На первых ролях - Кейт Коскарелли

– Печально, – пробормотала Хилда, довольная, что Леверн не пытается хитрить. – Так чем же я могу помочь?

– Карьера Банни клонится к закату, Хилда, – честно призналась Леверн. – Последнее время ее снимали в самых средних фильмах, у Руперта Дона не хватает воли настоять на своем и защитить ее.

– Агент вряд ли может что-то сделать, если актер связан контрактом, Леверн, – покачала головой Хилда, внимательно наблюдая за Леверн.

– Понимаю, но он потерял веру в Банни – это можно сказать по тону, каким он всегда извиняется за студию и держит их сторону. А агент должен быть союзником клиента, черт возьми! – рассерженно воскликнула Леверн.

– Хотите, чтобы агентство Гарланд подписало с ней соглашение? – осведомилась Хилда, сложив кончики тонких и очень белых пальцев, и задумчиво коснувшись подбородка.

– Не просто агентство Гарланд, а именно вы. Банни нужен агент, который верил бы в ее способности и возможности, готовый сражаться за нее.

– Но почему так необходимо делать это именно сейчас?

– Потому что пожар вновь привлек к Банни внимание прессы, а вы знаете, какая у продюсеров короткая память. Необходим кто-то, способный организовать ее триумфальное возвращение как можно быстрее, добыть контракт на приличный фильм, пока вся суматоха не улеглась. При наличии хорошей роли фильм будет кассовым, обещаю!

Леверн говорила страстно, убедительно, потому что сама верила каждому слову.

– А как насчет контракта с Рупертом?

– Чепуха! Я могу сегодня же разорвать его, уведомив Дона письмом. Вы позаботитесь о Банни? – с беспокойством спросила Леверн.

– Судя по фотографии в газете, она должна похудеть не меньше чем на тридцать фунтов.

– Ей необходим стимул, – поспешно заверила Леверн. – Она слишком много ест, только когда расстроена и несчастна.

Хилда нажала кнопку вызова секретарши. Та немедленно явилась с блокнотом, и Хилда продиктовала короткое письмо агенту Банни с уведомлением об увольнении.

Закончив диктовать, она велела:

– Напечатайте на простой бумаге и отдайте на подпись Банни Томас. Пусть миссис Томас заберет его с собой.

После ухода секретаря, Хилда развернула кресло, оказавшись спиной к посетительнице, и несколько минут задумчиво смотрела в окно. Потом также внезапно развернулась и серьезно сказала:

– Леверн, хотя вы и мать Банни, думаю, вы правы. Ее возможности совершенно не раскрыты. Сделайте так, чтобы она похудела, а я постараюсь, чтобы ей дали роль в новом фильме Рика Уэнера.

Леверн ошеломленно охнула:

– Господи, да ведь он снимает эти скучные картины – «Синема верите».[6] Они и идут в основном в творческих клубах! Что Банни делать в таком фильме?!

– Играть, дорогая! И она сделает это без тонны грима, дорогих платьев и тщательно причесанных волос. Люди устали смотреть на актрис, которые стараются только выглядеть как можно лучше и украсить сцену. Банни необходимо столкнуть с обрыва, и она либо полетит, либо, мешком свалится в пропасть. Это единственный шанс возродить ее карьеру.

– Господи, вы меня пугаете, – пробормотала потрясенная Леверн. – Неужели Банни сумеет выжить только благодаря себе?

– Рик хочет, чтобы его фильмы получили широкое признание, а сделать это можно только одним способом – снять известную кинозвезду и добиться от нее блестящей игры. Он великий режиссер и, если все пойдет как надо… Представьте, что случится. Номинация на «Оскара». Свободный выбор самых лучших сценариев. И, что важнее всего, Банни начнут уважать. Подумайте, сколько хорошеньких женщин в городе смогли этого достичь?

Леверн внимательно слушала, запоминая каждое слово, не отрывая взгляда от заледеневших глаз агента, словно превратившихся в мраморные шарики. Господи, эта женщина просто великолепна! Она может стать либо лучшим другом, либо смертельным врагом.

– Ну?.. Что вы думаете об этом? – спокойно спросила Хилда.

– Наверное, нужно принять ваше предложение, – кивнула мать Банни.

– Вы не пожалеете. Я видела все фильмы с участием вашей дочери и считаю, что студия попросту зря расточает талант. Я заметила, какая глубокая боль таится в этих сияющих глазах.

Леверн настороженно встрепенулась.

– Боль? Какую боль вы заметили в Банни? – нервно спросила она и, пытаясь не выказать беспокойства, поспешно сказала: – Что вы, у нее очень милый добрый характер, с ней так легко ладить, и, кроме того, Банни всегда на седьмом небе, когда работает.

Хилда Маркс вынула длинную сигарету с фильтром из лежавшего на столе золотого портсигара от Тиффани, закурила и, задумчиво наблюдая, как дым поднимается к потолку, язвительно усмехнулась.

– Я вижу в ней женщину, хранящую тайны… глубоко в душе… Мрачные зловещие тайны, о которых, возможно, никто никогда не узнает. Помяните мое слово; она станет совершенно другой актрисой, если мы найдем режиссера, сумеющего проникнуться ее болью и воплотить ее эмоции на экране.

Леверн вышла из офиса с письмом для Руперта Дона в руке и тревогой в глазах. Неужели ее дорогая милая очаровательная Банни все еще страдает из-за этих ужасных ночей с Гордоном Бейкером? Нет, этого не может быть! Все эти годы Банни ни словом не упоминала о прошлом.

ГЛАВА 10

Челси услышала, как поворачивается ручка в двери спальни, быстро закрыла глаза, притворившись спящей, зная, что бабушка проверяет, не проснулась ли она. Девочке не хотелось говорить, не хотелось вообще ничего – только побыть одной. Она непрерывно думала о пожаре. Все случилось так быстро! Сначала было так волнующе – наблюдать, как пламя охватывает дом, как спасают мать… Но сейчас, осознав холодную реальность потери, девочка чувствовала себя ужасно. Все, что у них было, – потеряно: одежда, книги, игрушки, любимые куклы – все. Вчера, разговаривая с бабушкой о переезде, Челси надеялась испытать нечто вроде приключения, но теперь, когда единственный дом, который она знала, исчез, девочка испугалась. Как трудно поверить, что она никогда больше не проснется в прелестной розовой спаленке, не откроет окно, не вдохнет запах цветущего апельсина, не сбежит по широкой изгибающейся лестнице, касаясь ладонью отполированных до блеска перил. Дверь бесшумно закрылась – значит, бабушка ушла. Челси открыла глаза, оглядывая незнакомую обстановку. Очень милая комната в голубых и зеленых тонах, но ничего похожего на то, как было дома. Она опять зажмурилась, пытаясь прогнать воспоминания о том, что ушло навсегда.

Челси стиснула подушку, маленькую мягкую «думку», с которой спала всю свою жизнь, и нащупала внутри шкатулку. По крайней мере, любимые драгоценности матери спасены. Как будут счастливы мама и бабушка, узнав, что хоть что-то прекрасное уцелело!