Подпись «Пикпюс» - Жорж Сименон

– Да, к монахиням в Монморанси.

– Это, наверно, недешево ему стало?

– Мне было так стыдно! Я знала, что зарабатывает он немного. Но Жозеф твердил, что он в неоплатном долгу перед нашей семьей… Уверена, он порой голодал, лишь бы у меня было все необходимое.

– Долго вы пробыли в пансионе?

– До восемнадцати лет. Я вам уже говорила, что хотела из экономии поселиться с ним, но он не соглашался. Вот тогда он и снял мне квартирку в квартале Терн.

– Меблированную, разумеется?

– Нет. Он не любил меблирашек. Считает, что девушке они не подходят: там всегда убого и грязно.

– Это было пять лет назад? – уточняет Мегрэ.

– Верно. Вы правильно подсчитали. Мне сейчас двадцать три.

– Скажите, мадмуазель, вас не очень затруднит показать после завтрака вашу квартиру такому старому сычу, как я?

– Ни капельки не затруднит. Только… Что я скажу привратнице?

– Что я друг Маскувена. Она ведь знает, что он в некотором роде ваш брат?.. Ешьте, ешьте, пожалуйста. Я порчу вам аппетит своими нелепыми вопросами.

Слава Богу, он не один! В зале есть и другие мужчины его возраста, которые завтракают тет-а-тет со столь же молодыми и почти столь же миленькими особами.

– Нет, нет, я требую, чтобы вы заказали что-нибудь на десерт.

Комиссару кланяется кто-то, кого Мегрэ не узнает, вернее, не узнает сразу и с кем здоровается в свой черед. Лишь через несколько минут он вспоминает, что это продувной банкир, которого он дважды отправлял в предвариловку.

Такси. Девушка смотрит на часы.

– Нам надо поторапливаться. В два я должна быть на службе.

Оживленная площадь Терн, за нею тихая улица.

– Это здесь. В доме есть лифт. Шестой этаж. Три крохотные, но веселенькие комнатки, гармонирующие с юностью м-ль Берты.

– Как видите, у меня все просто. Я не хотела, чтобы он тратился. Но Жозеф сказал, что случай исключительный, – он добился уплаты помесячно.

Мегрэ ожидал увидеть готовую стандартную мебель. Ничего подобного! Не роскошь, конечно, но каждая вещь – высокого качества… Двадцать тысяч? Двадцать пять?

– Кухню посмотрите?.. По вечерам я готовлю сама. У меня горячая вода. А всякие отходы…

Она с готовностью открывает заслонку на горловине мусоропровода.

– Ой, уже без четверти два. Если автобус не подойдет сразу…

– Я отвезу вас на такси.

– Только не до самого агентства, иначе мои сослуживцы подумают…

Маскувен – Ле Клоаген… Маскувен – Ле Клоаген… Сегодня именно они двое – главная забота Мегрэ, даже когда он пытается думать о рантье со щуками. Тень г-на Блеза все время мелькает на заднем плане, но тут же стирается – вероятно, потому, что комиссар еще не воспринимает его чисто по-человечески.

– Благодарю за роскошный завтрак, господин комиссар. Вы уверены, что Жозеф…

Люди на террасах переваривают слишком сытный завтрак. Другие, набившись в автобусы, направляются на скачки.

Пройдясь пешком – времени у него предостаточно – по бульвару Мальзерб и авеню Вилье, Мегрэ в половине третьего оказывается на бульваре Батиньоль и с минуту ищет глазами Жанвье.

Инспектор окликает его из маленького ресторанчика для шоферов, где он заканчивает завтрак с порцией кальвадоса.

– Рюмочку кальвадоса, шеф? Здесь он недурен… За все утро ничего особенного. Старикан, как обычно, вышел в половине девятого, и я сопровождал его во время прогулки, поручив постовому приглядеть за домом. Мы, не торопясь, сделали большой круг до самого Булонского леса и обратно через заставу Майо. Старик ни с кем не общался, домой вернулся за несколько минут до двенадцати.

– Постовой?

– Я говорил с ним перед сменой. Дамы не выходили. Им принесли мясо и овощи: ясное дело, они позвонили поставщикам. Около десяти велосипедист из Дворца правосудия…

– Знаю.

– Значит, вам все известно… Завтракать я пошел довольно поздно: тут рядом стройка, и рабочие питаются в этом ресторанчике. Все столики были заняты… Как вам кальвадос? Стоящий, верно? Мне кажется, именно в ресторанах для шоферов…

Перед домом напротив останавливается машина. Мегрэ встает.

– Расплатись за меня. До скорого!

– Наблюдение продолжать?

– Да.

Через секунду подкатывает вторая машина. Из первой выходят два почтенных господина и высоченный парень, несомненно санитар, несущий объемистый докторский саквояж. Во второй прибыли следователь и судебно-медицинский эксперт доктор Поль.

