Via Roma - Роман Лошманов

Когда он услышал, что мы говорим по-русски, то стал говорить тише.

алё

Когда я звонил девушке внизу, чтобы она включила отопление, она (её звали Мелтем) говорила: «Алё!» совсем как русская. В одном из соседних номеров громко ругались мужчина и женщина, переходя с турецкого на русский и снова на турецкий.

окно

Из окна нашей комнаты была видна Голубая мечеть справа вверху и японский ресторан прямо внизу. Обычно он, освещённый, пустовал, но однажды вечером вокруг одного из его столов сидели японцы. Нам было хорошо видно их молчание. Поужинав, японцы уходили строем.

святая софия

Если бы бог был, он был бы там, в Айя-Софье, которая говорит об устройстве мира больше, чем сотни тысяч книг. Вся её наружная тяжесть – для того, чтобы внутри было невесомо: неважно, как выглядит этот рукотворный простор снаружи, он сделан, чтобы находиться внутри него. Всякий входящий сюда понимает, что бог велик, даже если его нет.

ислам

В Топкапы многочисленные тонкие и светлые колонны похожи на аллеи тонких и светлых облетевших платанов. Видно, как из порта на другом берегу Босфора выходит и быстро, на манер рейсового автобуса, разворачивается огромный нагруженный контейнеровоз; остальные корабли тоже двигаются быстро как часы. Я смотрю на бело-голубые изразцы и думаю о том, что ислам чист и светел.

ссора

Мы никак не могли выбрать, где поесть, решили сначала побывать в Бинбирдиреке и из-за голода поссорились. Бинбирдирек был совсем рядом, но мы нашли его с трудом, потому что, спрашивая дорогу у прохожих, делали лишние шаги и кружили. Между колонн, которых оказалось немного, было пусто. Мы взяли кофе и посмотрели на воду в небольшом квадратном бассейне.

пальцы

В Цистерне Базилике много тёмной воды с большими плавными рыбами и все суют пальцы в плачущую колонну.

марки

Почта располагается в каком-то муниципальном здании. Его охраняет полиция, в него входят мужчины и женщины в костюмах.

– Почта?

– Почта, – утверждает полицейский и показывает на лестницу вниз.

Почта в полуподвале. Мы спрашиваем у служащего марок, перечисляя страны, куда хотим отправить открытки, а потом спрашиваем:

– А у вас есть другие марки?

– Другие марки?

– Коллекционные марки.

– Коллекционные марки? Да, у нас есть коллекционные марки.

Он достаёт небольшой кляссер, в котором лежат почтовые блоки. Некоторые из них красивы, и мы выбираем их.

– Вот эти и эти я не могу вам продать. Их я сам коллекционирую, – говорит служащий.

ин май харт

За уличным забором мы увидели могилы. С другой стороны улицы, сзади, нам махал и громко улыбался то ли торговец, то ли официант. Он махал и звал нас каждый раз, когда мы оборачивались посмотреть на него или на пройденный путь. Мы вспомнили, как в первый день продавец магазина на Диван-Йолу, мимо которого мы проходили, провожал нас неспешными и ровными словами: «Диар френдз. Ю ар олвиз ин май харт. Ай невер форгет ю».

были?

Мы заблудились в Кумкапы и очутились на площади, от которой вверх, вниз и в другие стороны расходилось несколько улиц. Её пересекал, спускаясь, крупный мужчина с рубашкой, болтавшейся на пузе.

– О! – замахал он нам рукой. – Туристы?

– Туристы! – отвечали мы.

– В Айя-Софье были?

– Были, очень красиво.

– А в Топкапы?

– О, Топкапы.

– А в Голубую мечеть заходили?

– Нет, мимо проходили.

– Обязательно зайдите! Там красиво. Ну, пока! – и ушёл, размашистый, и мы ушли.

ени джами

Мы заблудились в торговых улицах и решили выбираться к Новой мечети. «Ени джами?» – спрашивал я у продавцов, грузчиков, коммерсантов. Все они морщили лбы, рассыпались в громких «саа» и «сола», жестикулировали, но один отвечал кратко, и в его словах не было ни «саа», ни «сола». «Ени джами?» – повторил я. «Ай донт ноу», – ответил он и улыбнулся. Мы заблудились в Кадыкёе, в Султанахмете, снова в Кадыкёе.

дела

За пять дней мы видели всего двух нищих, остальные в этом городе были чем-нибудь заняты. Тихий старик, торговавший парой коробок фиников и фисташками у Египетского базара. Подросток, кидавший на улице Истикляль в стену дома прилипчивых Человеков-Пауков. Продавцы симитов и каштанов. Люди, тащившие тюки в лабиринтах торговых улиц. Человек, который стоял на туристической дорожке, ведущей от Айя-Софьи к Топкапы, и продавал носки с надписью «Hugo Boss»; рядом с носками лежали несколько тюбетеек, а когда мы шли обратно, он уже сидел и играл на своей багламе, отставив подставку с носками в сторону. И вокруг кружатся остальные миллионы, занятые делами.

