Весь Хайнлайн. Дорога доблести - Роберт Хайнлайн

— Но почему торговая палата штата не может сделать этого за нас? При ней же есть бюро по вопросам законодательства.

— Да, конечно, у них есть лобби, но вы прекрасно знаете, что торговая палата штата не слишком жалует нас, мелких предпринимателей. Положиться на нее нельзя. Возможно даже, нам придется дать бой и ей.

Джо сел, и начался хаос. У каждого обнаружились свои соображения, как и что следует предпринять, и все пытались излагать их одновременно. Вскоре стало ясно, что на общее согласие рассчитывать нечего, и Сомерс закрыл заседание, предложив остаться тем, кто хочет выбрать представителя в законодательное собрание. Ушли несколько твердолобых вроде Донахью, а остальные вновь начали совещаться под председательством того же Сомерса. Послать постановили Джедсона, и он согласился. Встал Фельдштейн и произнес речь со слезами на глазах. Он путался, нес невнятицу, но в конце концов выдавил из себя, что Джедсону, чтобы чего-то добиться там, нужна порядочная сумма денег и что надо возместить ему расходы и потерю времени. И он удивил нас всех: вытащил пачку долларов, отсчитал тысячу и положил перед Джо.

Такое доказательство искренности привело к тому, что его тут же по общему согласию выбрали казначеем, и сбор средств прошел весьма недурно. Я подавил свои природные наклонности и дал столько же, сколько Фельдштейн, хотя и предпочел бы, чтобы он проявил разумную сдержанность. По-моему, позже и сам Фельдштейн слегка раскаялся — так как посоветовал Джо соблюдать экономию и не швырять доллары на выпивку для этих «прохиндеев в законодательном собрании».

Джедсон покачал головой и сказал, что оплачивать свои расходы будет сам, а собранные средства намерен тратить по собственному усмотрению, в основном для поддержания дружеских контактов. Он добавил, что у нас просто нет времени полагаться только на здравый смысл и бескорыстный патриотизм и что у этих олухов чаще всего собственного мнения нет вовсе — не больше, чем у флюгера, и они голосуют за того, с кем пили в последний раз.

Кто-то с возмущением отозвался о подкупах.

— Подкупать я никого не собираюсь, — ответил Джо с досадой. — Если дело дойдет до взяток, считайте, что мы уже проиграли. Я просто молю Бога, что там найдется еще достаточно незавербованных представителей, чтобы было кого улещивать или запугивать в разумной мере.

Он настоял на своем, но про себя я согласился с Фельдштейном. И положил себе впредь обращать больше внимания на политику. Я даже не знал фамилии своего депутата! А уж тем более порядочный ли он человек или просто дешевый оппортунист.

Вот почему Джедсон, Боди и я отправились вместе в столицу штата.

Боди поехал потому, что Джедсон нуждался в первоклассном чародее на роль пойнтера. Неизвестно, что нас ждет, сказал он. А я поехал, потому что мне так хотелось. В столице штата прежде бывал только проездом, и мне было интересно понаблюдать, как варганятся законы.

Джедсон направился прямо в канцелярию секретаря по внутренним делам зарегистрироваться к качестве лоббиста, а мы с Джеком поехали с багажом в отель «Конституция» и сняли номера. Миссис Логан, приятельница Джо в комиссии, заглянула к нам еще до его возвращения.

В поезде Джедсон много рассказывал нам о Сэлли Логан. По его словам, выходило, что в ней хитрость Макиавелли сочетается с благородством и честью Оливера Уэнделла Холмса[10]. Меня удивила его восторженность: слишком уж часто он ругал на все корки баб, лезущих в политику.

— Арчи, ты не понимаешь, — назидательно сказал он. — Сэлли не женщина-политик, а просто политик и не требует никаких привилегий потому лишь, что родилась женщиной. Она способна нанести удар и дать сдачи самому матерому интригану в собрании. Все, что я говорил о женщинах в политике, святая истина как обобщение, но к конкретным женщинам никакого отношения не имеет.

— Видишь ли, — продолжал он, — большинство женщин в Соединенных Штатах страдают близоруким крестьянским индивидуализмом, плодом романтической традиции, созданной мужчинами в прошлом веке. Им внушали, что они высшие создания, куда ближе к ангелам, чем их отцы, мужья и братья. Их не поощряли мыслить, не учили брать на себя бремя социальной ответственности. Требуются большой ум и воля, чтобы преодолеть такого рода обработку, и большинству такая задача не по зубам, будь они хоть женщины, хоть мужчины. В результате как избирательницы они склонны клевать на романтичную чепуху. Выманить их голос лестью даже легче, чем обработать мужчину. В политике их упоение собственной добродетелью в сочетании с по сути крестьянской психологией порождают мелочную придирчивость и нерасчетливую скаредность. Но Сэлли совсем другая. Ум у нее здравый, и дешевыми эффектами ее не заморочить.