«А, Мегрэ! Привет! Я не знал, встречу ли я вас здесь…» «Ну, что? Сумасшедший? Вменяем?.. Не может же у вас не быть определенного мнения…» «Здравствуйте, господин профессор… Добрый день, Делавинь… Как там с вашим больным, у которого амнезия? Симулянт, не так ли?»

Стоя на тротуаре, они обмениваются любезностями, представляют друг друга. В воздухе разлито благодушие, и со стороны никто не догадается, что эти важные пожилые мужчины прибыли решить вопрос о свободе одного из себе подобных.

– Пошли?.. Ведите нас, дорогой комиссар: вы ведь тут уже бывали.

Лестничные витражи бросают на лица цветные пятна: то кроваво-красные, то сверкающие, как луидоры. Мегрэ звонит. Мелкие шажки в квартире. Наконец дверь отпирают.

– Входите, господа, – бросает комиссар, отступая в сторону.

– Входите, – вторит ему г-жа Ле Клоаген.

В чем дело? Почему она нервничает? Она вводит посетителей в гостиную и поворачивается к Мегрэ, единственному, с кем знакома:

– Где он?

– Вы о ком? Как вам известно, эти господа приехали, чтобы подвергнуть вашего мужа психиатрическому освидетельствованию. Вы получили извещение, посланное вам присутствующим здесь господином судебным следователем.

– Вот что это было такое!

– Послушайте, сударыня, сегодня около десяти утра, когда господин Ле Клоаген был на прогулке, велосипедист-рассыльный вручил вам официальное письмо.

– Да. Но оно было адресовано моему мужу.

– Вы не вскрыли конверт? Не знаете, что в нем было?

– У меня нет привычки читать чужие письма. Насколько помнится, я положила конверт – желтый такой – вон туда… Да вот же он!

Она распахивает дверь в прихожую и указывает на старинный столик на одной ножке, под которым действительно валяется желтый конверт со штампом прокуратуры. Конверт пуст.

– Что здесь произошло?

– Не знаю. Мой муж, как всегда, вернулся к завтраку.

– Он прочел письмо?

– Думаю, что да, поскольку мы с дочерью конверт не распечатывали. Завтракали мы втроем. Не уверена даже, что со стола убрано… Так и есть… Наша прислуга в отпуске. – Она открывает другую дверь, в столовую, где стоят три прибора, фрукты, остатки сыра. – Вот видите… Потом я решила, что Октав ушел к себе вздремнуть. Он ведь по характеру очень скрытен, очень…

Г-жа Ле Клоаген не боится, что над ней станут иронизировать, вспомнив, что именно она запирала старика на ключ, как шалуна-школьника.

– Разве он не у себя?

– Я только что проверяла – нет. К тому же его пальто на вешалке тоже не оказалось. Он, вероятно, вышел.

– В котором часу вы видели его в последний раз?

– Мы встали из-за стола без четверти час: у нас едят рано. Не объясните ли вы мне, чего эти господа…

Мегрэ с горькой улыбкой смотрит на растерянного следователя. Г-жа Ле Клоаген гнет свое:

– Вам лучше знать, где мой муж, – вы же круглые сутки держите нас под наблюдением.

Комиссар подходит к окну и на тротуаре напротив видит Жанвье, который, ковыряя зубочисткой во рту, поглядывает на дом.

Оба психиатра выказывают признаки нетерпения и, поскольку объект освидетельствования отсутствует, просят разрешения вернуться к своим занятиям.

– Вы уверены, сударыня, что вашего мужа нет дома? – осведомляется озадаченный следователь.

– По-моему, раз дело зашло так далеко, вам никто не мешает обыскать квартиру, – со всей надменностью, на которую только способна женщина столь маленького роста, чеканит она.

Час спустя приходится примириться с очевидным фактом: Октав Ле Клоаген исчез вместе со своей шляпой и зеленоватым пальто.

7. Молчание комиссара

Нет, господин судебный следователь, Мегрэ никому не собирается мстить. Он не хмурится, он не взбешен – он встревожен, на плечах у него груз, и тем не менее ему кажется, что он начинает кое-что понимать. Вот почему он молчит.

Вы-то говорите, безостановочно говорите, чтобы рассеять свое смущение, чтобы вам хоть кто-то сказал, что вы были правы или хоть не совсем не правы.

Мегрэ не сердится на вас за ваше утреннее зазнайство, за несколько ироничное самодовольство, с каким вы объявили о принятых вами мерах.

«Служба в полиции – занятие не для мальчиков из церковного хора».

И уж подавно, расследование уголовного дела не поручают девочкам. А в духовном смысле вы рядом с Мегрэ форменная девчонка. Из книг вы узнали много всякой всячины о природе человека. Вы способны цитировать эти книги наизусть, но от этого мало проку, и доказательство тому – краска смущения и дрожь, которую вы до сих пор не сумели унять.