симит

Чайки висят в воздухе за паромом. У борта стоит человек, он отрывает им кусочки специально для этого купленного симита. Когда хлеб кончается, человек прячет руки в рукава и больше не смотрит на чаек, он смотрит на берега. Мы тоже бросаем свой хлеб. Это похоже на беспроигрышный баскетбол: еда попадает точно в клювы.

баклава

В последний день было прохладно, мы с чемоданами постояли на Ипподроме, потом постояли у скамеек у мечети Фируз-Ага. На одной из них ворочался человек. Времени до самолёта было ещё много, лир мало. Я решил купить баклавы в кондитерской и оставить немного на трамвай и метро, чтобы больше не менять доллары. Баклава была красивой, хотелось купить каждой понемногу, её продавал молодой рослый турок, он был вежлив. Он наполнил коробку, поставил её на весы, назвал цену. Я пытался объяснить ему, что нам должно ещё хватить на проезд, но он не понимал моего английского (я и сам его не понимал).

– Слишком много, – сказал я.

Он перестал быть вежливым. Он сказал сурово:

– Много?! Да тут каждой настоящая цена – лира!

Я понял, что не смогу объяснить ему, что имел в виду не деньги, а баклаву, и сказал:

– Спасибо.

Арзамас в марте 2009 года

Маму провожали на пенсию в кафе «Золотые купола». Часть продуктов принесли сами. «Колбаса, – увидела работница, разбиравшая сумки. – А разве колбасой поминают?» Поминки, свадьбы, дни рождения – разница невелика; мне кажется, кафе в этом городе и существуют большей частью только для дней рождения, свадеб, поминок. На стенах «Золотых куполов» висят фотографии арзамасских церквей, задник небольшой сцены – сверкающие купола в натуральную величину, а над входом – кириллическая доска: «Человек! Где бы ты ни был, кем бы ты ни был, всегда должен оставаться человеком». Наверное, были прецеденты.

В газетах широко обсуждают обсуждение в передаче ведущего Малахова, прославившего Арзамас случая: капитана милиции осудили за то, что она привела в бордель несовершеннолетнюю; несовершеннолетняя стала с тех пор совершеннолетней и жизнью своей довольна. Пишут корреспонденты, негодуют жители. Вот, например, характерный пример синкретического мышления из «Арзамасских новостей»:

«Передачей просто возмущён. Акцентировать внимание на словах „Арзамас, Нижегородская область“, как это делал постоянно ведущий, считаю необоснованным и очерняющим нашу малую родину в глазах всей страны. Пусть покажут тот населённый пункт, где нет людей, ведущих аморальный образ жизни, – по-моему, это место не на нашей грешной земле». И. Городин, 60 лет, пенсионер.

В криминальной хронике пишут о том, как двое в третьем часу ночи позвонили в квартиру и ограбили молодую пару: тысяча рублей, золотые украшения, два телефона. Через несколько часов грабителей задержали. Свой поступок они объяснили так: хотели потребовать деньги с должника, но ошиблись адресом. На первой полосе «Арзамасских ведомостей» под рубрикой «Реплика» была опубликована реплика:

До чего люди недобрые…

Читаем местные газеты, много объявлений «Приму в дар», а вот «Подарю» почти нет.

До чего люди недобрые – лучше выбросят мебель, одежду, а другим не отдадут! А ведь много богатых…

И. Жуков.

Услышал также выражение «Что хуем заложено, не вырубишь топором». И ещё такое: «Спихнули, как говно с лопаты».

Бутурлино в мае 2009 года

В посёлок Бутурлино, где тренирует детей мой отец, короткий пригородный поезд «Арзамас-Сергач» идёт очень быстро, как пассажирский, а временами даже как скорый. Если в сторону Мурома леса за лесами и всё равнина, то в этих краях – перелески, поля, холмы. И станции другие: не деревянные или из силикатных кирпичей, а основательные, псевдоклассицистические, с треугольными фронтонами. На станции Смагино, где Бутурлино, такой же.

Отец показал мне спортзал на первом этаже общежития сельхозтехникума: купленный им в Москве борцовский ковёр, чёрные чучела, которые он зовёт «невестами», зал с полусамодельными, как всегда у него, тренажёрами. Потом повёл меня на Пьяну, захватив удочку – просто так, зная, что рыба не будет клевать: дул сильный северо-восточный ветер.