Высоцкий. На краю - Юрий Сушко

…Большинство участников террористической группы (Вовси, Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и др.) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт»… Другие участники террористической группы (Виноградов, Коган М.Б., Егоров) оказались давнишними агентами английской разведки. Следствие будет закончено в ближайшее время».

А в 9 «В» классе той же школы шло дознание, которое вела директор Надежда Михайловна Герасимова. Она вызывала к столу очередную жертву под конвоем родителей.

— Высоцкий, а ты почему без матери?

— Евгения Степановна в Киеве, — робко пояснила Лида, — я — ее племянница.

— Ладно. Ты почему, Высоцкий, ушел с уроков?

— Все пошли, и я пошел.

— А кто первым ушел?

— Не знаю, я в окно глядел.

— Так… А если бы твои товарищи пошли Кремль взрывать, а тебе поручили бы поджечь Мавзолей… — бедная Надежда Михайловна даже задохнулась от своего кошмарного предположения, — ты бы тоже пошел?!.

Прогул, конечно, было делом серьезным. Но не смертельным.

На 15-летие Володи мама испекла пирог со свечами. Друзья именинника хором прокричали: «Пятнадцать лет — пятнадцать свечей!» — и задули колеблющиеся огоньки. А вечером, когда ушли гости, сын вдруг сказал:

— Мамочка, не пеки мне больше пироги. Я уже взрослый человек и сам буду встречать день рождения.

На следующий год никаких пирогов на столе уже не было.

— Ну, Вовка, показывай, чем порадуешь? — Семен Владимирович уже окончательно вернулся из Киевского округа в Москву и решил всерьез взяться за сына. — Ага, русский язык — 4, русская литература — 4, алгебра — 4, геометрия — 5 (ого!), история, естествознание, география, история — тоже пятерки, молодец! Французский? Пять. Военное дело — четверка. Что ж ты отца-то позоришь? О, а физкультура — и вовсе трояк… И как ты с такими оценками в десятый класс собрался? А дальше что?

— Десятый закончу без троек, обещаю.

— Ладно, посмотрим.

«В 10-м классе мы вдруг стали очень хорошо учиться, — вспоминал Игорь Кохановский, — чтобы был хороший аттестат и чтобы потом поступить… Первую четверть мы закончили прекрасно, буквально с 2–3 четверками… Но отметки нам еще не выставили… Четверть заканчивалась накануне 7-го ноября. А пятого ноября нас пригласили… в 187-ю школу… А там все было как-то очень скучно. И Володя говорит: «Слушай, нужно что-то придумать, а то все девчонки сидят, скука такая, и стихи какие-то читают — кому это нужно?!.» И тогда ходили анекдоты — переделки басни Крылова на армянский вариант, там всякие смешные сюжеты получались… И вот Володя вышел на сцену и с кавказским акцентом рассказал басни Крылова… потом анекдот о том, как медведь, охраняя сон охотника и желая согнать надоедливую муху, севшую ему на нос, взял булыжник и осторожно опустил его на голову мухе, правда, охотник при этом скончался. Басня имела громадный успех…»

Воодушевленный Высоцкий принялся рассказывать кавказские опять-таки анекдоты. Почти стерильные, в смысле приличия. Но исполнителю потом было не до смеха…

«Володе поставили тройку по поведению в четверти, — завершал грустную историю Кохановский. — После этого мы поняли, что медаль Володе не дадут, мне тоже не нужно, и поэтому стали немножко по-другому учиться».

Все эти вечера — полная туфта, постановил Акимыч, пусть на них идут те, кому делать больше нечего. Тут и голосовать не нужно было, все были согласны. «Хотя они устраивались для нас, но мы считали себя выше этого. Мы предпочитали многое другое», — загадочно говорил дворовый приятель Аркан Свидерский. Но это так, дворовый аристократизм.

Были, в конце концов, танцы, как учебный полигон брачных игр. Тогда в ходу была дежурная острота: что такое танцы? — трение двух полов о третий. В школах лишь на совместных вечерах жертвы раздельного обучения на час-другой (под бдительным педагогическим контролем) оказывались в менее противоестественных отношениях друг к другу. Но исключительно падеграс, падекатр, падеспань, польку. Только, боже упаси, не фокстрот или танго! Вальс — и тот вызывал сомнения. А девчонкам так хотелось хоть немного «пофокстрировать» или «потангировать», только вот кавалеры-скромники упрямо подпирали плечами стены зала.

Более вольными были танцы во дворе, когда теплыми летними вечерами распахивалось настежь чье-то окно на первом этаже, на подоконник выставлялся патефон, а еще лучше — радиола! — и начиналось! Сначала парни с парнями, девочки с девочками, потом уже смелели. Вот только пыль клубами, ужас!..

Дворы полны — ну надо же!Танго хватает за души, —Хоть этому, да рады же,Да вот еще — нагул…

Местом «выхода в люди» был сад «Эрмитаж». Это была их вотчина, второй дом родной. Лучшее место для беседы, встреч с друзьями, лучшее место для свиданий. Путей проникновения в оазис светской жизни было множество. Только не через забор, к тому же он был высок. В сад пускали бесплатно тех, кто шел в кино или на концерт. Они встречали знакомую пару с билетами, двое проходили. Потом эти два билета передавались через решетку, шли следующие. И так далее.

Были особые, «высоцкие» способы: проходя мимо контролеров, Володя напускал на лицо маску идиота и громко здоровался со стражами порядка: «Датуйте!» — при этом дурацки хихикая и странно перебирая пальцами. Контролер с жалостью думал: «Ну, убогий, больной… Черт с ним, пусть идет себе…»

Они знали там каждую скамейку, каждый куст, знали, где что происходит, знали людей, которые постоянно туда приходили, с некоторыми даже раскланивались. Здесь, на летней площадке Театра эстрады, выступали все тогдашние знаменитости: Утесов, Шульженко, Эдди Рознер, Смирнов-Сокольский, Гаркави, Райкин, Миров и Новицкий… На их концерты они ходили по нескольку раз. Там же проходили первые гастроли зарубежных коллективов — от польского «Голубого джаза» до космического чуда — перуанки Имы Сумак с голосиной аж на четыре октавы. Толпа на нее ломилась со страшной силой, билетов не было. Но Володя дал слово: «Мы сегодня все смотрим Иму Сумак». — «Каким образом?» — «Это мое дело. Только не смейтесь, стойте железно».

В своем пиджачке-букле, при галстуке, он подошел в переводчику и сказал: «Я хочу с ней поговорить». Каким-то образом уговорил. Има Сумак вышла. Он начал с ней говорить, объясняться на каком-то наборе слов, очень похожих на английские. А произношение, имитация интонаций у него были блестящие, от природы. Певица внимательно слушала-слушала, потом чуть не заплакала и говорит переводчику: «Я ничего не понимаю, я не улавливаю смысла, может, я диалекта этого не знаю? Что он говорит?» Переводчик уже с ненавистью смотрит на юнца: «Тебя спрашивают: что тебе надо?» А нахал отвечает: «Мы с друзьями хотим послушать концерт Имы Сумак». Им тут же вынесли контрамарки, но предупредили: «Больше не появляйтесь!»