Дети сингулярности - Пол Мелкоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Укрывшись в хлеву, слишком разъяренная для химиомыслей, Меда изрыгала проклятья вслух. Не привыкшие к таким бурным проявлениям эмоций свиньи взволнованно визжали и топали копытцами.
- Она украла наш проект! Да еще и рылась в наших записях! Нет, так больше нельзя!
- Она просто хочет помочь… - сказала я, но никто не купился на эту ложь. - Мы должны дать ей шанс.
Мануэль зарычал и выбросил в воздух злобную феромонную змейку.
- В конце концов, в ярмарке может участвовать любой желающий, - продолжала я.
Нужно что-то делать. Но что?
Никто не смотрел на меня. Нам нужно больше уток. Насколько больше? Намного.
Все повернулись ко мне, и согласие было как запах свежего хлеба. Я могла бы воспротивиться, но не стала. В конце концов, мне тоже хотелось выиграть конкурс!
- Хорошо.
Мы стащили в сарай все инкубаторы, которые смогли раздобыть в лаборатории. Правда, Кэндес все же успела заграбастать себе пару штук. Тогда мы подумали немного и из подручных средств смастерили еще дюжину.
В качестве генного материала мы выпросили в Институте у профессора Эллис самые свежие последовательности: для млекопитающих, рептилий, птиц - всё, что только можно было запихнуть в утиную ДНК. И вот, забросив все дела, мы принялись лепить яйца. Мы занимались этим ночью, и днем, и даже во время занятий. К тому времени, когда нас уже начало тошнить от одной мысли о яйцах, в инкубаторах их лежало больше двенадцати дюжин.
Мы рассчитывали, что хотя бы некоторые продемонстрируют что-нибудь такое, с чем не стыдно будет появиться на ярмарке. Соперничать с такими объемами Кэндес просто не сможет. Так что мы ее сделаем, это наверняка!
- И какие в них гены?
- Ну-у… - неуверенно протянула Меда.
Матушка Редд скептически обозревала длинные ряды утиных яиц. Инкубаторы мы спрятали в пустых стойлах, но не заметить свисающую с балок паутину проводов было довольно сложно.
Матушка Редд просмотрела изменение генетического кода и укоризненно покачала головой.
- У вас же ничего не подписано, - сказала она. Меда опять промычала нечто невразумительное.
- И где у вас контроль изменчивости? Где лабораторные журналы?
На этот раз мы постеснялись даже помычать. В воздухе повисло замешательство. Я уже приготовилась к заслуженной отповеди, но вместо этого матушка Редд сказала:
- Идемте. Хочу вас кое с кем познакомить.
Мы выбрались из хлева и вслед за ней прошли через двор к дому. Всю дорогу я старалась сдержать рвущееся наружу «ну вот, я же говорила». Стром и Бола виновато отводили глаза. Тоже мне, экспериментаторы…
В большой комнате мы увидели Кэндес и еще одну незнакомую цепочку. Это был мужской квинтет, лет тридцати на вид. Один из них прослушивал Кэндес стетоскопом, пока второй простукивал грудную клетку.
- Доктор Томасин, это Аполло.
- А, Аполлон Пападопулос! Рад познакомиться. Цепочка с такой прекрасной родословной…
- Гм… Спасибо.
Кому какое дело до нашей родословной? Мы были задуманы, созданы и выращены в яслях Минго. И вся наша родословная заключалась в том, что генетики взяли и смешали вместе яйцеклетки и сперматозоиды.
- Я врач Кэндес, - заявил он. - Ее создатель. Несколько звеньев Кэндес покраснели.
Для специалиста по человеческой генетике он был очень молод. Однако, должно быть, он еще и необычайно талантлив, раз ему удалось сконструировать септет.
Сравни его лицо с лицом Кэндес, - послал Бола.
И тут я увидела доктора Томасина глазами Бола: да, тот явно был генетическим донором Кэндес. Будь она рождена естественным путем, он назывался бы ее отцом.
Как странно… У нас самих не было ни отца, ни матери, хотя мы имели представление о значении этих слов. Матушка Редд, несмотря на имя, была для нас больше наставницей, нежели реальной матерью.
- Поздравляю, - пробормотала Меда.
- Спасибо.
Доктор Томасин отвернулся и принялся обсуждать с матушкой Редд какие-то проблемы наностыковки, так что мы незаметно сбежали из комнаты, преследуемые по пятам неуемной Кэндес.
- Правда, он классный? - с восторгом выдохнула она.
- У тебя очень симпатичный отец, - сказала Меда, раньше чем я успела остановить ее.
- Он мне не отец! Он мой доктор.
- Но вы с ним… Меда!
- Как поживают твои утки? - спросила я.
- По-моему, они скоро проклюнутся, - сообщила Кэндес. Бола отметил, что на этот раз заговорило другое звено. Она меняла интерфейсы, когда менялась тема разговора, в то время как нашим интерфейсом всегда оставалась Меда, и общение с другими цепочками всегда шло через нее. - Я регулировала освещение и подогрев, чтобы было похоже на настоящую утку, сидящую на яйцах.
