Случайный рыцарь (Сборник) - Леонид Панасенко

— Я не только твой слуга, но и слуга Её Высочества, — обиженно заметил липовый генерал-майор. — Нашим традициям и этикету уже тысячи лет. Все козни и предательства должны совершаться и совершаются тайно. На виду, при дворе, во владениях Короля и Её Высочества никогда и ничего не происходило недостойного, того, что потом было бы трудно объяснить свободным подданным… Так что впереди никакой явной опасности быть не может.

— Знакомый вариант, — хмыкнул Максим. — Все, как в нашем бывшем Политбюро. Если кто и мог скончаться, то непременно по решению Пленума и в кругу друзей по партии.

Машина их наконец вырвалась в степь. Встречный воздух так завивал и свистел, что Максим поднял и свое, последнее незакрытое, окно. Он с грустью подумал о том раздолье, которое разрывает сейчас их железный понукаемый зверь, о бесподобном аромате горячих трав и руладах сверчков, о воздухе, в котором смешались благодать моря и непокоренный суховей. Все это там, как говорят космонавты и подводники, — за бортом. А здесь — напряжение, скорость, внимание.

Проскочили Красноперекопск. Без всяких проблем, без гаишников и вертолетов, без белых «Мерседесов», словно в самом деле по мере приближения к замку Её Высочества Дульси все земное стало отпадать, как шелуха.

За Армянском свернули налево.

«А куда ты, дурачок, спешишь? — спросил себя Максим. — Объясни хотя бы сам себе, чего же ты хочешь. Красиво и шикарно жить? — для умного человека это несложно. Блистать в земных и неземных рыцарских ристалищах? Нет, — и это не твое! Признайся: тебя вовсе не колышут страсти чужого и непонятного мира. Что же остается, если ты заведомо отказываешься от богатства и славы? Неужели только эта черноволосая девчонка с медовыми глазами, которую ты и видел-то всего несколько минут? Признайся, что ты сейчас все врал, выпендривался, сам себе хотел показаться красивым. Признайся, что тебя с недавних пор весьма и весьма колышут страсти чужого и непонятного мира. Что ты хочешь, безумно хочешь богатства и славы. И, конечно же, хочешь любить и быть любимым… Просто, душа твоя колеблется, она как и всякая нормальная душа, хочет всего и сразу. Я рожден нищим, был им и есть, но к счастью, никогда таковым себя не чувствовал. Поэтому мне плевать на все условности и философские догмы. Я хочу и буду счастливым! Я уверен, что мое желание совпадает с желанием и необходимостью всей вселенной, иначе — зачем она? Пусть сдыхает, коллапсирует, вырождается, но — только без меня. А я хочу и буду жить — немедленно, сейчас, вечно! И, желательно, этим вечером в объятиях Дульси!»

— Мы приехали, благородный Ки-ихот, — прервал его непривычно глубокие мысли Магг. — Это и есть Перекопский вал. Сейчас осторожненько спускаемся к морю, прижимаемся предельно вправо — мы там незаметно укрепили берег, — и мы, наконец, дома.

Максим, как по указке штурмана в автогонках, послушно повторил все маневры и оказался в глубоком рву перед древней высоченной стеной.

Липовый генерал-майор вышел из машины, оглянулся. Вокруг ни души, пустота и заброшенность. Он прикоснулся к одному из камней, и часть стены вдруг отверзлась. Максим включил фары, загнал «Волгу» в черный проём.

И тут все силы разом кончились.

Он вышел из машины полуживой и мельком подумал: «Жаль, если Мудлак и его команда не смеют расправиться со мной здесь, в покоях Её Высочества. Я кончился! Никакой я не рыцарь, не Первый, не Второй, даже не десятый Претендент. Я усталый и заурядный пацан, которому больше всего на свете хочется попасть домой, укрыться в своей однокомнатной пещере, зарыться в подушку, а утром позвонить отцу, моему любимому полумертвому человеку, приехать к нему с бутылкой вина и наблюдать, как он оживает, как радуется мне и достает свои ничтожные припасы… Мама, мои биксы, Ирина, Дульси… Простите, но вы все далеко, а я так устал… Чтобы в этом мире жить, просто жить, надо обязательно знать, что кто-то тебя любит. Просто любит…»

— Мы приехали, благородный Ки-ихот, — повторил Магг.

— Нас ждут!

Максим вздрогнул, будто просыпаясь от сна, шагнул за липовым генерал-майором. И снова замер, осознавая чужую суть чужих вещей.

