Старик и мистер Смит - Питер Устинов

Потом Старик посмотрел еще один фильм — там пятеро роботов в полицейской форме ковыляли по улице, медленно переставляя неживые конечности. Глаза служителей порядка были бессмысленны, лица неподвижны, полноценной жизнью жили лишь тянущиеся к куркам пальцы. От механической шеренги, спотыкаясь, пятились перепуганные гангстеры. Один из них — неизбежный негр в вязаной шапочке и черных очках-колоратурно верещал от страха. Главарь бандитов, с белой повязкой на лбу, в круглых допотопных очках и с изящным мундштуком в зубах, трусил меньше остальных. Пятиться-то он пятился, но крайне неохотно. А зря, потому что по приказу какого-то зомби, сидевшего в бронированном автомобиле, роботы открыли огонь.

Глаза их еще лютее остекленели, выстрелы слились в оглушительную какофонию. Стреляли полицейские довольно паршиво и подстрелили всего одного бандюгу, но уж зато он не просто свалился, а подскочил кверху, перелетел через перила автострады, да как бухнется в бетономешалку, что стояла сорока футами ниже!

— Пе-ре-за-ря-жай, — с выражением тупого удовлетворения на лице отчеканил зомби. Роботы-полицейские послушно выполнили приказ.

Пришел черед гангстеров дать ответный залп. Они слегка подпортили роботам экипировку, но блюстители закона явно отличались пуленепробиваемостью.

— О-гонь, — монотонно молвил зомби, и снова началась оглушительно-ослепительная канонада, погубившая еще одного негодяя. Он с грохотом влетел в стеклянную витрину и безжизненно повис в объятиях манекена, наряженного в вечернее платье.

Бандитов было не меньше дюжины, а роботы, как уже говорилось, стреляли преотвратно и тратили минимум по пять обойм на каждого подстреленного, поэтому баталия затянулась надолго. В конце, натурально, остался один главарь, которого долго гоняли по крышам, чтобы в финале ему было повыше падать. Он забрался на самый верх небоскреба и истерически захохотал — очевидно, над превратностями судьбы. Хохот был услышан одним из механических блюстителей, топтавшихся внизу в ожидании инструкций. Он задрал голову, и в его глазах промелькнуло нечто отчасти человеческое. Затем взгляд полицейского отразил целую гамму чувств, в нем пробудились кошмарные воспоминания прошлого робот сделал над собой титаническое усилие, прицелился и с криком «Вот тебе, сука, за моих товарищей!» завалил главаря с расстояния в триста ярдов.

Негодяй покачнулся и ухнул вниз, рассекая воздух. Приземлился он прямо перед бензоколонкой. Несмотря на столь трагическое падение, на лице у него застыла блаженная улыбка, а в зажатом меж мертвыми челюстями мундштуке чудодейственным образом все еще дымилась сигаретка.

Искорка с нее упала в лужицу бензина, и во весь экран полыхнуло огненным вулканом, в котором сразу потонули все неувязки сюжета, все вопросы и все ответы — вообще все.

— Про что был фильм? — спросил мистер Смит. Старик заглянул в программу.

— Назывался он «Патруль фантомов». Мертвый сержант полиции изобрел способ воскрешать убитых полицейских. Они возрождаются в виде автоматов, существующих исключительно ради мести. Сержант, будучи старшим по званию, обладает несколько более широкими возможностями, чем рядовые полицейские, он способен проявлять инициативу. Однако в финале патрульный О'Мара стряхивает путы слепого повиновения и тем самым поднимается на уровень своего полуумершего начальника. Усилием воли патрульный расширяет диапазон померкшего сознания и с криком «Вот тебе, сука, за моих товарищей!» одним выстрелом сбивает главного злодея с вершины небоскреба. Поразительная меткость патрульного свидетельствует о высоком уровне подготовки кадров в полицейской академии. В конце сказано, что каждая американская семья непременно должна посмотреть эту впечатляющую сагу о мужественных людях, отказавшихся признать Смерть окончательным ответом на все вопросы. Какая у фильма категория, догадайся сам.

— СВС?

— СВС.

Путешественники смотрели по телевизору фильмы с половины шестого утра до трех часов дня. Примерно раз в час раздавался стук в дверь, и горничная напевно вопрошала: «У вас там все в порядке?» В остальном же никто не мешал Старику и мистеру Смиту вникать в козни параноидальных сенаторов и властолюбивых начальников засекреченных лабораторий, которые во имя ложно понятого патриотизма все норовили устроить государственный переворот. Хорошо хоть находились инициативные, проницательные, а то и наделенные сверхъестественной силой одиночки, в самый последний момент все-таки умудрявшиеся спасти демократию.

