На переломе эпох. Исповедь психолога - Светлана Беличева-Семенцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо интрижек и отслеживания разных нарушений морального облика парткомы усердно занимались организацией изучения материалов Пленумов и Партсъездов КПСС. Эти материалы, в которых рапортовалось об очередных достижениях партии и народа, дотошно прорабатывались на собраниях партийными и беспартийными. Но вот что интересно, чем о больших достижениях рапортовали на партсъездах, тем меньше было продуктов и товаров в наших магазинах. Да и то, что было, увы, спросом не пользовалось, все изощрялись как могли, заводили блат, знакомства с торгашами и их родственниками, чтобы достать импорт. Вместо слова «купить» употреблялось «достать». И после партсобраний с очередным славословием в адрес партии и правительства, народ разбегался по кухням, где в тесных компаниях травились анекдоты типа «Пять противоречий социализма»:
Первое противоречие – Никто не работает, а план выполняют.
Второе – План выполняют, а в магазинах ничего нет.
Третье – В магазинах ничего нет, но у всех все есть.
Четвертое – У всех все есть, но все недовольны.
Пятое – Все недовольны, но все голосуют «за».
Лишенный возможности высказываться публично, народ перешел на своеобразный вид фольклора – анекдоты, в которых в юмористической форме вполне находили отражение и оценку внутренние и международные события.
И когда такие знаменитые и заслуженные люди, как академик Сахаров и писатель Солженицын сделали попытку высказаться публично, их тут же всенародно осудили и выслали. Одного – из страны, а другого, в виду того, что был носитель важных государственных секретов, в Нижний Новгород под бдительный контроль вездесущего КГБ.
Обсуждение и осуждение, конечно же, проводились в лучших советских традициях – «не знаю», «не слышал», «не читал», «но осуждаю». Однако на этот раз обсуждение и осуждение проходило как-то совсем без энтузиазма и даже раздавались кое-где робкие голоса отдельных любознательных товарищей «Дескать, нам бы почитать, познакомиться, чего там они пишут, а то как – то неинтересно обсуждать без ознакомления».
И тогда партийные идеологи, видя, что народ заскучал без печатного слова, предложили выпущенную миллионными тиражами трилогию, написанную, якобы, от первого лица о славном жизненном пути нашего кремлевского вождя времен застоя. Подробное описание жизненного пути Л.И. Брежнева в трех томах под названием «Возрождение», «Малая земля» и «Целина» тут же доморощенными остряками были переименованы в неприличные названия с аполитичным оттенком «Возражаю», «Земли мало», «Цель иная». Ох и докаркались злые языки, не прошло и десяти лет, как вновь избранный после нескольких траурных кремлевских процессий молодой и современно мыслящий генеральный секретарь заговорил именно так и выдвинул именно эти лозунги.
Но до этого времени еще надо было дожить, а пока, пока страна катилась в полный маразм, и казалось, выхода из этого нет.
Самый счастливый 1989-й
И все-таки, несмотря на все дефициты, самый острый дефицит, который испытывала интеллигенция, а ее за годы советской власти воспиталось немало, самый острый дефицит был информационный, Хранились в тайниках «Архипелаг Гулаг» Солженицына, «Жизнь и судьба» Гроссмана, с купюрами чуть не в полромана издан «Тихий Дон» Шолохова, недоступны были писатели эмигранты – и те, которые бежали в свое время из советской России, и те, кто позже были выдворены как диссиденты. Что говорить, если «Роковые яйца» и «Собачье сердце» моего любимого Булгакова мне давал Режиссер читать в варианте, перепечатанном на машинке, аккуратно переплетенном и тайно хранившемся в домашней библиотеке. Какой же поистине подвиг совершили Елена Сергеевна, вдова писателя и главный редактор журнала «Москва» Константин Симонов, когда в 1966–1967 годах опубликовали бессмертный булгаковский роман «Мастер и Маргарита». Да и знаменитый, издаваемый огромными тиражами «Тихий Дон» Шолохова, без купюр и сокращений мне удалось прочесть лишь в 2010 году, когда неожиданно в книжных развалах на Арбате обнаружила этот роман в 4-х толстенных томах, значительно по объему превосходящих те, что хранились у нас дома и которыми я зачитывалась в юности. Я, конечно, была удивлена этими объемными томами, пока не прочитала в предисловии, что это первое без купюр и сокращений издание «Тихого Дона» 2004 года.
