Любовь на всю жизнь - Джейн Фэйзер

Оливия вновь почувствовала повязку у себя на ноге.

— Я справлюсь и сама.

— Нет, — покачал головой Энтони. — Я уже говорил вам, Оливия, что я в некотором роде врач. Тут нечего стесняться.

— Что вы! Одно дело — когда я была без с-сознания, и совсем другое — теперь.

— Не вижу разницы. Я выполняю обязанности лекаря. В противном случае, уверяю вас… это было бы не так… совсем не так. Но, клянусь вам, я без труда способен воспринимать ваше тело не как мужчина, а чисто с практической и медицинской точки зрения.

— А у вас будет… то есть вы сейчас можете реагировать как мужчина? — выпалила Оливия, удивляясь собственной смелости.

Энтони загадочно улыбнулся.

— О да, — тихо ответил он. — Без сомнения. Но как я уже говорил, теперь речь не об этом.

Энтони поставил шкатулку на стол и открыл крышку, а затем, ногой подвинув к себе табурет, сел и взял Оливию за руки. Притянув девушку поближе, он повернул ее к себе спиной.

— А теперь почему бы вам не поднять подол? Мне всего лишь нужно снять повязку.

— Но он и так поднят, — слабо запротестовала Оливия, осторожно поднимая подол. Легкий ветерок из иллюминатора холодил ее ноги. — Так достаточно?

— Чуть выше.

— Но… тогда вы увидите мои ягодицы!

— Прелестные маленькие ягодицы, — рассмеялся он. — Нет… нет, не отстраняйтесь. Прошу прощения, просто невозможно было удержаться. Обещаю не смущать вас своим взглядом, но мне нужно добраться до булавки.

— О! — воскликнула Оливия со смешанным чувством стыда и покорности. Она подняла подол еще выше, и от ворвавшегося в каюту бриза ее ноги покрылись гусиной кожей. По крайней мере причиной такой реакции мог быть холодный воздух.

Энтони отстегнул державшую повязку булавку. Его пальцы касались кожи Оливии, живо напоминая ей о том странном полусонном состоянии, в котором она прежде пребывала. Но теперь она была в сознании и остро реагировала на его прикосновения. Он дотронулся до внутренней поверхности ее бедра, и она непроизвольно дернулась.

— Спокойно, — тихо сказал он, обхватив бедра девушки и удерживая ее на месте. — Я не могу делать перевязку, не прикасаясь к вам. Сейчас промою рану, смажу целебной мазью и снова забинтую. Все уже поджило, завтра можно будет снять швы.

Оливия стиснула зубы, представив себе, что находится совсем в другом месте, а не стоит, задрав подол, перед этим незнакомым мужчиной. Наконец он еще раз плотно обернул повязку вокруг ее бедра и застегнул булавку.

— Ну вот, теперь все.

Оливия опустила подол, отодвинулась от него, а затем сдернула с головы полотенце, и ее влажные волосы рассыпались по намокшему тотчас воротнику ночной рубашки.

Ее пробрала дрожь.

— Почему бы вам теперь не вымыться и не переодеться? — спросил Энтони. — Во втором ведре еще достаточно горячей воды. Только оставьте немного для меня. — Он подошел к столу с картами и весело добавил:

— Пиратство — дьявольски грязная работа.

Оливия посмотрела на лохань и поднимавшийся над ведром пар, провела рукой по намокшему вороту своего импровизированного платья, а затем перевела взгляд на свежую одежду.

— Это займет пятнадцать минут, — сказала она.

— Не стоит торопиться. — Энтони склонился над картой, взяв в руку секстант.

— Я позову вас, когда закончу.

— О, полагаю, я и так узнаю, — отозвался он. Оливия нервно сглотнула.

— Значит, вы останетесь здесь?

— Конечно, но я отвернусь. Даю вам слово чести, — едва сдерживаясь от смеха, проговорил он.

— Чести?! — воскликнула Оливия. — Вас нельзя назвать человеком чести. Вы пират и похититель, и вы рисуете людей обнаженными, когда они этого не видят, и не сомневаюсь — способны убивать людей. В общем, вы не джентльмен. О какой чести может идти речь?

— Но разве вы никогда не слышали о разбойничьей чести, Оливия? — насмешливо спросил он, даже не повернувшись. — Обещаю, вы увидите лишь мою спину. Только, умоляю вас, поторопитесь. В противном случае к тому времени, когда настанет моя очередь мыться, вода совсем остынет. А я жду не дождусь мыла и чистой одежды.

Оливия помедлила в нерешительности, а потом покорно двинулась к лохани. Ну и что, если он обернется? Он не увидит ничего такого, чего не видел раньше. Правда, тогда он действовал как врач, напомнила она себе.

Налив в лохань воды, Оливия сняла ночную рубашку. Затем бросила быстрый взгляд на Энтони, но он, напевая вполголоса, старательно трудился над картой.

Торопливо окунув кончик полотенца в горячую воду, она потерла его мылом и, как губкой, намылила тело. Боже, как хорошо! На миг она даже забыла об Энтони. Однако, услышав какое-то движение у себя за спиной, тотчас схватила полотенце, чтобы прикрыться. С ее губ слетело негодующее восклицание. Он же просто перешел к шахматной доске, по-прежнему не оборачиваясь.

— Вижу, вы решили задачку, — небрежно заметил он. — Впрочем, она была не особенно трудной.

— Тогда почему вы не закончили ее сами? — спросила она, уже торопливо вытираясь.

— Просто меня куда-то позвали. — Взяв из деревянного ящичка несколько фигурок, Энтони расставил их по клеткам. — Посмотрим теперь, как вы справитесь вот с этим.

Оливия сунула голову в вырез чистой ночной рубашки. Ее облегченный вздох прозвучал достаточно громко, и Энтони тут же обернулся. В глазах его пряталась улыбка. Подойдя к девушке, он обхватил ладонями ее лицо, затем провел рукой по черным влажным локонам, причесывая и взбивая ее волосы.

— Говорил же, что я вполне приличный парикмахер.

Он рассмеялся и осторожно дотронулся до ее губ.

— У вас такая чудесная кожа. Прямо как густые сливки. И изумительные глаза. Черные и мягкие, как бархат.

Оливия пристально смотрела на него. Ей впервые говорили такое.

— Вы… вы пытаетесь меня соблазнить?

— Пока нет. — Он вновь рассмеялся и ущипнул ее зад.

— Я никогда не занимаюсь этим натощак. — Оливия в ужасе отшатнулась.

— Мне кажется, вы распутник, — произнесла она. — И я не позволю вам соблазнить меня.

— Неужели? — Он вопросительно приподнял бровь. — Хотя в данный момент этот вопрос представляет чисто академический интерес.

Отвернувшись от нее, Энтони стянул через голову рубашку. Какая загорелая спина! А сам он высокий, стройный и гибкий…

Оливия ощутила странную тяжесть внизу живота. Она сразу же отвела взгляд, схватила изумрудный шарф и принялась его старательно, завязывать у себя на талии. Однако, услышав звяканье пряжки ремня, она непроизвольно вновь взглянула на Энтони.

Сбросив штаны, он как раз переступал через них. Рот Оливии приоткрылся в немом изумлении.

— Вы сказали, что привыкли к виду мужского тела, — сказал он. — Без фиговых листков.