Куйбышев - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, ты не будешь у меня, моя тихая грусть, моя светлая радость (это тоже ты, Елочка)…
А все-таки, может быть, можно занять где-нибудь денег и приехать ко мне. Милая, если ты еще здесь, сделай так. Ведь найдется же кто-нибудь из моих знакомых, кто одолжит рублей 15–20, а я потом переведу этот долг в более терпеливые руки, которые подождут подольше, когда я буду иметь возможность отдать. Вот снова маленькая надежда… Буду ждать!
О Нарыме пока не пишу: обживусь, пригляжусь, тогда… Рассказ обещанный скоро начну… Стихи напишу в следующий раз. Привет твоей сестре и маме. Прощай на неделю. Ты постоянно со мной, моя светлая подруга! Еще и еще хочется писать. Но кончаю. Жду, тоскую».
«16–17 августа.
Набегая на мыс песчаный,
Говорила волна тоскливо:
«Уведи меня, мой желанный.
Оторви от тины залива».
Но молчит угрюмый и длинный
Мыс песчаный, желтый от боли.
Разве сам он ушел от тины,
Разве сам он на вольной воле?
Позади все камни могилы,
Впереди все воды залива…
Самому подняться нет силы…
А волна его молит тоскливо.
С. Сергеев-Ценский
Милая, желанная Фина! Сегодня, кажется, опять мало побеседую с тобой: ходили сегодня в лес с двумя товарищами, вернулись только недавно, а до парохода уже мало. В лесу было хорошо. Я пришлю тебе два фотографических снимка, и ты, если бы взглянула без предупреждения, ни за что не подумала бы, что это — Нарым. Хороший сосновый бор, ясное голубое небо. Утро провели хорошо: согрели чай, дурили, барахтались по траве. И я подумал: «Если бы здесь была моя Фина, мы бы часто гуляли в этом бору. Ясное солнышко освещало бы нас, а старые сосны удивленно примолкли бы, пораженные красотой нашей светлой, улыбающейся дружбы». Зачем тебя здесь нет, мой светлый друг? Сегодня у меня хорошо на душе. А у тебя что?..
Долго теперь я не получу от тебя весточку, по минимальному расчету 25-го. Но вот будет ужас — это через полтора месяца: наступит распутица, и Нарым в продолжение 2 месяцев совершенно отрезан от мира. В прошлом году почта не получалась в течение девяти недель! Но ты, конечно, не будешь считаться с этим и не перестанешь писать. По окончании распутицы я сразу получаю целую кучу твоих писем! Целый дневник! Воображаю уже, с какой жадностью я буду его перечитывать…
Заниматься еще не начал, но наметил план и вот завтра начну. В будущем письме напишу подробно об этом. Я теперь не буду сообразовываться с пароходом, а просто буду опускать письма в ящик по мере написания… Получил деньги за корреспонденцию. Вышло очень неожиданно и замечательно кстати. Думал уже лезть в долги, а тут вдруг как с неба.
Начал было «промышлять», как здесь выражаются, то есть охотиться, рыбачить, но, кажется, игра не стоит свеч. «Промышлять» выгодно в смысле заработка, зато почти весь день бы уходил на это. Мне же хочется иметь побольше времени для занятий…»
«18 августа, 6 часов утра.
Вернулся только что с рыбалки. Вынимал сети. Руки закоченели. Видишь, не слушаются. Вот только теперь солнышко начинает разгонять ночной холод. Светит ли тебе сейчас это солнце? Или ты за каменными стенами города-тюрьмы? Я сейчас скажу солнцу, чтобы оно послало лишний яркий, радостный луч в твою комнату и разбудил бы луч тебя…
Прочел сейчас рассказ «Эмигрант» в июньской книжке «Вестника Европы». Я еще не разобрался в мыслях и чувствах, которые он вызвал, но много их всколыхнулось в душе. Вопросы, мысли поднимались и снова исчезали, заглушая друг друга, сменяя друг друга, но не знал, что главное, какой вопрос нужно решить прежде всего, чтоб, решив его, или начать жить как-то по-иному, или уж совсем не жить. Этот рассказ натолкнул на путь: знаю, что надо решить, в чем разобраться, чтобы скорее получить ответ, категорический ответ на вопрос «что делать?». Напишу об этом потом. Сейчас у меня на очереди