Чтению этого полного издания я посвятила отпуск. И была буквально потрясена описаниям кровопролитной жестокости и со стороны красных, и со стороны белых, и того, как были втянуты помимо своей воли в братоубийственную гражданскую войну казаки, мечтавшие после окопов империалистической войны вернуться к мирному хлебопашеству. Описывал Шолохов эту кровавую жестокость красных и белых с равным сочувствием ко всем, как всеобщему гибельному народному бедствию, завершив роман символической сценой, когда Григория, возвратившегося домой после военных скитаний, встречает лишь сын Мишутка, один оставшийся в живых из многочисленного семейства Мелиховых.
Конечно, не могли советские цензоры пропустить всю подлинную правду о бессмысленности и жестокости братоубийственной гражданской войны, развязанной большевиками. И многочисленными купюрами подправили ту трагическую действительность, которую изобразил гений писателя.
Там же, в книжных развалах Арбата, нашла я роман «Сивцев Вражек», написанный Михаилом Осоргиным в эмиграции в 1926 году и не издаваемый в Советском Союзе. Не могла Советская власть допустить, чтобы в стране победившего социализма знали, как вымирали и вымерзали безобидные московские интеллигенты, оставшиеся в годы гражданской войны без продовольствия и дров, которыми отапливались арбатские особнячки.
Так бы, наверно, и жили мы в условиях информационной блокады, если бы Михаил Сергеевич, возглавивший КПСС в 1985 году, не объявил гласность и перестройку. Перестройку мы, признаться, не почувствовали, но гласность… Гласность в корне изменила нашу жизнь. Периодические журналы «Новый мир», «Современник», «Огонек» и прочие передавались из рук в руки и зачитывались до дыр. Их тираж фантастически рос. И среди толстых журналов, пожалуй, рекорды бил «Новый мир». Если в 1975 году его подписка составляла 175,000 экземпляров, то уже в 1986 году она увеличилась до 1,200,000 экземпляров и держалась так да 1991 года, после чего, шоковая терапия обрушила и подписку журналов, и их подписчиков. К концу 1992 года подписка уже была чуть больше 240000 и дальше начала также стремительно снижаться.
Исторический парадокс революций повторился в очередной раз. Революционеры становятся жертвами свершенных ими революций. Так и наша интеллигенция, с восторгом принявшая и поддержавшая гласность и перестройку, первая стала ее жертвой, в массе своей лишившись работы и профессии, когда высококвалифицированные инженеры становились рыночными торгашами и уличными бомбилами, то есть таксистами-нелегалами. А кандидаты и доктора наук в НИИ и вузах – из высокооплачиваемого контингента перешли в ряды нищенствующих граждан с поистине грошовой зарплатой. Но все это было потом. А пока…
А пока жизнь бурлила и после наскучившего и, как казалось, беспросветного и бесконечного застоя била ключом. Литературные обсуждения выливались в бурные политические дебаты, разворачивающиеся за семейными застольями и в дружеских пирушках. Особенно страсти накалялись в нашей родительской семье, где мой младший брат, темпераментный и убежденный демократ первой волны, сражался с не менее убежденными коммунистами: папой, вступившим в партию на фронте, и дядькой, 25 лет проплававшим на военных кораблях замполитом.
Следивший за литературными новинками брат крыл неизвестными доселе фактами, обезоруживая убежденных коммунистов, всю сознательную жизнь верно служивших партии.
Брат был последователен в своих убеждениях и от слов перешел к делу.
В Харькове он возглавил избирательную компанию в поддержку кандидатов от демократов: Виталия Коротича, главного редактора сверхпопулярного «Огонька» и Евгения Евтушенко. Борьба была не шутейная. Харьков был заклеен листовками с остроумными текстами, чаще в стихотворной форме, организовывались митинги и собрания в коллективах, вербовались единомышленники среди журналистов. И эти усилия не прошли даром. Коротич и Евтушенко стали депутатами Верховного Совета СССР от Харькова. Да, это был удивительный, действительно избранный в 1989 году без всякого административного ресурса и мошенничества на избирательных участках Верховный Совет, куда вошли не только известные личности, литераторы, ученые, юристы, но и опальные при советской власти Сахаров и Ельцин.
Думал ли, ожидал ли Михаил Сергеевич, какими непредсказуемыми последствиями обернется объявленная им гласность и чем закончится для страны поголовное опьянение от свободы и демократии?
Так же, как плотину прорывает из-за образовавшейся микроскопической трещины, так и целую страну, нерушимый Советский Союз смыло разбушевавшимися волнами демократических свобод. Но каковы бы не были последствия, нельзя винить за них этого мужественного и честного человека, попытавшегося вывести из тупикового пути страну, которая была колоссом на глиняных ногах.