— Ты случайно в нее не влюблен?

— Кто? Я? Сэлли замужем, очень счастлива и мать двух детей, симпатичнее которых я не видел.

— А кто ее муж?

— Юрист. Один из помощников губернатора. Сэлли занялась политикой после того, как ей пришлось заменить мужа во время одной избирательной кампании.

— А ее официальное положение?

— Никакого. Она правая рука губернатора, и в этом ее сила. Никакого поста Сэлли никогда не занимала и денег за свою работу не получала.

После таких рекомендаций мне не терпелось познакомиться с этой идеальной дамой. Когда она позвонила, мы говорили по внутреннему телефону, и я уже хотел сказать, что спущусь в вестибюль, но она заявила, что сейчас поднимется, и положила трубку. Меня несколько ошеломила такая фамильярность, если не выразиться сильнее, так как я еще не понял, что номер в отеле для политиков не спальня, а место деловых совещаний.

Не успел я открыть дверь, как она сказала:

— Вы ведь Арчи Фрэзер, верно? Я Сэлли Логан. А где Джо?

— Он вернется с минуты на минуту. Вы не подождете? Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо.

Она шмякнулась в кресло, сняла шляпу и тряхнула волосами. Я поглядел на нее.

Бессознательно я ожидал чего-то внушительного — дородную матрону с мужскими ухватками. А увидел молодую, пухленькую, задорную блондинку с непослушной гривой золотых волос и честными голубыми глазами. Она просто излучала женственность. Ей нельзя было дать и тридцати, но что-то в ней внушало неколебимое доверие.

Мне вспомнились сельские ярмарки, вкус колодезной воды и сахарных лепешек.

— Боюсь, тут можно обломать зубы, — начала она без обиняков. — Я такого не ожидала, но кто-то сколотил внушительный блок для законопроекта номер двадцать два. О нем я и телеграфировала Джо. Что вы, ребята, решили? Попытаетесь покончить с ними напрямую или предложите свой законопроект?

— Джедсон подготовил закон о квалифицированной практике с помощью кое-каких наших друзей из Полумира и парочки юристов. Хотите взглянуть?

— Будьте так добры. Я зашла в типографию и взяла несколько экземпляров законопроекта, против которого вы намерены выступать — АБ двадцать два. Обменяемся!

Я бился над переводом загадочного языка, которым пользуются юристы, творя законы, но без особого успеха. Вошел Джедсон, молча погладил Сэлли по щеке, а она пожала ему руку, продолжая читать. Он пристроился читать у меня за плечом, но тут я сдался и отдал брошюрку ему. По сравнению с ней технические характеристики будущего здания читаются как роман.

— Что ты об этом думаешь, Джо? — спросила Сэлли.

— Хуже, чем я предполагал, — ответил он. — Возьми раздел седьмой…

— Я в него еще не заглядывала.

— А? Ну, во-первых, ассоциация признается полуобщественной организацией вроде коллегии адвокатов или приходского фонда и получает право подавать жалобы комиссии. Иными словами, каждому чародею нужно поскорее вступить в дитвортскую ассоциацию и ни в чем не перечить ей.

— Но разве это законно? — спросил я. — На мой взгляд, тут прямое нарушение конституции. Чтобы частная ассоциация…

— Прецедентов полно, сынок! Например, корпорация по содействию всемирным ярмаркам. Их признают, им даже отчисляют бюджетные средства. Ну а конституционность… Неконституционную суть этого закона еще надо доказать, что крайне трудно, хотя он именно таков.

— В любом случае комиссия обязана провести разбирательство дела каждого чародея.

— Конечно, но тут-то и зарыта собака. Комиссия обладает очень широкими правами, почти неограниченными касательно всего, что так или иначе связано с чародейством. В законопроекте полно фразочек типа «в пределах разумного и надлежащим образом», которые попросту означают полную свободу рук, причем сдерживать членов комиссии должны здравый смысл и порядочность. Вот почему я против всяких правительственных комиссий — они исключают равенство в применении закона. Им передаются законодательные права, а потому закон — это то, что они назовут законом. Военный трибунал и то лучше. В данном случае членов предусматривается девять, причем шестеро должны быть лицензированными чародеями первого класса. Вряд ли нужно указывать, что несколько неудачных назначений при создании комиссии превратят ее в связанную круговой порукой самовозобновляющуюся олигархию. Благодаря ее праву выдавать лицензии.