- Молодец, - неискренне похвалила Меда.
И снова в разговор вступила новая Кэндес. Сколько же у нее интерфейсов?
- У нас ведь первые месячные! Поэтому доктор Томасин и приехал.
Настала наша очередь краснеть. Я ощутила потрясение Строма: он поспешно отвел взгляд и уставился куда-то в пространство. Меда, Кванта и я - со всеми нами это когда-то случилось впервые. Это было неизбежно, точно так же, как ночные поллюции у мальчишек и прочие прелести пубертатного периода. Однако некоторые вещи не принято выносить за пределы цепочки.
- Ты ведь понимаешь, что это означает?
- Думаю, да, - смутилась Меда. - Мы ведь наполовину женская цепочка.
- Да нет! Я не об этом. Доктор Томасин создал меня так, что я могу размножаться по-настоящему.
- Это как?
- Тебе ведь известно, почему все цепочки создаются генными инженерами?
- Конечно.
- Так вот, если я совокуплюсь с цепочкой моего типа, я смогу родить шесть полноценных звеньев септета, а он, - кивнула она на белобрысого мальчика, - зачать седьмую!
- То есть если ты встретишь цепочку из шести мужских звеньев и одного женского?
- Ну да!
- Но зачем тебе нужен целый септет? Чтобы оплодотворить вас всех, нужен лишь один мужчина и одна женщина - для вашего седьмого.
У них уже есть один мужчина, - пошутил Мануэль. Фи, как грубо…
- Как зачем? Ради биологического разнообразия, разумеется!
Мы все были немного сбиты с толку, в воздухе витал запах смущения.
- Но…
- Если ты забеременеешь, - продолжала Кэндес, - то родишь обычных одиночек, которых затем придется объединять в цепочку. Это не произойдет само собой. А мои дети сразу родятся цепочкой!
- Но ведь…
- Как ты не понимаешь! Это ведь намного более стабильно с точки зрения биологии!
- Да, но…
- Пока цепочки не смогут производить на свет цепочки, мы - всего лишь тупиковая ветвь. Доктор Томасин как раз этой проблемой и занимается.
- Но…
- Что «но»?
- Ты всего лишь новое поколение. Ты все равно человек. Четырнадцать зеленых глаз в упор уставились на нас.
- Я больше чем человек, Аполло.
- Значит, тебе придется заводить детей только от такой же цепочки, а не от того, кого полюбишь.
- О, я поняла, к чему ты клонишь. - Кэндес снисходительно улыбнулась. - Какая наивность! Не надо путать любовь с размножением. Я буду рожать детей ради сохранения вида, вне зависимости от своих привязанностей.
- Ну и как, доктор Томасин уже подобрал тебе партнера?
- Кажется, нет.
Она задумалась на минуту. Звенья ее цепочки перегруппировались, и место интерфейса заняла другая девочка, как две капли воды похожая на остальных.
Зачем она это делает? - спросил Мануэль.
Подростковый кризис, - ответил Бола.
- А если уже подобрал, - сказала новая Кэндес, - то это даже к лучшему. И кстати, любой мой партнер будет его произведением. Потому что еще никто, кроме него, не умеет делать цепочки из семи звеньев!
- Значит, с другими септетами ты не знакома? - уточнили мы.
- Нет. Вообще-то, нет. Но, думаю, есть и другие. И я совокуплюсь с кем скажут, лишь бы продолжить свой вид.
- Но цепочки - это не отдельный вид, - возразили мы. - Мы все равно люди.
- Разумеется, мы совершенно новый вид, - отрезала она. - Цепочки намного лучше одиночек. Это же очевидно! А я намного лучше, чем секстет, или квинтет, или квадрат.
- Мы люди! - настаивали мы.
- Может, вы и люди, а я - новый вид, - гордо заявила она, удаляясь.
Вот и поговорили.
Каждый день мы переворачивали яйца. Мы тщательно измеряли влажность. Мы определяли температуру с помощью подсоединенных к компьютеру датчиков. Эти проклятые датчики все время врали и будили нас посреди ночи, но просто перевернуться на другой бок и уснуть было нельзя: кто знает, может, утята и правда замерзают? Через пятнадцать дней мы открыли клапаны инкубаторов и понизили температуру на полградуса.
Критика матушки Редд задела нас за живое, и мы стали аккуратнее вести записи. Яйца пометили ярлычками с геномами - во всяком случае, те, которые смогли вспомнить. Каждый час замеряли температуру и влажность и составляли диаграммы.
Мы внимательно следили за утиным выводком на пруду, хотя сенсоры феромонов так и не уловили отзвука химиомыслей, а наш лабораторный журнал день за днем заполнялся одинаковыми строчками: «Признаков согласия не обнаружено».