прахом пойдут и твоя больница, и твой мост, и твой оперный театр!

Инглиш оттолкнул тарелку и вынул портсигар, протягивая его Бомонту.

– Обо мне не беспокойся, Бомонт, – произнес он спокойно. – Я достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно.

– Может быть, но мы прочно связаны, и если с тобой что-то случится, то же самое автоматически грозит и мне, – серьезно пояснил Бомонт. – Я не имею права подставлять свою шею, даже если ты можешь себе это позволить.

– Что с тобой такое, сдрейфил?

Бомонт пожал плечами:

– Называй как хочешь. Мне необходимо проявлять осмотрительность. Ты уверен, что эта история с суицидом улажена?

– Здесь все в порядке, однако имеется еще кое-что, и вот это «кое-что» завтра вполне может стать главной темой газет. У Роя была секретарша, девушка по имени Мэри Савитт. Вчера вечером она тоже совершила самоубийство.

У Бомонта глаза полезли на лоб.

– Еще не хватало! Почему?

Инглиш мрачно усмехнулся:

– Наверное, тоже перетрудилась.

– И ты думаешь, кто-то в такое поверит? Какие между ними были отношения? Это что, было самоубийство по сговору?

– Можно и так назвать, только доказательств нет. Если нам повезет, никто даже не свяжет эту девушку с Роем. Морилли за меня в лепешку готов расшибиться. Сегодня утром это стоило мне пять кусков.

Бомонт нервно сглотнул комок в горле. Его кадык дернулся, словно лягушка на раскаленной плите.

– Ты дал Морилли пять тысяч? Представь себе только, что он доложит об этом комиссару! Это, возможно, ловушка, Ник. Подкуп полицейского – серьезнейшее обвинение. Именно такое обвинение они мечтают на тебя повесить. Это тебя прикончит.

– Не стоит драматизировать, – бросил Инглиш. – С Морилли все в порядке. У него имеются свои амбиции, и он понимает, что, играя на моей стороне, он получает шанс чего-то добиться. В любом случае он не сможет доказать, что я что-то ему давал. Я заплатил ему наличными, и происхождение банкнот нельзя проследить. – Он отодвинул свой стул от стола. – Ладно, мне пора возвращаться в офис. Не забивай себе голову этим делом. Все уладится.

Бомонт поднялся с места.

– Но с чего эти двое себя убили? – спросил он. – Должна же быть какая-то причина.

Инглиш подписал чек, который официант положил на стол, и оставил щедрые чаевые.

– Разумеется, причина имеется, – ответил он. – И я твердо намерен ее установить.

В тот же вечер, в начале седьмого, после того как Инглиш надиктовал последнее за рабочий день письмо, Лоис заглянула в кабинет сообщить, что его ждет Сэм Крейл, который очень хочет его видеть.

Конец ознакомительного фрагмента.