В просторном холле то ли подземного, то ли скрытого в каких-то складах пространства местного замка Дульси было пусто и мертво. Мало того. Вся правая половина холла, где, очевидно, размещались функциональные службы, была то ли взорвана, то ли выжженна каким-то немилосердным огнем.

— Ваше Высочество! Что с Вами?! Где вы?! — вскричал бывший двойник вождя мирового марксизма и ринулся вперед. Перед ним открывались какие-то двери, вспыхивали и гасли огни, но нигде не было ни одной живой души. Через несколько минут он вернулся, ошалело посмотрел на Максима и безнадежно выдохнул:

— Мы пропали, мой господин!

— Что здесь горело! — холодно спросил Максим. Все страхи и переживания вдруг отступили перед суровой действительностью.

— Здесь были двери, окно, переход, — запричитал Магг.

— Здесь была кабина нуль-транспортировки. Переход на Норману и другие миры нашего Союза… Кто-то взорвал его и захватил принцессу в плен! Она исчезла, ее нигде нет, благороднейший рыцарь Ки-ихот!

— Успокойся и говори внятно! — еще более холодно потребовал Максим. — Что все это значит?

— Это значит, — прорыдал Магг, — что ты никогда больше в жизни не увидишь Её Высочество Дульси, а я своих жен и детей!

— Неужели Мудлак решился в открытую выступить против Её Высочества? — ни к кому не обращаясь, спросил Максим.

— Не знаю, ничего не знаю! Я знаю только, что мы пропали! — липовый генерал-майор был явно не в себе.

— Прекрати немедленно истерику! — рявкнул на него Максим. — Здесь, по идее, должна быть связь с вашей планетой.

— Все разрушено! Все!

Максим ступил вперед, и перед ним с мелодичным звоном распахнулись двери в зал. По размерам он не отличался от холла. Задрапированные голубым шелком с золотыми цветами стены, горящий камин, сервированный на шесть персон огромный стол. Напротив стола на стене было круглое панно из драгоценных и полудрагоценных камней, изображающее карту звездного неба. Штук полтораста из них светились, и Максим догадался, что они обозначают владения Её Высочества. Часть панно была залита красным вином, а внизу, на полу, валялась разбитая бутылка «Бордо».

— Здесь что-то случилось, — пролепетал обезумевший от горя бывший двойник вождя мирового марксизма.

— Но что, что?

— Все еще горячее — заметил Тофик, осматривая стол.

— Где мое место? — спросил Максим у Магга.

— По правую руку от Её Высочества. Вот здесь, во главе стола.

— Значит, так, — сказал Максим, занимая свое место.

— Королевский обед в мою честь состоится, даже если нас при выходе из замка расстреляют в упор из полевых орудий. Прошу наполнить бокалы! Тофик и Магг послушно наполнили.

— А это что? — спросил Максим, доставая из-под своего прибора янтарный медальон, точь в точь повторяющий панно на стене. Только вместо камней в нем горело и переливалось полтораста звездочек.

— Это знак королевской Власти! — прошептал Магг.

— Очевидно, принцесса в большой опасности. Она оставила его тебе, благородный Ки-ихот, чтобы обезопасить тебя и помочь тебе в твоих дальнейших подвигах. Его владельцу повинуется каждый из свободных подданных, независимо от своего положения и статуса.

— Я не знаю вашего этикета и традиций, — сказал Максим, поднимая тяжелый бокал. — Но раз за столом нет Её Высочества, я предлагаю первый тост за любовь и мою несравненную Дульси!

Книга вторая

Выпавшая из седла

Глава 1

От немилосердной жары запах гниющих водорослей, тины и дохлой рыбы стал таким жутким, что у Дульси закружилась голова.

Убивает еще и монотонность работы. Нагнуться, перевернуть валун, который, кажется, буквально врос в грязь, присесть и быстро выбрать белые личинки эмнуса пресмыкающегося, пока они не успели на свету зарыться в грязь поглубже. Каждую ополоснуть в ведре и бросить в другое — с чистой водой. Потом перенести ведра к соседнему валуну, перевернуть его и в той же последовательности повторить все операции. Только в том случае, если валун по размерам больше, чем три головы, разрешается позвать на помощь соседку. Запрещается все остальное: садиться на валуны и отдыхать, разговаривать с другими сборщиками, оставлять невыбранные личинки… И так целый день с коротким перерывом на обед, когда им привозят баланду. Кроме того, первые дни Дульси не могла побороть брезгливость — личинки эмнуса, по сути короткие черви в палец толщиной, скользкие, омерзительно изгибающиеся в руках, а иногда и попискивающие, — но потом привыкла и даже, если удавалось пару штук украсть и высушить на солнце, с удовольствием ела с подругами этих тварей по вечерам в бараке.