— Налицо повсеместная жажда бессмертия, и меня это обстоятельство крайне беспокоит. — Так подытожил результаты десятичасового просмотра Старик, обессилевший от сплошной пальбы и полной незадействованности мыслительных процессов. — Предположим, они и в самом деле найдут ключ к вечной жизни. Поначалу технология бессмертия будет стоить очень дорого, так что позволить себе эту роскошь смогут только вырожденцы, которым богатство досталось по наследству, или нувориши, сколотившие состояние преступным путем. Они-то и будут определять стандарты бессмертия. Несчастные болваны! Неужели они не понимают, что смерть — бесценное мерило качества бытия? Будь Бетховен бессмертен, сегодня мы имели бы несколько сотен утомительно однообразных симфоний, чем дальше, тем больше похожих одна на другую. Самым распространенным заболеванием в бессмертном мире был бы не насморк, а старческий маразм. Дети появлялись бы на свет так редко, что рождение очередного младенца отмечалось бы как государственный праздник. Цивилизация, которую так долго и мучительно создавало человечество, распалась бы, погубленная сгущающейся тьмой старческого бессилия, беззубыми ртами, капающей слюной, слезящимися глазами. Вот каким будет прощальный портрет самого дивного из моих творений.

Глаза Старика были мокры от слез.

Мистер Смит ответил ему в сочувственном тоне, но все же не без примеси самоуничижительной иронии:

— Не трать попусту красноречия, дружище. Достаточно взглянуть на нас с тобой, и других аргументов против бессмертия не понадобится.

Смит протянул руку. Старик, смежив веки и приняв вид величественной серьезности, ответил на рукопожатие.

Через пару секунд мистер Смит подумал, что рукопожатие несколько затянулось, и был бы уже не прочь высвободиться, но не знал, как это сделать потактичнее.

— Не могу взять в толк, почему все эти ужасы, которые мы наблюдали по телевизору, приносят прибыль, — сказал он, чтобы сменить тему, и, не дождавшись ответа, продолжил: — Получается, что люди готовы платить немалые деньги за то, что их до смерти пугают, глушат чудовищным грохотом, молотят по всем их органам чувств до полной прострации. И это называется досугом?

Старик разомкнул веки, но руку Смита так и не выпустил.

— Все это очень напоминает хитрости, к которым некогда прибегали иезуиты. Они служили великой религии! В ее истории были свои конфузы вроде Цезаря Борджиа и Святой инквизиции, но как мощна религия, если она пережила все подобные неприятности и стала еще сильней! Так и с Америкой. Эта страна почитает себя самой могущественной и самой желанной, способной преодолеть какие угодно трудности и выйти победительницей в любой схватке. Фильмы, которые мы с тобой видели, исполнены абсурднейшего оптимизма. Там все карты в колоде крапленые, так что добродетель обречена неизменно торжествовать победу. При этом вначале всякий раз создается иллюзия перевеса сил в пользу порока. Но карты-то крапленые! Уж в этом можно не сомневаться. Нравственность все равно одолеет, даже если кажется, что Зло побеждает и ложь вот-вот будет увенчана лаврами. Фотофиниш покажет, что ленточку первым разорвало Добро. Со стопроцентной гарантией. Вот почему зрелище, о котором ты говоришь, относится именно к разряду развлечений. Добро победит (это обусловлено заранее), но победа его будет нелегкой, сопряженной с невероятным риском. Чем меньше вероятность успеха, тем ослепительней триумф.

— Странно слышать, что ты именуешь оптимизм «абсурднейшим». Обычно это обвинение выдвигаю я, причем в твой адрес. Еще удивительнее характеристика, которую ты дал обладателям наследственного и скороспелого богатства. Вырожденцы и преступники? Слишком сильно сказано, а это опять-таки не твой, а мой стиль. Не кажется ли тебе, что ты заговорил моим языком, а?

— Мы поневоле влияем друг на друга, — прочувствованно изрек Старик и еще крепче стиснул Смиту руку. Тот продолжил свою речь:

— Насколько я понимаю, содержащиеся в фильмах намеки на то, что эта страна насквозь изъедена коррупцией, льстят самолюбию американцев. Без баснословного богатства, без реальной возможности баснословно разбогатеть нет причин ни для коррупции, ни для бедности, ни для поголовной вооруженности. Ты обратил внимание, как в фильмах все время повторяется одна и та же сцена: приближается опасность, и рука мирного гражданина тихонько выдвигает ящик ночной тумбочки — проверить, на месте ли пистолет? Уж хоть один такой эпизод в каждом фильме да есть. Зато никаких упоминаний о нищете, которая в городе повсюду лезет в глаза, — бездомные, пьяные, обколовшиеся, а может, и сдохшие валяются на тротуарах, в домах разбитые стекла, дети играют прямо на мостовой… Все это неспроста. — Он прищурился, подыскивая точные слова. — Я много читал и слышал про Американскую Мечту. Однако никто толком не объясняет, что это такое. Смельчаков не находится. Эта самая Мечта обволакивает алтарь американского сознания, и выкристаллизовать ее так же непросто, как пресловутый Святой Дух, наиболее невразумительное из твоих изобретений. По определению, Американская Мечта не может быть достижима, но каждый обязан изо всех сил к ней стремиться. В ней проглядывают надежды и моления Отцов-Основателей нации, откорректированные и модифицированные под воздействием вечно меняющегося мира. В наиболее назойливой своей ипостаси Мечта предстает готическим силуэтом небоскребов в радужной дымке и звучным хором поющих в унисон голосов. На самом же деле она уже достигнута, эта греза или даже целый сонм грез, и существует в гнуснейшей и разрушительнейшей из форм!